От подъема до отбоя

Уже в линейке перед новым годом я получил от нее письмо. Обычно наши письма были толстые, мы писали друг другу обо всем. Палец поцарапал и то напишешь. А солдату все интересно, все другая жизнь. А когда любимая пишет, то интересно вдвойне. Да я уже говорил об этом.

Так получаю письмо, не письмо, а письмишко. На полстранички. Все, спасибо за знакомство, больше мне не пиши. И раньше твоя Танюшка, а то твоя до гроба, тут никакой подписи. И уже сколько я ей не писал, никакого ни ответа, ни привета. А ехать к ней после армии я не стал. Если разлюбила или просто по-другому жизнь решила устраивать, Бог ей судья. Пусть будет счастлива. А мне зачем вмешиваться, чужую жизнь ломать. Такие дела.

«Ты бьешь очень верно, как очередьюБьет пулемет на войне:«Все между нами кончено,Ты не пиши больше мне»…»

Но пока что мы ничего этого не знали, в будущее заглянуть не могли. Сегодня мы были счастливы и ладно.

И как говорится: «долгие проводы – лишние слезы». Попрощался я с Танюшкой и скорей к боевым, вернее к музыкальным или даже к концертным товарищам за новыми достижениями и свершениями.

А где взвод искать? Иду к столовой. Кого куда, а солдата всегда кухня зовет. И действительно, минут пятнадцать-двадцать прошло и начали появляться один, второй, третий. Кто за голову держится, у кого руки не работают, у кого спина, один живот нянчит. Что такое? Неумеренный образ жизни. Кто пил, кто гулял, а кто просто с голодухи казарменной обожрался, грубо говоря. Нет, кормили нас в части хорошо, но что значит армейская еда по сравнению с едой домашней ароматной и сочной. Даже пюре с курицей показались деликатесом по сравнению с вареной свининой со шрапнелью, которые дают в части.

Зашли в столовую. Поковырялись в завтраке, я, правда, уже плотненько у Танюшки позавтракал, и на транспорт к новым подвигам.

Дорога народ растрясла, тем более у всех такие болезни, которые лучше всего лечит время, а времени достаточно много прошло. Уже к обеду дело идет. Скорей на сцену. Отбарабанили выступление неплохо. Уже столько раз выступали, что все должно намертво в голову въесться. Правда мою юмореску про зайцев, кажется, не поняли. Здесь с младенчества привыкли к подобной манере разговора и без слов-связок мать-перемать просто-напросто не понимают друг друга. И мужчины так говорят, и женщины, и дети, даже, кажется, грудные. Ну, для вежливости похлопали, но не смеялись. Буду думать, что местное население глубоко прониклось данной проблемой и задумалось о культуре речи. Чтобы особо не расстраиваться из-за неудачного выступления.

Зато массовка с перцовкой оказались близкими и понятными, особенно образ дяди Васи, поглотившего все запасы коньяка.

Обед оказался чем-то выдающимся. Борщ был только по названию. На самом деле это был не борщ. Это было чудо кулинарного искусства. Что-то алого цвета, пахнущее невообразимо вкусно, остро и притягательно, как может пахнуть только еда приготовленная родной матерью, или молодой женой, или горячей соседкой-любовницей. Это алая субстанция сверху закрывалась золотистыми жирами и жирками, которые толстым прозрачным слоем бережно укрывали самую сущность недосягаемого огненно-горячего блюда. А в центре всей магической картины из жидкости возвышалась пирамида нежнейшей прохладной сметаны.

После первого смотреть на что-то еще было невозможно. Но в тарелки тут же сами бросались котлеты из свежайшего мяса. Для дальнейшего описания у меня просто кончаются силы, ибо все живописать натурально и правдиво просто невозможно.

И снова дорога. «Эх, дороги, пыль да туман». Часам к восьми приезжаем в пункт назначения. Быстро в клуб. Клуб маленький, грязненький, но люди везде одинаковы. И везде хотят отдыха и хорошего настроения, и красоты, и обязательно хотят почувствовать себя людьми. И все это должны были дать в этот вечер зрителям мы.

Народ уже собрался и ждет. Быстро-быстро разгружаемся, гримируемся, да-да, мы уже перед выступлением стали гримироваться, становимся профи, меняем категорию. И выходим на сцену. Как и везде, овации, смех, радость. Хотели отстреляться за часок, а то и за минут за сорок. Но, как можно оставить зал с его надеждами, как можно недодать людям радость. Нет, все-таки нам еще очень далеко до профессионалов.

Заканчиваем в двенадцатом часу. Спать и в койку. Больше ничего не нужно, ничего не хочу. Кушаем в каком-то квадратном помещении. Что кушаем, настолько устал, что не понимаю. Спать, спать, спать. Да не тут то было.

Буквально насильно какие-то девахи тащат в вестибюль клуба на танцы. Дансинг по-научному. Какая все-таки нищета в нашей глубинке. Фойе стоит голое, без занавесок, как будто ободранное. Для танцев завели радиолу. Кипа старых пластинок. «Две девчонки танцуют танцуют на палубе Звёзды с неба летят на корму», «Сегодня праздник у девчат: Сегодня будут танцы!», «Я встpетил девушку, полумесяцем бpовь»

Среди пластинок (Боже, а вдруг эти пластинки – антикварные редкости и стоят бешеных денег?) нахожу знаменитого черного кота «Жил, да был Черный кот за углом». Ну-ка, где мои 17 лет, как там в ДК мы твист бацали?

Твист у меня получился от души. Поддержали еще трое наших. Только что была усталость, разбитость. Хотели спать, ни на что не было сил. Где все это. Где больные руки и ноги. О, юность, о, молодость!

Вот и деревенские девчонки с нами в компании. Со мной рядом Оксанка. Какая симпатяга. А зачем мне Оксанка? У меня есть Татьянка или Танюшка, голова едет. Водки, кажется, этим вечером не пили. А если пили, то, скорей всего, не много. Но точно не помню. А рассказать мне никто не захотел. Проснулся я у Оксанки. Но здесь, похоже, ничего не было. По крайней мере вид у нее был не очень довольный, а может просто не выспалась?

Наш коллектив строился на завтрак. Старлей был помятый, словно по нему проехала танковая рота, сержанты напоминали грибы-сморчки, прапорщик, которого очень долго искали по деревне, казался грибом-строчком. Может быть я уже начал ошибаться и все было наоборот. Прапор был грибом-сморчком, а сержанты казались строчками, но это совсем не принципиально.

Все по старой программе. Завтрак с усилием и нехотя. Или нехотя, но с усилием. Автобус и дорога.

«Мы едем, едем, едем в далекие края». Наконец-то. Одиннадцать часов и мы приехали в последнюю деревню.

«Вот моя деревня, вот мой дом родной…»

Здесь нас тоже ждут с нетерпением. И все по обычному расписанию. Концерт. Маленький зал, мало народа, в основном бабульки почему-то. Но слушают внимательно, и тщательно, и старательно аплодируют. Ну, как таким зрителям гнать халтуру, как не постараться для этой старости, которая всю жизнь не видела ничего кроме земли и навоза, для которой наш концерт – вселенский праздник! Нет, не получатся из нас профи!

Стараемся. С одной стороны нужно побыстрее, чтобы успеть в часть засветло, чтобы не пролететь с ужином, чтобы вовремя лечь спать. А с другой стороны, как обмануть этих бабулек, которые ждали, оказывается, нас три дня и доверчиво пришли на концерт мастеров (!)

Наконец-то закончили. Худо-бедно, а в два часа уложились. Собираем инструмент, складываем все имущество. Если что-нибудь забудем, сюда уже никто второй раз не поедет.

Теперь обед. К пище мы полностью равнодушны. За прошедшие дни напились и наелись с избытком и в колхозных столовых и миленки накормили всех. Надолго хватит.

Нет, видимо с обедом придется погодить. Прапорщик нарисовался и поступила команда не расходиться. Так и есть! Прапор есть прапор! Прапор без выгоды нигде не бывает. Нашел какой-то груз в колхозном гараже, который пришел сюда по ошибке. Тут же прапорщик договорился поменять эти колхозные ящики на какие-то ящики в части. И теперь нам нужно погрузить все, что отдал колхоз на грузовик, чтобы забрать с собой.