От выстрела до выстрела

— Можно и так сказать.

Своею неразговорчивостью Столыпин отбил желание с собой разговаривать. Ему этого и не хотелось. Каждая верста, прокатывающаяся под колёсами дилижанса, приближала его к заветному. То, к чему он так упорно шёл несколько месяцев! В это поверить было страшно, чтобы не сглазить, как тогда, зимой, когда он пришёл к Преображенским казармам, а Шаховского в них не было. Хоть бы не повторилось! Проделать такой путь и остаться ни с чем? Это была бы слишком злая насмешка судьбы.

Ехали часа четыре, не меньше, с остановками. В Кисловодск добрались, когда уже стемнело. Улочка, на которой вышли пассажиры, подсвечивалась шестью фонарями. Дальше дорога тонула в темноте и лишь огоньки каких-то окон там и тут выдавали присутствие людей. Пётр спросил у кучера, в какую сторону крепость?

— А вот на самый юг держи, на окраину. Не сворачивай никуда, к ней и придёшь.

Оторвавшись от остальных, он пошагал, приглядываясь к синим теням деревьев и светлеющей протоптанной дорожке. Глаза постепенно привыкали, становилось не так уж и темно. Столыпина удивляло, насколько тёплым был вечер. Одновременно свежий и сладкий воздух, пахнущий неведомыми ароматами, может, магнолиями, а может виноградниками, совсем не давал прохлады, а приятно грел, и ветерок, когда касался лица, тоже ощущался тёплым. Цикады стрекотали, незримые и непривычно громкие. Местные давно не замечали их, а Столыпина звук завораживал, вызывая мурашки. Звёзды над головой крупные, совсем не северные. Юг. «Как жаль, что я тут не для любования природой» — подумал Пётр. Всё вокруг располагало к тому, чтобы присесть, задрать голову, прислушаться и насладиться летним мгновением, а не лететь, как бабочка к огню, рискуя жизнью.

Кучер оказался прав, крепость пройти мимо было нельзя. Дальше неё ничего не было, и в её каменную стену упирался путь. Ворота на ночь заперты. За ними, где-то в конюшнях, послышалось лошадиное фырчанье. Приглушённо доносились голоса. По рассказам покойного Михаила Пётр знал, что казармы редко когда полностью спят. Там должны быть дежурные, постовые. Зайдя чуть со стороны, Столыпин увидел свет в узком окне стены. Постучал. Несколько секунд спустя там мелькнула тень. За мутным стеклом показалось какое-то мужское лицо.

— Чего надобно?! — глухо спросило оно.

— Я к князю Шаховскому! — постарался как можно чётче и громче, чтобы его услышали, произнести Пётр.

— С какой целью?! — его услышали.

— Послание.

Поднеся к окну лампу, чтобы свет упал на беспокоившего, офицер оглядел Столыпина и, мотнув головой, отошёл от окна. Совсем ли? Решил, что какой-то безумец бродит? Второй раз стучать казалось некрасивым, тем более что свет гореть перестал. Офицер лёг спать?

Послышался скрежет замка. Ворота! Петя скорее вернулся назад, к ним. В приоткрытом зазоре показалось двое. Один держал лампу — видно он с ней и пришёл сюда из комнаты. Второй держал ружьё.

— Давай сюда своё послание, — протянул руку офицер.

— У меня устное, — сообщил Столыпин.

— Устное? — переглянувшись, оба хмыкнули. — Ты кто таков?

— Пётр Аркадьевич Столыпин, студент третьего курса Его Величества Императорского университета Санкт-Петербурга. Честь имею, — почти по-военному отрапортовал себя молодой человек.

— Столыпин? Ты не из тех ли Столыпиных, одного из которых убил Шаховской?

— Так точно, — сдерживая тяжесть на сердце и гнев, подтвердил Пётр.

— И чего тебя сюда нелёгкая принесла? — офицер нахмурился: — Ты с оружием?

— Извольте досмотреть, если нужно. Но допустите поговорить с князем.

Позволив Петру переступить порог крепости, двое посветили на него тщательно, убеждаясь, что ни ножа, ни револьвера на нём нет.

— Ну, иди за нами. Шаховской ещё не спит, — один сказал другому: — Вот Ивану сюрприз на ночь глядя!

Столыпина провели, как он понял по размещению, в ту комнату, свет из которой его и привлёк. Только оказалось, что это длинное дежурное помещение в четыре окна, но три из них были завешаны, чтобы не привлекать внимание. А дежурные, тем временем, играли в карты, пили и курили, так что под потолком висело белёсое облако. На столе, между кружками, валялись мелкие монеты. Хлопки картами и хохот наполняли душные каменные своды.

— Иван! — проголосил несущий лампу. — Тут к тебе гость!

Пётр вкопался, уставившись на того, кому это сообщили. Вот он — убийца брата. Сидит лицом ко входу, усы аккуратно подстрижены, глаза горят азартом, губы и без усмешки язвительны, а щёки, даже при жёлтом свете фитиля, бледны. Он напомнил какого-то гоголевского персонажа, нечестного на руку или связавшегося с нечистью. Отдавая себе отчёт в том, что не способен объективно воспринять внешность этого человека, Петя проникся неприязнью.

— Неужели?! — не отрываясь от игры, бросил Шаховской. — Если это не хорошенькая барышня, я никого не жду!

— Доброго вечера, господа, — пересиливая себя, студент на отвердевших ногах подошёл к столу, — князь Шаховской… — тот продолжал следить за игрой, не повернув головы. Собравшись с духом и осмелев, Пётр властно, низко прикрикнул: — Имейте уважение смотреть, когда к вам обращаются!

Не ожидавший такой дерзости, князь действительно поднял глаза и оцепенело воззрился на юношу. Окружавшие тоже притихли, и на их выражениях читалось предупреждение о взрывном характере Шаховского. Однако его реакцию предвосхитили:

— Я требую у вас сатисфакции, — спокойно произнёс Пётр.

— Вы… что? — губы Ивана Николаевича дёрнулись, иронизируя над выходкой, которую он до конца не понял.

— Я вызываю вас на дуэль. Хочу с вами стреляться, — расшифровал изумивший князя.

— А вы… кто такой будете?

— Пётр Аркадьевич Столыпин, — без подробностей повторил студент, здраво рассудив, что по фамилии и отчеству Шаховской поймёт лучше, кто перед ним.

— Столыпин? — негромко произнёс князь. — Ещё один?

— Да, я брат Михаила.

— Это я понял. Хотя вы не сильно похожи, — Иван положил карты и подвинул кружку из-под локтя к полупустой бутылке.

— Когда вам удобно будет устроить дуэль?

— Я не буду с тобой стреляться, — поведя сморщившимся носом, мотнул головой Шаховской, — мне что, весь ваш род перестрелять?

— Не будьте столь самоуверенны, князь.

— У вашего отца ещё есть сыновья?

— Какое это имеет отношение к делу?

— Пытаюсь понять, сколько пуль надо припасти ещё, — засмеялся Иван, поглядев на четверых других офицеров, как бы ища поддержку в шутке. Те не обманули его ожиданий и тоже погоготали. — Наверняка же за твоей смертью явится ещё Столыпин какой-нибудь?

— Так вы принимаете вызов?

— Нет, я пытаюсь объяснить тебе, — явно нетрезвый Шаховской перешёл на «ты». Фамильярность и умение оскорблять, собственно, и были причиной его дуэли с Михаилом. Он мало считался с теми, кто ниже его по статусу, силе, возрасту. — Объяснить, чтоб ты уносил ноги и не строил из себя героя. Ты хоть стрелять умеешь?

— Дуэль покажет.

— Ох как он серьёзно настроен! — продолжал потешаться князь. — Единственное, что покажет дуэль — это твою глупость и наивность. Я в Турецкую войну знаешь, сколько башибузуков перестрелял? Я их налету снимал! Как уточек. А перестрелки в горах — это тебе не на полянке друг на друга пялиться! Так что, вот что… как тебя там? Пётр? Ступай отсюда, Петя, пока я не передумал.