От Я до А

– Зачем ты их подкармливаешь? Закрывай лавочку, иначе этот поток за дармовщиной никогда не иссякнет.

Мама дело в долгий ящик не откладывала, и тут же избушка замкнулась на клюшку. Месть обиженных и оскорбленных была беспощадна, тупа и подла. Я, по причине малого возраста и крайне ограниченной мобильности, ползал на четвереньках по общему коридору. Мало того, что одна вредная старуха сыпала вдоль плинтусов дуст, якобы от тараканов, в который я весьма успешно вляпывался руками, так еще и самые добрые на свете соседи начали исподтишка меня толкать, слегка пинать и щипать. Однажды отец, будучи на коммунальной кухне, услышал, как я дико заверещал в коридоре не своим голосом. Он тут же бросился на помощь, а та самая зловредная старуха мышью юркнула в свою спасительную, как ей казалось, келью и закрылась на замок. Как потом выяснилось, бабушка – божий одуванчик ущипнула меня в порыве горячей извращенной нежности. Комнатная дверь была препятствием так себе, и батя снес ее с петель одни ударом ноги.

– Ты что, сука старая? Совсем ебанулась? – выкрикнул он бабке, испуганно трясшейся посреди комнаты. Уж не знаю, какие бы я слова сказал в подобной ситуации, но они явно тоже были бы нецензурными. В следующее мгновенье отец ладонью наотмашь ударил бабку по голове с такой силой, что она пролетела всю оставшуюся часть комнаты на сверхвизговой скорости и врезалась черепом в батарею отопления. Самый гуманный в мире оправдал и батю, выписав ему штраф с возмещением морального и физического вреда здоровью потерпевшей.

Спички

В целом же жизнь в этом обезьяннике кипела, бушевала и бурлила говнами и другими не самыми приятными субстанциями низшей касты человеческой биомассы. Весьма колоритной была семья Хреновых. Глава семьи Женька и его суженая, верная собутыльница и подельница Танька днями напролет пьянствовали, гульванили, дрались друг с другом, лаялись с соседями и пытались воспитывать своих сыновей – разнояйцовых близнецов Сашку и Кольку. Братья по большей части были предоставлены сами себе и улице – неисчерпаемому источнику мелкоуголовных наклонностей. В секции нас было четверо пацанов – я, Валерка и близнецы, все одного года выпуска, поэтому и игры у нас были по большей части совместные. Мы делились двое на двое и начинали свои мальчишеские противостояния, естественно, Колька с Сашкой всегда были на одной стороне, а моим напарником вечно выступал Валерка. Летом мы ловили кузнечиков, кто больше поймает; катались наперегонки с небольшой горки на трехколесных велосипедах; сражались на палках. Зимой часто играли в общем коридоре, в основном строя баррикады из чего попало и нещадно обстреливая друг друга деревянными кубиками. У Валерки откуда-то была фуражка от солдатского повседневного мундира, которую мы с ним напяливали по очереди, стараясь изображать умудренного опытом командира. Обычно в этих суровых баталиях всем без исключения воинам прилично доставалось.

Одним прекрасным солнечным летним днем хулиганистые братцы подговорили меня взять дома коробок со спичками, чтобы «пожечь кострики» за гаражами. Гаражи находились перед выходом из дома, метрах в тридцати, и представляли собой обычные советские ракушки – пристанище «запоров», «москвичей» и «жигуленков».

– Олега, это будет зыко, и никто не узнает, – убеждали они меня словами и взглядами честных и прозрачных глаз. Спички у родителей хранились в одном из ящиков серванта вместе с пустыми коробками, которые я использовал как изоляторы временного содержания для пойманных кузнечиков, жучков и прочих паучков. Я подошел на кухне к хлопочущей у плиты маме и спросил:

– Мам, можно я возьму пустой коробок? Мы с пацанами половим кузнечиков в траве за гаражами.

– Бери, конечно. – Без всякой задней мысли разрешила мама. И вот я, крадучись, воровато озираясь по сторонам, пробрался в нашу комнату, выдвинул заветный ящик и, потной от волнения ручонкой, цапнул целый коробок с доброй сотней спичек внутри. Пол дела было сделано. Оставалось самое сложное – вынести свою добычу на улицу через самый страшный кордон – никогда не дремлющий пост с бабушками на лавочках у подъезда. Помню, как я иду мимо них, в одних коричневых шортиках, прижимая к бедру и прикрывая ладонью прямоугольную коробочку, боясь, что спички внутри зашуршат, выдавая меня, а бдительные престарелые часовые тут же меня схватят и поведут к матери на казнь. После этого тяжелейшего душевного и физического стресса я вполне могу понять чувства Господа нашего Иисуса Христа, когда он приближался к Голгофе.

К недолгому счастью, маленькие палочки с темно-коричневыми головками меня не подвели, и я устремился вперед со скоростью гоночного болида. Забежав за гаражи, я принялся искать Кольку с Сашкой, которых почему-то нигде не было видно, хотя мы условились встретиться именно здесь. Я носился вдоль тыльной стороны гаражей, как вдруг в проеме между двумя из них увидел маму с солдатским ремнем в руках. Сердце мое мгновенно упало куда-то гораздо ниже пяток, а колени трусливо слегка подкосились. Вид у мамы был очень грозный и решительный, несмотря на то, что было видно, что она запыхалась и немного побледнела от злости и волнения. Позади мамы маячили предатели Колька с Сашкой.

– Иди сюда! – требовательно и угрожающе позвала мама, помахав для внушительности ремнем. У меня было всего два пути – либо повиноваться, либо удирать, спасая целостность своей шкуры. Выбросив бесполезный и не пригодившийся коробок в кусты, я рванул влево вдоль гаражей, стремясь опередить маму и вырваться на оперативный простор в соседних дворах. Но этот план изначально был обречен на провал. Вместо того, чтобы просто развернуться и устремиться вверх по склону, удаляющемуся от нашего дома, я увяз в зарослях репья, откуда мама меня и выудила, поцарапанного и заросшего колючками.

Экзекуция была стремительной, жесткой и беспощадной. Мама довольно сильно отмудохала мой зад кожей ремня недалеко от места несостоявшегося преступления, вложив в силу ударов поучительно-воспитательный смысл. Где-то на заднем плане раздавался подхалимский голос одного из Хреновых, обращавшегося к маме:

– Тетя Дуся, он, наверное, хотел гаражи поджечь…

Отец, приехав с работы, застал меня побитого, сломленного и заплаканного. Видимо, мой внешний вид внушил ему такую жалость, что он немедленно принялся меня утешать, вытирая рукой слезы и целуя, при этом покалывая меня щеткой усов.

Близнецам я в какой-то мере отомстил лет через пять, когда мы уже жили в малосемейке на Хабаровской. Они повадились время от времени таскаться в мой новый двор, пытаясь участвовать в движухе, которую мы устраивали с моими новыми приятелями и друзьями. Я уже даже не помню повод и причину из-за чего все началось, но мы с ними сидели у костра в крохотном лесочке неподалеку от общаги и плавили «свинку» – свинец, пластины которого выдрали из отработанного и раскуроченного нами автомобильного аккумулятора для того, чтобы сделать из него битки для одной из разновидностей игр в пробки – «чиру». Из-за чего-то вспыхнула ссора, и я начал бить Кольку с Сашкой. Их было двое, но они отступали под моим напором, пятились, спотыкались и падали. Не буду врать, что я отличался благородством манер, поэтому без всякого зазрения совести пинал их, упавших, куда попаду. Трусливый враг был повержен и бежал прочь. А круг, однажды начавшийся у не зажжённого костра, замкнулся у костра пылающего.

Примерно в тоже время родители сдали братьев в интернат «Мир детства» на Ушакова, где они пробалбесничали какое-то время. После чего вся семья переехала жить в поселок Кордон Кишертского района, где их следы для меня навсегда затерялись. Что с ними сейчас и живы ли они вообще, я не знаю, даже лиц их отчетливо не помню. Вполне допускаю, что та среда, в которой они обитали, не принесла им ничего хорошего, и это либо тюрьма, либо цирроз печени, либо что-то еще не менее неприятное. Жаль, но это как раз тот случай, когда Хреновым – хреново.

Побег

Живя в этой общаге, я начал посещать свое первое учреждение социальной адаптации и самоидентификации в обществе – детский сад. Нам с одногруппниками очень повезло, у нас были замечательные воспитатели, по-настоящему преданные своему делу педагоги – Татьяна Семеновна и Валентина Тимофеевна. Это были добрые, заботливые и красивые женщины. Один мальчик из нашей группы Борька Руков даже был влюблен в Валентину Тимофеевну, и однажды по секрету поведал всем пацанам, что краем глаза увидел ее лифчик. После этого ошеломляющего сообщения я еще долго гадал, чем же может быть этот самый таинственный лифчик? В конце концов принял версию, что это такой маленький игрушечный лифт для кукол. Единственным темным пятном в ослепляющем луче этого внезапного вывода было искреннее недоумение от того, что нужно ли было из этого делать великую мальчишескую тайну?