От пращуров моих (Часть 1)

два. Вчера была у него. Он обижается, что ты и Миша не отве

чаете ему на письма. Я 9-го сентября утром послала Авиапоч

той тебе письмо ко дню рождения и в нем два письма от Отца

Тебе и Мише. Состояние Отца не улучшается. Каждый вечер- по

нтапон___(морфий) Жалуется он на одышку и на особо тягостное

состояние. О лечении я писала тебе." (из письма М.Т.к дочери

Марии)

(эпизод из "Дневных звезд)

310

конец октября 1948 г.

".... через три года после Великой Отечественной войны в бо

льнице, где лежал отец. Тифы гражданской войны, голод и беды

блокады все-таки догнали и доканали его гипертонической бол

езнью. Он был отличный врач и понимал, что умирает, и как же

он тосковал, что расстается с жизнью, со всем, что так любил

в ней,- а он любил многое: труд, людей, пространство,зверей,

розы...Он не боялся смерти, он просто иногда не мог скрыть

тоски своей по уходящей жизни. Он даже сказал мне однажды

тем мальчишеским, жалобным голосом, которым когда-то жалова

лся, что его не берут в ополчение:

– Лялька, девчонка... Ты теперь знаменитая- напиши ты ко

му-нибудь, пусть мне настоящего женьшеня пришлют, а? Скажи

просит мой папа, старый доктор.

– Хорошо, папа, - покорно отвечала я, - я напишу Самуилу

Яковлевичу Маршаку. Он постарается...

– Я знаю! Я знаю, что он постарается...

(эпизод о том как С.Я.Маршак привозил из-за границы ле

карства для ткачей по просьбе деда см.выше в начале 30-х гг.,

стр.....)

– Я напишу, папа, обязательно, - повторила я, и не напис

ала, потому что знала уже от врачей, что дни его сочтены,что

осталась неделя, много - две. Я знала - необходимо дать тел

еграмму Муське и матери, чтоб они приехали,но я боялась, что

папа поймет,почему мы все вокруг него собрались, и просто не

знала, что делать.

В один из таких вечеров, когда он особенно тосковал и

дышал уже трудно, мне сказали, что меня просят выйти в вест

ибюль - там ко мне кто-то пришел.

Я вышла. С диванчика поднялась незнакомая женщина и ша

гнула ко мне навстречу. Она была высокой,грузной, полуседой,

причесанная на прямой пробор, с маленьким старомодным пучком

волос на затылке, с широким простонародным лицом, чем-то оч

ень похожая на нашу Дуню, только у Дуни нос был уточкой, а у

этой - чуть-чуть дулькой, и глаза были другие - мягко - се

рые, пушистые, смотревшие умно и печально.

– Здравствуйте, Лялечка...
– сказала она, протягивая мне

руку.

– Здравствуйте, - ответила я, недоумевая, кто же эта ста

руха.

Она обеими руками сжала мою правую ладонь и держала, не

отпуская, пристально вглядываясь в меня, чуть улыбаясь угол

ками крупного, наверное когда-то красивого, рта и грустными,

умными глазами.

– Как же вы похожи на отца, Лялечка, - негромко сказала

она и, спохватившись, добавила: - Впрочем, простите, мы же

знакомы только заочно, да и то это было давно... Я Варвара

Николаевна Б-ва.

311

Я невольно вздрогнула, вскинула голову, и наверное, на

лице моем выразилось удивление, может быть испуг,потому что,

вновь бегло и грустно усмехнувшись, она прибавила:

– Да, это я. Я пришла попросить вас- помочь вам ухаживать

за вашим папой. Я узнала, что он в тяжелом состоянии...

Так это была красная сестра - княжна Варвара, царевна

Лебедь нашего детства?

Старая грустная женщина в простеньком ситцевом платье

стояла передо мною,ничем, совершенно ничем не напоминая кня

жну Варвару, представшую душе в древнем Угличе, в годы граж

данской войны и бедственного детства,немного даже неуклюжая,

оплывшая женщина...

И все-таки было в ней что-то от царевны Лебеди. Что - я

еще не могла понять и жадно вслушивалась в ее голос, а она

говорила:

– Я уже договорилась с врачами, они доверяют пост возле

вашего папы...Пойдемте к нему, Лялечка...Простите, я не могу

называть вас иначе.

– Пойдемте, - почти механически ответила я, и мы пошли.

Отец лежал, тяжело дыша и прикрыв глаза, но я видела

он не спал.

– Папа, - окликнула я его, - к тебе пришли.

Он повернулся, увидел Варвару Николаевну, и лицо его

преобразилось, точно осветилось изнутри и помолодело в само

забвенной, счастливой улыбке.

– Варюша, - протянул он с нежностью неизъяснимой, родная.

Ты со мной?

– С вами, доктореныш, дорогой мой, - ответила она, склон

яясь над ним и целуя его руки, в то время как он прижимал к

губам ее ладони, - конечно, с вами, где же еще мне быть?

– Что ж... как в поезде "Красные орлы", товарищ княжна...

смотрим вместе в глаза смерти...

– Как в поезде "Красные орлы", товарищ начальник, - отве

тила она и вдруг негромко, счастливо, коротко засмеялась,

как в поезде "Красные орлы" - ничего не боимся...

Я вздрогнула. Это был голос валдайской дуги - голос лю

бви, голос жизни.

... На этот раз княжне Варваре не удалось вытащить отца

из смерти. Но с ее приходом он стал просветленно- спокоен,он

не метался и не тосковал, как раньше,точно был уверен в сво

ем выздоровлении, он больше ни разу не спросил меня - попро

сила ли я Маршака прислать ему женьшеня,он не испугался при

езда мамы и Муси, а даже шутил с ними; он умер под валдайс

кой дугой, на руках у красной сестры своего боевого санитар

ного поезда..."