От убийства до убийства

Джайны: 1 процент

Другие религии(в том числе парсы, иудеи, буддисты, брахмо-самаджи и базаи): менее 1 процента

89 жителей заявили, что они ни к какой религии либо касте не принадлежат.

День пятый (утро): Валенсия (вблизи первых перекрестков)

Католический район Валенсия начинается с Гомеопатической больницы имени отца Штайна, названной так в честь миссионера из немецких иезуитов, открывшего здесь богадельню. Валенсия – самый большой район Киттура, значительную часть ее обитателей составляют люди образованные, имеющие работу и владеющие собственными домами. Немногочисленные индусы и мусульмане, приобретавшие в Валенсии участки земли, ни с какими неприятностями здесь не сталкивались, а вот пытавшихся поселиться в этом районе протестантов порою встречали демонстранты, размахивавшие лозунгами и грозившие побить чужаков камнями. Каждое воскресное утро принарядившиеся местные жители, мужчины и женщины, собираются на мессу в кафедральном соборе Богоматери Валенсийской; пение хоралов и гимнов продолжается иногда все утренние часы.

Служившая у Адвоката кухаркой Джаямма всегда охотно давала понять, что если начать считать пережитые кем-либо беды и ужасы, то за ней по этой части никто не угонится. Ее дорогая матушка родила за двенадцать лет одиннадцать детей. Девять из них были девочками. Да, девять! Вот этобеда так беда. Ко времени рождения Джаяммы, восьмой из дочерей, грудь матери уже пересохла, и ее, Джаямму, кормили из пластиковой бутылки молоком ослицы. Да, молоком ослицы! Вот этобеда настоящая. Золота, которое скопил ее отец, хватило только на то, чтобы выдать замуж шестерых дочерей; последним трем пришлось остаться на всю жизнь старыми девами. Да, на всю жизнь. В течение сорока лет ее сажали то в один автобус, то в другой и посылали в разные города, чтобы она стряпала и наводила чистоту в чужом доме. Чтобы откармливала чужих детей. И ей даже не сообщали заранее, куда она отправится в следующий раз; она могла играть поздним вечером со своим племянником, толстопузеньким Бриджу, и вдруг услышать, как в соседней комнате ее невестка говорит чужаку, тому или этому: «Ну, значит, условились. Если она останется здесь, то будет только хлеб задаром есть, так что, поверьте, вы нам услугу оказываете». А наутро Джаямму уже сажали в автобус. И проходили месяцы, прежде чем ей удавалось снова увидеться с Бриджу. Вот такой была жизнь Джаяммы – беды и ужасы в рассрочку. У кого на этой земле найдется больше причин для жалоб?

Но по крайней мере один ужас, похоже, подходил к концу. Джаямме предстояло покинуть дом Адвоката.

Женщиной она была приземистой, сутулой, лет без малого шестидесяти, с лоснистыми, отливавшими серебром волосами, которые словно бы излучали свет. Большую черную бородавку над ее левой бровью сочли, когда она родилась, добрым предзнаменованием. А под глазами ее всегда, казалось, висели мешочки темной кожи, похожие на зубчики чеснока, сами же глаза слезились от хронического недосыпа и тревог.

Она уложила вещи в большой коричневый чемодан, с которым и приехала в дом Адвоката. Ничего в этом чемодане не прибавилось. Она не украла у Адвоката ни единой пайсы, хотя в доме его царил иногда такой беспорядок, что стянуть что-нибудь было проще простого. Однако Джаямма была женщиной честной. Она вынесла чемодан на парадное крыльцо и стала ждать, когда появится зеленый «Амбассадор» Адвоката. Хозяин обещал подвезти ее до автобусной станции.

– Прощай, Джаямма. Неужели ты и вправду нас покидаешь?

Шаила, принадлежащая к низшей касте служаночка адвокатского дома – и главная за последние восемь месяцев притеснительница Джаяммы, – ухмыльнулась. Ей уже исполнилось двенадцать, на следующий год можно замуж выдавать, однако выглядела она лет на семь-восемь. Смуглое лицо ее было припудрено детской присыпкой «Джонсон-и-Джонсон». Девчонка издевательски хлопала глазами.

– Бесовка низкорожденная! – прошипела Джаямма. – Следи за своими манерами!

Часом позже автомобиль Адвоката въехал в гараж.

– А ты разве не знаешь? – спросил Адвокат, когда Джаямма подошла к нему со своим чемоданом. – Я сказал твоей невестке, что мы могли бы попользоваться тобой еще какое-то время, и она согласилась. Я думал, тебе уже сообщили об этом.

Он захлопнул дверцу машины и пошел принимать ванну, а Джаямма оттащила свой старый коричневый чемодан на кухню и занялась обедом.

– Неужели я так никогда и не покину дом Адвоката, а, Господь Кришна?

На следующее утро старуха стояла у газовой плиты, помешивая чечевичную похлебку. Работая, она втягивала в себя воздух с таким шипением, точно у нее был обожжен язык.

– Сорок лет я прожила среди достойных браминов, Господь Кришна, в домах, где даже ящерицы и жабы были в их прежних жизнях браминами. И посмотри, что со мной стало: я застряла в этом чужом городе среди христиан, и каждый раз, как я собираюсь покинуть его, моя невестка велит мне остаться здесь на срок еще больший…

Джаямма отерла лоб и принялась задавать новые вопросы: что такого натворила она в прежнем существовании – может, она была убийцей, блудницей, пожирательницей детей, грубила святым людям и старцам? Почему ей выпала доля попасть сюда, в дом Адвоката, и жить рядом с низкорожденной?

Она поджарила лук, нарезала кориандр, бросила их в похлебку и, перемешивая ее, добавила туда же из пластиковых пакетиков порошки красного карри и глутамата натрия.

– Хай! Хай!

Джаямма вздрогнула и уронила в варево ложку. А затем метнулась к решетке, тянувшейся вдоль задней стены адвокатского дома, и выглянула наружу.

Шаила сидела, хлопая в ладоши, на заборе, окружавшем владения Адвоката, а по соседскому, христианскому двору с секачом в руках гонялась за петухом толстогубая Рози. Осторожно приоткрыв дверь, Джаямма вышла на задний двор, чтобы получше разглядеть происходящее. «Хай! Хай! Хай!» – ликующе вскрикивала Шаила. Петух, клекоча и кудахча, заскочил на растянутую поверх колодца зеленую сетку, и там Рози поймала наконец несчастную птицу и принялась перерезать ей горло. Петух до отказа высунул язык, глаза его полезли на лоб. «Хай! Хай! Хай!»

Джаямма перебежала кухню, нырнула в маленькую темную молельню и заперлась в ней.

– Кришна… Мой Господь Кришна…

Молельня служила также кладовкой для

риса и личным жилищем Джаяммы. При размере семь на семь футов в этой комнатушке оставалось между алтарем и мешками с рисом как раз столько места, чтобы Джаямма могла ночами свертываться в клубочек и спать, а ни о чем большем она Адвоката и не просила. (Первоначальное его предложение разделить комнату для слуг с низкорожденной девицей она отвергла наотрез.)

Джаямма протянула руку к алтарю, сняла с него черную шкатулку, медленно открыла. В шкатулке покоился отлитый из серебра бог-младенец – ползущий на четвереньках, голый, со сверкающими ягодицами, – бог Кришна, единственный друг и защитник Джаяммы.

– Кришна, Кришна, – негромко, нараспев произнесла Джаямма, держа малютку-бога в ладонях и потирая пальцами его серебряные ягодицы. – Ты видишь, что творится вокруг меня, – меня, высокородной браминки!

Она присела на один из мешков с рисом, стоявших рядком вдоль стены молельни, – каждый окружала канавка, засыпанная желтоватым дустом. А присев, подтянула колени к груди, привалилась затылком к стене и задышала глубоко и размеренно, впивая аромат дуста – странный, успокаивающий, удивительно влекущий. Потом, вздохнув, отерла лоб подолом своего алого сари. На потолке комнатушки играли пятна солнечного света, отраженного листьями росших вокруг дома бананов.

Джаямма закрыла глаза. От запаха дуста на нее напала дремота. Тело ее распрямилось, руки и ноги обмякли, и через несколько секунд она уже спала.

Разбудил ее маленький пухлый Картик, сын Адвоката, светивший ей в лицо фонариком. Такой у него был способ будить ее.

– Я есть хочу, – объявил он. – Что-нибудь готово?

– Брат! – Старуха вскочила на ноги. – У нас на заднем дворе творят черную магию! Шаила и Рози убили петуха и теперь занимаются черной магией!