От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века

Такова платформа «примирения идеологий», выдвигаемая буржуазией. Речь идет, стало быть, о том, чтобы коммунистическая идеология разоружилась и прекратила свое существование, а буржуазная, напротив, получила бы беспрепятственное распространение. Об этом и грезит буржуазный мир, лицемерно ратуя за мирное сосуществование идеологий. Иначе как бы это могло стать возможным? Ведь заявил же А. Хейг, возглавив госдепартамент, что «мы, можно сказать, разгадали в историческом плане истоки величайшей опасности международному миру, и это — марксистско-ленинское движение» [427] .

427

«Time», 1981, March 16, p. 19.

В условиях ожесточенного столкновения между старым и новым миром ослабить борьбу против идеологии империализма значило бы сползти на позиции буржуазии и предать коммунистические идеалы. «…Буржуазная или социалистическая идеология. Середины тут нет… — учил В. И. Ленин. — Поэтому всякое умаление социалистической идеологии, всякое отстранение от нее означает тем самым усиление идеологии буржуазной» [428] .

В 60-е и последующие годы буржуазные идеологи много писали о теории «единого индустриального общества». Украшали его на все лады. Приспосабливали к разным аспектам политической и идеологической борьбы на мировой арене. Появились продолжения — теории «супериндустриального» и «постиндустриального общества», «общества массового потребления». С легкой руки патриарха различных вариантов «технотронного общества» Д. Белла, а также 3. Бжезинского, К. Боулдинга, У. Ростоу и других Г. Кан провозгласил это идеологическое течение «полной энтузиазма адвокатурой техники и экономического роста» [429] . Нашлись и такие идеологи, которые объявили «технологический фактор» едва ли не единственной причиной, вызвавшей разрядку [430] . Объективное развитие науки и техники приведет якобы все общества к единому знаменателю, в том числе и в сфере надстройки. Исчезнут классы, социальные различия. Исчезнут антагонизмы. Будущее «единое» общество возьмет все лучшее из всех существующих, модифицирует и приспособит взятое к новой обстановке. Таким путем, по мысли буржуазных социологов, капитализм и социализм как бы растворятся в будущем, обществе и перестанут существовать в качестве самостоятельных цивилизаций. Но такое общество потребует и единой идеологической платформы. Подобной платформой, отражающей цели «единого индустриального общества», может стать «культурная конвергенция», понимаемая и преподносимая как слияние существующих культур (цивилизаций).

428

В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 6, с. 39—41.

429

Н. К a h n, W. Brown, L. М а г t е 1. The Next 200 Years. A Scenario for America and the World. London , 1977, p. 9.

430

New Dynamics in National Strategy. Paradox of Power. New York , 1975; S. Brown. New Forces in World Politics. Washington , 1974.

Специальных исследований проблемы «культурной конвергенции» в США не так много. Но попытки сформулировать «консолидирующие» идеи носят активный характер. Подробно проблема «культурной конвергенции» рассматривается в работе Л. Бенсона «Национальная цель. Идеология и идеологические противоречия в Америке» [431] . Сейчас, когда со времени появления этой книги минуло двадцать лет, особенно ясно, что Л. Бенсону удалось с большей полнотой, чем другим исследователям, даже писавшим на эту тему позднее, как бы собрать воедино разнородные идеологические концепции, помогающие решать, как утверждает автор, «общенациональные» задачи. Поэтому его работа, хотя она и увидела свет довольно давно, заслуживает рассмотрения в качестве примера, как идет в США процесс создания единой идеологической платформы.

431

L. Benson. National Purpose. Washington , 1963.

Автор ставит задачу: «выяснить роль идеологии в целенаправленной деятельности граждан современного государства, прежде всего США», учитывая, что к любой идеологии относятся в этой стране якобы с подозрением, а всякие исследования, связанные с ней, встречают с раздражением, в лучшем случае с «плохо скрываемой терпимостью».

Здесь действительно следует сделать одну оговорку: в США под идеологией, как правило, подразумевается некая устоявшаяся система постулатов, вечная на все времена и эпохи. Когда же возникает вопрос о ее влиянии на внешнюю политику, считают более предпочтительным толковать не об идеологии, а о всеобщей морали и нравственных нормах, общечеловеческих ценностях и идеалах. Поэтому еще Г. Киссинджер не раз, правда на словах, но отнюдь не на деле, ратовал за то, чтобы «развести» идеологические отношения и дипломатическую практику, отделить их друг от друга, обособить. Такую линию Киссинджер противопоставлял внешней политике СССР, «неотъемлемой характеристикой которой, конечно же, является коммунистическая идеология, превращающая международные отношения в философские конфликты» [432] . Можно понять, что Киссинджеру никогда не нравился, да и сейчас не нравится, неизменно миролюбивый курс ленинской внешней политики, вытекающий из самих принципов и природы коммунистической идеологии.

432

H. Kissinger. White House Years. Boston — Toronto , 1979, p. 116.

Такой курс многие американские идеологи тщатся представить «аморальным» [433] , а «мораль» США разрисовать свободной от авторитаризма и догматизма. И здесь, как видим, черное выдается за белое и наоборот. Ведь требовал же сенатор Д. Мойнихэн в августе 1977 года, чтобы «защита прав человека» стала «такой же неотъемлемой частью американской внешней политики, какой является марксизм-ленинизм для Советского Союза». Вульгарный примитивизм Мойнихэна очевиден. Если бы он действительно заботился о «правах человека», то его внимание, несомненно, было бы обращено на американское общество, которое является мировым чемпионом по части самых злостных нарушений жизненных прав человека. Уже одна политика разжигания ядерной войны говорит об облике заокеанских защитников «прав человека», не говоря о миллионах безработных, детской преступности, дискриминации женщин, расизме и многом другом.

433

В журнале «Тайм» утверждалось, будто «Россия действует на международной арене не в соответствии с нормами морали, а согласно своей идеологии, которой она следует с жесткой и настойчивой последовательностью» («Time», 1980, January 14, p. 19).

Впрочем, деятели типа Р. Рейгана, Дж. Картера, Д. Мойнихэна никогда, надо сказать, и не говорили о необходимости «защиты прав человека» в их собственной стране. Речь всегда шла об использовании закодированной под права человека широкомасштабной операции по вмешательству во внутренние дела других стран. И здесь имперская претензия на всемирную заботу обо всем человечестве. Кроме того, провокационная идея о «защите прав человека» служила и целям подрыва процесса разрядки напряженности. Как подчеркивал Дж. Макговерн, кампания по «правам человека» воспринимается как возврат Америки к конфронтации периода «холодной войны».

Но вернемся к Л. Бенсону. «Холодная война», замечает он, усилив интерес к идеологии, в то же время создала и трудности на пути ее объективного исследования. Сейчас требуют действий от «дипломатов и солдат, а остальные члены общества участвуют в их борьбе, лишь убежденно доказывая свою лояльность». Военные и дипломатические вопросы выдвигаются на первый план, тогда как перспективы развития культуры и идеологии весьма туманны. Такое отношение к идеологии Бенсон считает вредным. В условиях кошмаров «холодной войны», пишет он, «культура, идеология настолько тесно переплетаются со всеми другими областями человеческой деятельности, что при анализе их нельзя оставаться на сугубо нейтральных позициях» [434] .

434

L. Benson. Op. cit., p. 3.

Он проводит мысль, что любые идеологии, особенно те, которые оказывают серьезное влияние на жизнь общества, имеют сходные основы и сходные конечные цели. Отсюда и возникает возможность симбиоза идеологий. Некоторые виды идеологии «жизненно важны для общества. Они способны вызывать социальные сдвиги и обеспечивать дисциплинированность всех членов общества, руководителей и рядовых… Хотя они и действуют под различными названиями и часто независимы друг от друга, наиболее значительные из нынешних идеологий содержат одинаковые положения, касающиеся природы современных социальных изменений и методов их использования» [435] .

435

Ibid., p. 5.

Что же Бенсон предлагает внести в «общую идеологическую копилку», что, по мысли автора, представляет всеобщую ценность в американской идеологии? Он отвечает так: существование двух противоречивых эмоций — силы и достоинства, которые уживаются друг с другом во имя «национального единства». Именно эти черты американской идеологии, пишет он, и должны быть «правильно вплетены в общее развитие человеческой культуры».

Что же дальше? С тех пор как взаимозависимость наций стала более очевидной, а американское понимание «природы социальных изменений более космополитичным», утверждает автор, любой анализ данного общества немыслим без анализа состояния всей человеческой культуры, которая претерпевает быстрые и глубокие изменения, и не только в сфере материальных условий жизни, но и в идеологии. Главное здесь то, что американцы, считая собственную страну наиболее развитой и могущественной, рассматривают свои решения в области политики и экономики как «превосходящие все другие альтернативные решения» [436] . Эту концепцию автор предлагает принять в качестве основы правильного понимания «национальной цели».

436

Ibid., p. 6.

Итак, автор начал свои рассуждения со скромного пожелания, чтобы отдельные черты американской идеологии были «вплетены» в развитие общечеловеческой культуры. Но поскольку эти «черты» слишком туманны, автор переходит на более определенный политический язык, требуя рассматривать американские решения как превосходящие все остальные, ибо они основаны на силе и могуществе.

Бенсон выступает против «холодной войны». Причины ее «кошмаров» он видит в конфликте культур, но отнюдь не в социально-экономических и политических интересах и противоречиях. «Войну культур» автор считает неотъемлемой чертой отношений между нациями. Движущими силами «войны культур» выступают, по мнению Бенсона, этноцентризм и неравномерность культурного развития. Суть этноцентризма в том, что одни народы стремятся судить о других по собственным меркам жизни. Этноцентризм служит источником споров уже потому, что в условиях «холодной войны» разделяет нации только на «свои» и «враждебные».

«Война культур», по Бенсону, подчинена неким «скрытым силам», направленным на сохранение «культурных непрерывностей», а затем продвижение их в мир. Среди таких «непрерывностей» наиболее важны; политическое влияние, с которым связаны понятия государственного суверенитета, военной и экономической мощи; экономическая стабильность и экспансия, укрепление позиций американских фирм в борьбе за рынки, источники сырья и торговые преимущества; национальный престиж (самосознание), который обретает форму «соревнования в популярности». Сюда же относятся зарубежные поездки руководителей страны, международные спортивные соревнования, успехи на международных ярмарках, признание национальных героев своей страны за рубежом, успехи в науке и технике, различные культурные и другие достижения.