От выстрела до выстрела

— Конечно, Пётр Аркадьевич, заходите, всегда вам рады!

И Столыпин, восприняв это поначалу, как многообещающее разрешение ухаживать за Ольгой, в согревающей эйфории вышел на улицу, но там, как будто бы отрезвлённый морозом, задумался, а не было ли это простой фразой вежливости, ничего не сулящей и ни к чему не обязывающей? Он не успел спросить, нравится ли ей хоть немного, не успел спросить, что он мог бы сделать, чтобы расположить её к себе? Но разве о таком спрашивают у девушек? Тогда к лучшему, что не успел. Для первого раза довольно того, что Борис Александрович не имеет ничего против, а дальше… дальше он сам как-нибудь разберётся, как добиться любви Ольги. Не быть похожим на Михаила? Как бы это горько и цинично не прозвучало, но чтобы не напоминать его, нужно оказаться победителем в дуэли, где брат проиграл. «Я буду стреляться с Шаховским, — напомнил себе Пётр, — но на этот раз повержен будет он!».

* * *

Ольга вошла в спальню, где её ждали мать и непоседливая сестра.

— Он сделал тебе предложение руки и сердца? — заверещала Анна. — Сделал?

— Нет, — Ольга с гордым видом села перед зеркалом и стала поправлять волосы.

— Как? — удивилась Мария Александровна. — Неужели не для этого приезжал?

— Он только спросил папa, не против ли он будет, если Пётр Аркадьевич посватается.

— А тебя для чего же звал?

— Чтобы спросить то же самое.

— И что же ты ответила?

— Ничего.

Мария Александровна переглянулась с младшей дочерью. Спросила:

— Как это «ничего»? Оленька, такие ответы неприличны, воспитанные девушки не девицы из подворотни, они не морочат юношам головы, а твёрдо дают понять, хотят замуж или не хотят.

— А если я не знаю, хочу или не хочу? — повернулась к матери на стуле Ольга, положив ладони на спинку.

— Разве в этом так трудно разобраться?

— Мамa, в вашу молодость всё было проще! Времена меняются. Сейчас не так-то и просто понять себя.

— Глупости какие! — взмахнула руками Мария Александровна. — За Михаила же ты замуж хотела?

— Хотела, — признала Ольга.

— А что же сейчас? Совсем расхотела или Петя тебе не по душе?

Девушка задумалась. По душе ли ей Петя? Она никогда не рассматривала юношей моложе себя, как женихов. Это казалось чем-то смешным, невероятным! Да и то, что это младший брат Миши — не упрощает ситуацию. Она привыкла воспринимать его почти как брата, а он просится в ухажёры!

— Он тебе нравится? — спросила с безыскусным любопытством Анна.

— Высокий, — только и нашлась, что сказать, Ольга.

— По-моему, — пожала плечами их мать, — он и в целом очень видный и симпатичный юноша, — через секунду она спохватилась и дополнила: — Но, конечно, то, что студент, и непонятно, что будет с его будущим — это удручает. Красивых женихов найти не проблема, а вот таких, чтоб достойно обеспечили и заняли достойное место в обществе! Не знаю, сможет ли Аркадий Дмитриевич найти ему хорошее место, если он не делает военную карьеру…

Ольга повернулась обратно к зеркалу и посмотрела на себя. Даже среди фрейлин её считали одной из самых хорошеньких. Она могла бы рассчитывать на лучших кавалеров. Может, это её и останавливало? То, что Столыпин мог оказаться никем спустя несколько лет. Пойти по стопам всей этой учащейся молодёжи, которая вместо того чтобы хранить честь и славу предков, вместо того чтобы обеспечивать и развивать свои дворянские гнёзда, пускала всё по ветру, рвалась в реформаторы и революционеры, попадала в ссылки, позоря семьи, обрекая жён на захолустную жизнь крестьянки без прислуги. Знать бы, что Пётр не скатится до «интеллигента», прозябающего в уездном земстве! Но как тут угадаешь?

— Как бы то ни было, — сказала Ольга, — пока он не закончит университет, замуж я за него точно не пойду.

Примечание:

[1] Мясное рагу

Глава V

Весна расшевелила не только природу, но и город. Хотя март в Санкт-Петербурге промозглый и холодный, особенно на взморье, у залива, почки на деревьях осторожно, недоверчиво набухали, выжидая и высматривая солнце. Полиция производила аресты — очередные разоблачённые народовольцы, причастные к убийству императора, вылавливались повсюду. Газеты писали о последних событиях, некоторые подробно, чуть ли не с большой выдуманной частью, другие под цензурой, с пропусками и невнятностями.

Пётр читал за чаем выходного дня одну из таких. Саша рядом читал вышедший недавно рассказ Лескова «Тупейный художник». Филологический факультет обязывал быть в курсе современной литературы.

— Каково! — не удержался старший брат от восклицания и опустил страницы газеты.

— Что такое? — не поднимая носа, спросил младший.

— Один из революционеров был отставной штабс-капитан! Офицер! Военный!

— И что же? — по-прежнему слушая в пол-уха, Саша следил за событиями сюжета рассказа.

— Как это «что же»? Присяга! Они же должны защищать ценой жизни веру, царя, Отечество! А он — в революционеры? Это что же в голове должно у него быть, чтобы сочетались одна мысль о службе с другою — о противостоянии? Никак безумие, помешательство.

Психологические портреты и обсуждение личностных поступков были более интересны Саше, чем политика, и он оторвался от чтения.

— В каждом человеке есть хоть какое–то противоречие, и это не обозначает, что он выжил из ума.

— Так уж в каждом?

— Наверняка.

— Вот какое в тебе?

— Я, допустим, хотел бы писать прекрасные произведения. Но, в то же время, хотел бы читать чужие и изучать их.

— Это не противоречие, а неопределённость. Ты до конца не решил, чем хочешь заниматься, — Пётр допил чай и поднялся, — мне пора, увидимся вечером!

— Куда ты?

— По делу. Аграфена! Я ушёл, — громко оповестил он их заботливую прислужницу и, перекинув с крючка на голову студенческую фуражку, выдвинулся на улицу.

Пётр не забросил свои упражнения в стрельбе, но занимался этим теперь реже. Сейчас же «делом» было совсем другое — встреча с Ольгой Борисовной. С того зимнего обеда в гостях у Нейдгардов он был у них ещё раз, приглашён на Прощёное воскресенье и конец масленичных гуляний. А затем начался Великий пост, и всяческие посиделки стали неуместными. Через Дмитрия ему с трудом удалось кое-как договориться о прогулке у Аничкова дворца, чтобы Ольга выкроила для него немного свободного времени. Похоже, друг покойного Михаила был вовсе не против ухаживаний за своей сестрой. Возможно, он свыкся с тем, что породнится со Столыпиными, а, может, действительно испытывал симпатию к Петру, и желал Ольге такого супруга.

Придя заблаговременно, Столыпин занял то же место, где уже стоял однажды, ожидая выхода так волновавшей его девушки. Тогда шёл снег и щипал мороз, теперь — холодит влажный, неприятный ветер, солнце слабо греет. Пётр был готов выстаивать тут и в жару летом, и под осенним ливнем — лишь бы Ольга в конце концов выходила к нему, он имел возможностью её видеть, наслаждаться её присутствием.

Она появилась. Улыбнулась издалека. Улыбка согрела Петю лучше мартовских лучей солнца.

— Здравствуйте, Пётр Аркадьевич! — протянув руку, затянутую в перчатку, для поцелуя, подошла к нему Ольга.

— Прекрасный день, Ольга Борисовна! — приложился он к руке и выпрямился. С его ростом ему приходилось низко гнуть спину, чтобы склониться к ручке миниатюрной фрейлины.

— Разве? — она поозиралась, чуть поморщив носик. — Погода не балует.

Пётр не решился объяснить ей, что для него красоту и радость дня составляет не погода.

— Надеюсь, я не отвлёк вас от важных дел?

— Пока ещё ничего, но вскоре начнутся новые хлопоты и суета.

— А что такое?

Они пошагали по серой аллее из голых деревьев. Подтаявший снег, покрывшийся ледяной коркой, лежал на земле, а чуть в стороне, где-то возле кухонных помещений, чирикали воробьи, ищущие крошки.