От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома
Шрифт:
По-видимому, речь шла об одном из сыновей Георга Людовика Голштинского. После переворота в пользу Екатерины II Георгу Людовику удалось бежать в Пруссию. Оба его сына при той же попытке были задержаны новой императрицей. Один из них, Вильгельм, утонул при невыясненных обстоятельствах в 1774 году в Ревельской бухте, второго Екатерина срочно женила на родной сестре своей невестки Марии Федоровны. Среди многих слухов, которые вызвали эти загадочные события, ходил и такой, что старый герцог успел бежать вместе с женой Вильгельма. Овдовев, она некоторое время жила в Европе, нигде не показываясь, ничем о себе не заявляя.
Так или иначе, упоминания о «племяннице госпожи Шмитши» прекращаются в конце сороковых годов. Остается предполагать, что судьба ее была устроена вдали от двора. Никакими сантиментами
Под сим камнем покоится прах рабы божьей инокини Аркадии, скончавшейся 1839 года, генваря 22 дня. Инокиня Аркадия проживала в посаде Пучеже, при Пушавинской церкви, 50 лет, скрыв настоящее свое звание и род, а называлась Варварою Мироновною по прозванию Назарьевой, жития же ей сколько было, остается неизвестно.
Отъезд за границу и возвращение в Россию — они фигурировали во всех версиях. Возвращение насильственное. По крайней мере, противоречившее желаниям «племянницы». И дальше жизнь за монастырскими стенами — монашеская или тюремная, праведная или исполненная внутренних метаний и неостывающих надежд. Назывались монастыри — в том же Переславле-Залесском, Москве, Екатеринбурге, Уфе, Нижнем Новгороде и Костроме. Каждый имел свою легенду, более или менее подробную, более или менее насыщенную датами, обстоятельствами, именами. Об узнице относительно заботились. Иногда ее навещали. И всегда сама она — вначале, во всяком случае, — делала попытки вырваться из неволи.
О пожилой женщине, доставленной под стражей в Пучеж на переломе восьмидесятых — девяностых годов, местным жителям запомнилось многое. Она охотно говорила со своим единственным дозволенным собеседником и духовником, попом местной Воскресенской церкви. Поп был не менее словоохотлив в отношении других своих прихожан, чье любопытство, естественно, не знало пределов. Каждое действие неизвестной в крохотном, насчитывавшем даже к концу XIX века не больше двух тысяч жителей селении становилось общим достоянием и предметом обсуждений.
Оказывается, неизвестная долгие годы прожила под стражей в особых кельях в Орле, где ее духовником был протоиерей тамошней кладбищенской Иоанновской церкви Лука Малинов, а затем в Арзамасе. В Пучеж ее доставил с особыми мерами предосторожности полковник Бушуев, увезший живших с нею «четыре женских персон» в более далекую и глухую ссылку. Местом жительства неизвестной был выбран закрытый в 1764 году Воскресенский мужской монастырь, вернее — его стены с единственной действовавшей в них церковью. В ограде никто, кроме неизвестной, не жил, на богослужениях почти никто не бывал. И если старевшая одинокая женщина не испытывала особой острой нужды, то только благодаря владельцу соседнего огромного села и богатейшей пристани князю Егору Александровичу Грузинскому. Ему была она обязана присланной в услужение женщиной, запасом дров на зиму и провиантом, на который ей забыли отпустить денег.
Неизвестная много и безрезультатно писала в Петербург, адресуясь к самым знатным придворным особам. Под диктовку подобные письма писал и поп, запомнивший имя В.П. Кочубея. Историки готовы были впоследствии усматривать в этом тень родственных связей — Кочубей женился на родной внучке К.Г. Разумовского, младшего брата фаворита. Но верно и то, что Кочубею довелось дважды возглавлять министерство внутренних дел. Как человек он отличался вошедшей в пословицу опасливой предусмотрительностью, как министр мог прислушаться к прошению или передать его в царские руки. О личных чувствах можно скорее говорить в отношении князя Грузинского. Потомки грузинского царя Вахтанга VI Законодателя были обязаны Елизавете Петровне получением богатейшего благоустроенного подмосковного Всехсвятского и того же Лыскова, которое Егор Грузинский предпочитал Москве. К тому же князь готов был бравировать своим оппозиционным отношением к петербургскому двору.
Местные предания. Местные свидетели. И никаких документальных источников — ни в архиве Тайной канцелярии, несомненно занимавшейся делом пучежской
узницы, ни в клировых ведомостях, скрупулезно отмечавших каждого, принимавшего монашеский постриг. Единственное очень косвенное доказательство в пользу версии о дочери Елизаветы Петровны — имя Аркадии. По существовавшему обычаю, иноческое имя должно было начинаться на ту же букву, что и светское, данное при крещении: Августа — Аркадия.Принцесса Августа Тараканова, во иноцех Досифея, постриженная в московском Ивановском монастыре, где по многих летах праведной жизни своей скончалась 1808 года и погребена в Новоспасском монастыре.
Под сим камнем положено тело усопшия о господе монахини Досифеи, обители Ивановского монастыря, подвизавшейся о Христе Иисусе в монашестве 25 лет и скончавшейся февраля 4-го 1810 года. Всего жития ее были 64 года. Боже, всели ее в вечных твоих обителях.
На этот раз были реальные памятники — портрет, надгробие, и снова никаких документальных свидетельств. Когда и по чьему приказу привезена и пострижена, что скрывала под иноческим именем — оставалось загадкой. Клировые ведомости Ивановского «в старых садех», «под бором», «на Кулишках» монастыря инокини Досифеи не упоминали. Впрочем, даже существование портрета оставалось недоказанным. Кому-то довелось его видеть, кто-то скопировал надпись, но в инвентарных описях монастырского имущества он не фигурировал. В ответ на настойчивые расспросы исследователей настоятели второй половины XIX века утверждали, будто в ведении монастыря портрета никогда не числилось. Ничего удивительного — у обоих монастырей была особая и совсем не простая слава. Точнее — заслуги перед самодержцами и престолом.
«А когда оный монастырь построен, при котором государе, и по какой государственной грамоте, и в котором году, о том в означенном монастыре точного известия нет», — сообщала монастырская опись 1763 года. Возможно, Елена Глинская, согласно одной из распространенных легенд, хотела его основанием отметить рождение сына — будущего Ивана Грозного, только как раз при Грозном монастырь стал выполнять свою главную роль — места заключения для опальных женщин высокого рождения. Сюда привезут из Владимира насильно постриженную на Белоозере вторую жену царевича Ивана Ивановича Прасковью Михайловну Соловых, и здесь же кончит свои дни другая невестка Грозного — Александра Сабурова. В 1610 году в Ивановском монастыре будет пострижена разлученная с мужем юная царица Марья Петровна Шуйская.
Страшные московские пожары 1737 и 1748 годов, казалось, навсегда прервали историю монастыря. Но Елизавета Петровна возобновляет его в 1761 году для сирот и вдов заслуженных лиц. Снова появляется настоятельница с грошовым жалованьем в 3 рубля 45 копеек на год и сорок три монахини с половинным содержанием — в один рубль 72 копейки годовых. Но также быстро восстанавливается и былая роль монастыря — страшной потаенной тюрьмы. По-прежнему присылались сюда узницы из Тайной канцелярии и Сыскного приказа, Раскольничьей конторы, лица, замешанные в политических и особо важных уголовных делах, «очистившиеся» перед тем на допросах «кровью». Монахиням оставалось быть тюремщицами. Только крамола свивала гнезда и среди них.
Еще в первой трети XVIII века были похоронены в монастырских стенах казненные лжеучители так называемых Людей Божьих — лже-христы Иван Тимофеевич Суслов и Прокопий Лупкин. А в 1733 году Тайный приказ открыл, что в келье одной из стариц продолжали собираться по праздникам для своих молитв последователи Суслова. Старица вместе с четырьмя другими монахинями была казнена, все остальные по наказании кнутом сосланы навечно в Сибирь, тела лжехристов выкопаны палачами и вывезены «потаенно» в поле, чтобы не собирать народу на могилах. В Ивановском монастыре должна была отбывать пожизненное одиночное заключение страшная Салтычиха, проведшая здесь, в застенке при церкви, тридцать три года. Сюда же в 1785 году поступила и та, которая носила имя Досифеи.