От убийства до убийства
Шрифт:
Ложась спать, он поставил будильник на два часа ночи.
Проснулся он с быстро бьющимся сердцем; включил свет, взглянул, прищурясь, на часы. Без двадцати два. Он надел брюки, вернул волнистые пряди волос на отведенные им места и почти бегом устремился вниз по лестнице, к воротам ИМКА, а от них к банку.
Гуркх сидел на своем стуле, держась за древнюю винтовку.
– Послушайте, вы тот несчастный случай своими глазами видели?
– Конечно, нет. Я вот здесь сидел. Такая у меня работа.
– Тогда откуда же вы, черт возьми, узнали, что полиция подменила машину?..
– А по сарафанному радио услышал.
И гуркх начал рассказывать,
Безумие, немыслимое безумие. Гурурадж вытер со лба пот.
– Так что же произошло на самом деле – Инженер, возвращаясь домой, задавил человека?
– И оставил его помирать.
– Этого не может быть.
Глаза гуркха вспыхнули:
– Вы живете здесь уже многие годы, сэр. И отлично знаете – очень даже может. Да Инженер упился допьяна, домой от любовницы возвращался, вот и сбил парня, точно бродячего пса какого, и укатил, а его оставил валяться, кишки по всей улице размазались. Утром беднягу нашел мальчишка-газетчик. Ну, полиция-то прекрасно знает, кто гоняет ночами по этой улице пьяным в дым. Так что поутру двое констеблей явились к Инженеру. А он даже кровь с передних колес машины не смыл.
– Но почему же тогда…
– Да он же первый богач в городе. Хозяин самого высокого в городе дома. Разве ж таких в тюрьму сажают? Вызвал работника своей фабрики, сказал ему: признайся, что это ты бедолагу задавил. Парень дал показания, под присягой. Мол, так и так, ночью двенадцатого мая я, пьяный, вел машину и задавил несчастную жертву. Потом мистер Инженер, чтобы заткнуть всем рты, дал судье шесть тысяч рупий, ну и полиции тоже кое-что сунул, правда, поменьше, тысячи четыре или пять, – судебная-то власть все же поважнее полиции будет. А после пожелал, чтобы ему вернули его «Марути-Сузуки», потому как машина новая, модная, да и вообще она ему нравится, вот он и сунул полицейским еще тысчонку, и они заявили, что человека сбил «Фиат», а Инженер получил свою машину назад и теперь снова носится на ней по городу.
– Боже мой.
– Работнику впаяли четыре года. Судья мог и больше дать, да пожалел прохвоста. Оправдать-то его, конечно, было никак нельзя. Ну и вот (сторож опустил воображаемый судейский молоток): четыре года.
– Я не могу в это поверить, – сказал Гурурадж. – Киттур не такой город.
Сторож лукаво прищурился, улыбнулся. Некоторое время он смотрел на тлеющий кончик своей биди, потом протянул ее Гурураджу.
Утром Гурурадж открыл единственное окно своей комнаты, вгляделся в Зонтовую улицу, сердце города, в котором он родился, вырос и почти наверняка умрет. Иногда ему казалось, что он знает здесь каждое здание, каждое дерево, каждую черепицу на крыше каждого из домов. Сверкающая в утреннем свете улица словно говорила ему: «Нет, рассказ гуркха не может быть правдой». Четкость написанных по трафарету рекламных щитов, поблескивающие спицы велосипеда, на котором катил по улице развозчик газет, подтверждали: «Да, гуркх врет». Однако, шагая к редакции, Гурурадж увидел сплошную темную тень баньяна, лежавшую поперек улицы, точно лоскут ночи, который утро забыло смести своей метлой, и душа
его снова пришла в смятение.Начался рабочий день. Он успокоился. Он старательно избегал мисс Д’Мелло.
Под вечер Гурураджа вызвал к себе главный редактор. Это был тучный старик с отвислыми брылами, с густыми, белыми, словно заиндевевшими бровями, руки его подрагивали, когда он подносил к губам чашку с чаем. На шее редактора рельефно проступали жилы, да и каждая часть его тела, казалось, криком кричала, требуя ухода на покой.
После ухода старика место его предстояло занять Гурураджу.
– Насчет этой истории, в которой вы попросили Менона покопаться еще раз… – сказал, отпив чаю, главный редактор. – Забудьте о ней.
– Но в ней имеются несоответствия касательно марки машины, которая…
Старик покачал головой:
– Полицейские, составляя первый протокол, совершили ошибку, только и всего.
Голос его понизился, тон стал небрежным, а Гурурадж по опыту знал: это означает, что дальнейшие споры бессмысленны. Старик допил чай и налил себе еще чашку.
Грубость главного редактора, хлюпанье, с которым тот прихлебывал чай, усталость, скопившаяся за несколько бессонных ночей, все это взвинтило Гурураджа, и он выпалил:
– В тюрьму могли посадить невиновного, а преступник гуляет на свободе. И все, что вы можете сказать, – забыть об этой истории?
Главный редактор снова поднес ко рту чашку, и Гурураджу показалось, что старик утвердительно кивнул.
Он вернулся в ИМКА, поднялся в свою комнату. Лег на кровать и лежал, глядя в потолок. Когда в два часа зазвонил будильник, Гурурадж еще не спал. А выйдя на улицу, услышал свисток – проезжавший мимо полицейский помахал ему, точно старому знакомому, рукой.
Луна быстро убывала; еще несколько суток – и ночи станут совсем темными. Он шел все тем же маршрутом, точно ритуал совершал: сначала медленно, потом, перейдя главную улицу и нырнув в боковую, все прибавлял и прибавлял шаг, пока не добрался до банка. Гуркх сидел на своем стуле – винтовка на плече, тлеющая биди в пальцах.
– О чем сообщило сегодня сарафанное радио?
– Сегодня ни о чем.
– А несколько ночей назад? Что еще из напечатанного в газете неправда? Расскажите.
– Насчет беспорядков. Газета все переврала, все.
У Гурураджа замерло сердце.
– Как это?
– Она уверяла, будто индусы напали на муслимов, так?
– Но ведь индусы и напали на мусульман. Это все знают.
– Ха.
На следующее утро Гурурадж на работу не вышел. Он отправился в Гавань – впервые с того дня, когда приезжал туда, чтобы расспросить лавочников о последствиях беспорядков. Он обошел каждый ресторан и каждый рыбный базар, сожженный во время погромов.
А затем вернулся в газету и, влетев в кабинет главного редактора, сказал:
– Прошлой ночью я услышал совершенно невероятную историю об индусско-мусульманских беспорядках. Хотите, расскажу ее вам?
Старик пил чай.
– Мне сказали, что беспорядки спровоцировал наш Член Парламента, вступив для этого в сговор с мафией Гавани. И что погромщикам и Члену Парламента удалось передать всю сожженную и разрушенную собственность в руки своих людей, прикрывавшихся фиктивным фондом, который называется «Трастовый фонд строительства нового киттурского порта». Все тогдашние бесчинства были спланированы заранее. Мусульманские головорезы громили лавки мусульман, индусские головорезы – лавки индусов. Произошел просто-напросто передел собственности, замаскированный под религиозные беспорядки.