От первого лица

— Предложенная концовка может быть истолкована превратно,— вдруг сказала Регина.— Да, наши зрители победили пиратов, но во имя чего? Чтобы самим овладеть награбленными сокровищами?

Она предложила иную концовку. Будто бы в трюме пиратского корабля томятся негритянские невольники, которых пираты везут на продажу. В результате боя невольников освобождают.

Я взглянул на Петрова. На кой черт он предложил купать их в бриллиантах? Петров сделал знак: соглашайтесь! Я согласился.

Короче говоря, нас тарифицировали. Вернее, тарифицировали меня и Глуховецкого, по всей видимости, принимая за него Петрова. Фамилия Глуховецкого была в списках комиссии.

Петров воспринял это как должное.

— Знаете, что я бы вам еще посоветовал? — сказал Филофенов, когда обсуждение закончилось.— Середина номера прекрасна, иллюзия убедительнейшая... Но оформление убого. Нужно расширить вступление и концовку. Непременно взять ассистентку...

— Может быть, предложить им Корианночку? — спросила Регина.— Она только что ушла из «Летающих блюдец».

— Ассистентка есть,— сказал Петров.

Я недоуменно взглянул на него.

— Ваша жена,— пояснил Петров.— Не скромничайте.

— Жена? — переспросил я, естественно, имея в виду свою жену, с которой мы расстались, и удивляясь нелепости предложения Петрова.

— Ну да. Яна.

— Ах, Яна...

— У вас несколько жен? — улыбнулся Петров.— Яна молода, красива и обаятельна. Кроме того, вам удобнее будет гастролировать.

Когда я дома рассказал об этой идее Яне, она пришла в восторг. Но прежде чем я увидел Яну, произошел один загадочный случай.

Я распрощался с Петровым и поехал домой на трамвае. У подъезда моего дома стояло пустое такси с потушенным огоньком. Я вошел в подъезд и увидел Регину Чинскую. Она нервно курила. Увидев меня, она бросила сигарету и возбужденно заговорила:

— У вас прекрасный номер, прекрасный... Вы далеко пойдете. Но я хочу вас предупредить: бойтесь Петрова!

— Вы его знаете? А Глуховецкий...

— Петров мой муж,— сказала Регина.— Бывший. А Глуховецкий — бездарный гипнотизер. Петров не выступал уже семь лет. Он гений гипноза... Зачем-то увлекся философией...

Она усмехнулась и вытянула из сумочки еще одну сигарету.

— Он не захотел выступать? — спросил я.

— Я не захотела... Учтите, от меня многое зависит.

Она сделала ко мне шаг и зашептала, глядя в глаза:

— Я сделаю для вас все! У вас будет прекрасная афиша, лучшие площадки, гастроли. Я сделаю это завтра же...

Я отступил, испугавшись. Я подумал, что Регина сошла с ума. Она была старше меня лет на пятнадцать. Не говоря о других обстоятельствах.

Регина вдруг хрипло рассмеялась:

— Не бойтесь... Дурачок, он боится! Да вас просто сожрут. Мне от вас ничего не надо. Вы только будете мне сниться. Лично мне. Не очень часто — раз в неделю. Вы согласны?

— Зачем?

— Мне так надо. Любые сны, лишь бы поострее: гонки, преследования, преступления... Секс не обязателен. Я вас очень прошу, очень...— Она всхлипнула, вырвала из сумки платочек и приложила к носу.— Об этом никто не будет знать.

— Хорошо,— сказал я.— Хорошо...

— Благодарю,— сухо сказала она.— Об остальном — позже!

Она вышла из подъезда, хлопнула дверцей такси и умчалась?

Я приснился ей в ту же ночь, придумав невероятный сюжет с угоном самолета, перестрелкой в Римском аэропорту и поимкой банды экстремистов. Регина была главарем банды. Ей одной удалось скрыться.

Машина завертелась. Типография печатала афиши, в театральных кассах продавали билеты на первый концерт, мы спешно оттачивали номер. Регина провела участие Петрова и Яны, минуя тарификационную комиссию. Яна шила платье с блестками.

Репетировали у Петрова. Собственно, я не репетировал, поскольку моя часть номера осталась без изменений. Я сидел на тахте, листая философские книги, и изредка взглядывал на Петрова и Яну. Они отрабатывали небольшой сеанс гипноза перед моим сновидением. Петров усыплял Яну и укладывал ее на два бочонка с опорой на затылок и пятки. Яна лежала прямая, как карандаш. Петров ставил ей на живот хрустальную вазу, наливал туда воду и опускал букет тюльпанов. Затем он усыплял тюльпаны. Повинуясь его взгляду, цветы закрывали бутоны и никли головками.

В этом месте ожидался аплодисмент.

После этого Петров пробуждал цветы и Яну. Она выходила к воображаемой рампе с букетом красных распустившихся тюльпанов и бросала их в воображаемую публику. Это было красиво. Тюльпаны очень шли Яне, и я, сидя на месте воображаемой публики, испытывал некую приятность.

Платье с блестками, будучи сшитым, Петрова, однако, не устроило, и он порекомендовал Яне выступать в белых брюках. В таком виде ее удобнее было укладывать на бочонки.

Петров работал серьезно, был немногословен и слегка загадочен. Однажды он прервал репетицию и отобрал у меня книгу, которую я в это время листал. Книга была о рефлексах головного мозга.

— Вам не нужно,— мягко сказал он, ставя книгу па полку.

Я пожал плечами и постарался не обижаться.

За время подготовки к первому концерту я, как и было договорено, регулярно снился Регине. Снился я по вторникам. Один сон был авантюрнее другого. Самой Регины я не видел, лишь пару раз разговаривал с ней по телефону, выясняя деловые вопросы.

Яна резко переменилась. Куда девались приступы скуки и вялости! Она стала делать утреннюю гимнастику, перешла на диету и часами простаивала перед зеркалом, отрабатывая жесты и поклоны. По совету Петрова, она начала посещать уроки ритмики в театральном институте. Захваченный ее энтузиазмом, я взял в библиотеке несколько книг по режиссуре и, не переставая, обдумывал концертный сон.

Мне хотелось поразить публику.

За день до выступления меня вызвала Регина.

Я не узнал ее. Она была в том самом платье с блестками, которое отверг Петров. Как оно попало к Регине — осталось тайной.

Но главное было не в этом. Глаза Регины мерцали, а сама она, казалось, испускала флюиды таинственности. Морщины исчезли с лица. Она выглядела лет на тридцать — даже на близком расстоянии.

Но голос по-прежнему был хриплым.

— Ласточка,— сказала она, сверкнув глазами.— Завтра ласточка станет звездой... Спасибо, дорогой! Мы здорово их отделали позавчера. Триста тысяч долларов и три трупа...

— Регина Михайловна! — воскликнул я.

— Э! — крикнула она, делая пальцами какой-то итальянский жест.— Инспектор от меня не уйдет. На следующей неделе мы его прикончим. Верно, сизый нос?

Она совершенно неподдельно и счастливо расхохоталась.

— Я полагал, что вы хотите сообщить что-нибудь о деле,— сухо сказал я.

— Дело! Я — твое дело! — крикнула она с неожиданной злостью.— Остальное — мура собачья! Ты думаешь, что будешь заниматься искусством? Как бы не так! Вот твое искусство!