От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей

Другая, более похожая на правду легенда сообщает о споре Баркова с неким иноземным матросом. Матрос этот, здоровенный детина с большим брюхом, хвастался в одном из кабаков тем, что сможет перепить любого русского. Барков, человек щуплый и небольшого роста, якобы подошел к хвастуну и заявил, что сможет выпить вдвое больше, чем он, но при условии, что после этого тот даст ему рубль в награду. Верзила-матрос согласился. Выпивка и закуска, разумеется, была за счет иностранца. Через час, хорошенько наевшись и напившись, Барков взял свою шляпу, молча откланялся матросу и направился к выходу. «Эй, ты куда?» – закричал матрос. «Домой», – не останавливаясь, отвечает Барков. «Как домой? А как же наш спор?» – «Ты выиграл. Поздравляю…» Пока «победитель» соображал, что же произошло, «побежденный», находясь в отличном настроении, торопливо шагал в сторону ближайшего публичного дома.

Что касается барковской репутации необычайного героя-любовника, то здесь одна легенда противоречит другой. В одних историях повествуется о том, какие геракловы подвиги совершал Барков, счастливый обладатель семивершкового (вершок – около 4,5 см) мужского достоинства, на ниве постельных баталий. В других – говорится о том, что Барков, несчастный импотент и заурядный подкаблучник, в публичных домах если и удивлял тамошнюю публику, то не любовным аппетитом и отнюдь не исполинскими размерами своего «инструмента», а скандалами, за которые был не однажды бит. Причем бит не только мужчинами, но и женщинами. В том числе – женой и дочкой, которые частенько вытаскивали его из зловонных канав и помойных ям и, ухватив гуляку под мышки, волокли его, упившегося вусмерть, ограбленного или избитого, домой. На следующее утро, в целях примирения, Барков сочинял и посвящал своим спасительницам стихотворные оды… сплошь состоящие из отборнейшего мата.

Что за скандалы устраивал Барков? Разные, от совершенно безобидных до крайне бесстыдных. Например, кто громче испортит воздух. Или – кто «воздвигнет» самую большую фекальную пирамидку… О крайне бесстыдных мы благоразумно умолчим.

О смерти Баркова также нет недостатка в версиях. По одной из них, Барков умер от побоев в публичном доме. По другой – будучи в состоянии запоя, утонул в нужнике. По третьей – будто бы покончил с собой, причем довольно курьезным способом. Вошедшие утром в кабинет Баркова люди обнаружили его «с головой, засунутой в печку с целью отравления себя угарным газом, а наружу имелась торчащая ж…па без наличия штанов, но зато с воткнутой в нее бумажкой…». В бумажке было написано: «Жил – грешно, а умер – смешно!»

«…Но такого сквернослова нет ни одного»

Иван Тургенев называл его «русским Вийоном», а Лев Толстой говорил о нем как о ярмарочном шуте, у которого «на рубль вкуса и ни на копейку стыда». «Поэт, которого неудобно цитировать» – так однажды выразился о нем Чехов. «Критико-биографический словарь» С.А. Венгерова дал такую характеристику Баркову: «Подавляющее большинство того, что написано в нецензурном роде, состоит из самого грубого кабацкого сквернословия, где вся соль заключается в том, что всякая вещь называется по имени. Пушкин понимал, что так называемая пикантность только в том и заключается, что завеса приподымается чуть-чуть. Барков же с первых слов выпаливает весь свой немногочисленный арсенал неприличных выражений, и, конечно, дальше ему уже остается только повторяться. Для незнакомых с грязною музой Баркова следует прибавить, что в стихах его, лишенных всякого оттенка грации и шаловливости, нет также того почти патологического элемента, который составляет сущность произведений знаменитого маркиза де Сада. Сад услаждается разными противоестественными ситуациями и ощущениями, а Барков нигде не идет дальше самого элементарного и, если так можно выразиться, нормального порока. И вот почему мы склонны видеть в Баркове просто выражение низкой культуры того времени. Это всего-навсего кабацкий заседатель, на беду наделенный умом и стихотворным талантом. Порнография его есть прямое отражение той невоспитанности русской, которая и поныне остается одной из самых характерных черт нашей общественной жизни. Ни в одной литературе нет писателя, подобного Баркову. В Европе есть порнографы в десятки раз более безнравственные и вредные, но такого сквернослова нет ни одного».

…Виктор Гюго однажды сказал: «Исследователь, который отворачивается от грязных слов, подобен хирургу, который увидит бородавку или лягушку и скажет: «Фи, гадость». Наверное, нам было бы приятнее знать и слышать один только литературный язык и не слышать – к великому сожалению, почти на каждом шагу – слов матерных, несущих в себе огромнейший заряд негативной энергии. Никакое остроумие, никакая пикантность не сможет оправдать той словесной – читай: ментальной – грязи, что мы выбрасываем на свои и чужие головы, когда прибегаем к нецензурной брани. Научно доказано: мат разрушает генетический код не только человека, но и любого биологического существа, включая насекомых, растения и воду. Мат приводит к тяжелейшим генетическим заболеваниям, половым расстройствам и психическим болезням, ослаблению иммунитета и даже к злокачественным новообразованиям. Не оттого ли патологический матерщинник Барков и умер так равно – в тридцать шесть лет?

Как было бы хорошо жить, не зная, не видя и не слыша ничего грязного. Но можно ли жить в счастливом неведении? Да и жизнь ли это будет? Может быть, прав был Бунин, когда говорил: «Русский язык – большой барин, он все перетерпит, выдержит и все равно справится со всеми недостатками». Может быть, и мы – справимся?

Автограф из трех букв

Ну а что же Барков? Конечно, это самобытнейшая личность и, вне всякого сомнения, талантливый человек. Но все же Иван Семенович – не гений, и даже, по большому, «гамбургскому» счету, не поэт. Да и можно ли вообще любить стихи Баркова? Вряд ли. Ну, если только «странною любовью». Но вот прочитать его с интересом, а местами и с удовольствием – можно. В сущности, это памятник литературы, так, наверное, к нему и следует относиться.

В качестве финального аккорда к нашему рассказу о «срамном поэте» приведем еще несколько стихотворных строк. Строк – не его, а современного поэта – Евгения Евтушенко, который посвятил Баркову такое стихотворение:

Иван Барковжил без оков,не вылезал из кабаков,всё пропивал – до башмаков,и уважал он русский мат,поскольку так был мат крылат,что не было крылатейсреди палат, полатей,царей, ворей, и ямщиков,и всех на свете языков.Когда ты жизнью бит и мят,что выручает?Только мат.Он, как портянок аромат,родимыйи тем непобедимый.Уж лучше мат,чем диамат.Уж лучше мат,чем автоматв пустыне нелюдимой.А где сейчас Иван Барков?Спит под каким из бугорков?Он умерда и был таков?Он —из бессмертных шутников,взращенный в похабели,как будто в колыбели,и, как ответ для дураков, —по всем заборам на Русив канавной вековой грязи,в тени развесистейших клюквего автограф из трех букв!

Бах «Он не мог уснуть, если где-то рядом не звучала музыка»

Бессонница от… тишины

Когда-то давным-давно, а если говорить точнее – в середине XIX века, в российском Государственном совете было немало людей весьма преклонного возраста. Один из них, по фамилии Слободчиков, всегда дремал на заседаниях, и, когда его окликали и спрашивали его мнение, он обычно присоединялся к мнению своего соседа Петра Петровича Валуева.

Но вот Валуев умер. Однажды после доклада начались прения. Разбудили Слободчикова:

– Ваше мнение?

– Я присоединяюсь к мнению Петра Петровича, – ответил Слободчиков.

– Петр Петрович умер.

Старичок равнодушно присоединился к мнению другого соседа и скоро вновь задремал.

Разобрано новое дело. Председатель спрашивает членов совета. Старичка снова будят:

– Ваше мнение?

– Я присоединяюсь к мнению Петра Петровича.

– Петр Петрович умер! Понимаете? У-у-ме-ер!!! – злится председатель.

– Как? – возмутился старичок. – Опять умер?

…Иоганн Себастьян Бах, великий немецкий композитор, уже будучи в немолодых годах, также частенько засыпал на уроках музыки, которые он давал своим многочисленным ученикам. Правда, в отличие от русского сенатора, сон его был архичуток. Стоило только ученику взять хотя бы один неверный аккорд или ноту, как учитель тут же пробуждался и начинал метать словесные громы и молнии. Ученики, не желая излишне нервировать учителя, очень старались, чтобы не нарушить его рабочую полудрему. Видимо, совсем не случайно из воспитанников Баха вышло так много превосходных музыкантов.

Сон на занятиях – это ладно. Любопытно, что и вечером, когда Бах ложился спать, он не мог уснуть, если где-то рядом не звучала музыка. Поэтому, в качестве ежевечернего ритуала, три его сына, когда отец уже укладывался в постель, поочередно играли в соседней комнате на клавесине – играли до тех пор, пока он не уснет. Подобные обязательные занятия очень досаждали детям, и самым сладким звуком для них был мелодичный отцовский храп.

Дети быстро обнаружили, что быстрее всего отец засыпает под игру Кристиана. Быстренько усыпив отца, этот счастливчик вырывался на свободу. Совсем иное дело – Эммануил. Этот терпеть не мог эти вечерние упражнения и, как только слышал долгожданное посвистывание, моментально убегал от клавесина. Однажды, услышав легкое похрапывание из отцовской спальни, он тотчас удрал от клавесина, остановив игру на незавершенном аккорде.