От земли до рая
Шрифт:
– И не надо так на меня молчать! Я договорилась с Юлием Израилевичем на завтра. Начать можно с МРТ. А там, если понадобится…
– Я же просил тебя не лезть в это!
– Кто-то должен в это влезть. Раз тебе самому не хватает мозгов! Как ты можешь быть таким чудовищно безответственным? Почему ты думаешь только о себе?
– Я?! Только о себе?!
– Ты! Кто ж еще?! А ты о той же Лильке подумал? Или… дорвавшись, не до этого было? Так ты хоть сейчас мозгами пораскинь и спроси себя, что с ней будет, если с тобой что-то, не дай бог, случится? А со мной… что будет? А с Соней?
Я отвернулся к окну. Моя мать была очень сложной женщиной.
– Иди спать, мама. Утро почти.
Она ничего не ответила. В тишине комнаты раздались ее шаги, а потом мне на пояс легли изувеченные артритом женские руки.
– Скажи, что ты поедешь к доктору, Янык…
– Поеду, – вздохнул.
– И правда, ма… иди, отдыхай.
– А хочешь, я с тобой съезжу?
– Ну, мне ж не три года!
– А помнишь в семь? Когда тебе аденоиды удаляли?
– Такое забудешь, - хмыкнул я.
– Советские больницы – то еще счастье. Как сейчас помню тот холодный железный стул и ремни, которыми меня привязали.
– Ты орал, как бешеный. Наверное, тогда у тебя и случилась эта душевная травма.
Я тяжело вздохнул. Обернулся. Обнял тощие плечи, понимая, что просто так от нее не отделаюсь:
– Ну, какие еще травмы, мама?
– Боязнь врачей!
– Нет ее у меня.
– Ну, нет, и нет, - как-то подозрительно покладисто согласилась мать. – Как Лилька-то? Ты ее, наконец, осчастливил?
– Мама, - простонал, хотя очень… вот прям очень хотелось рассмеяться.
– А что? Девочка тебя…
– Да знаю, я знаю! А вот ты, похоже, и не догадываешься, что там за характер. Она в твоей защите не нуждается совершенно. Ей вообще палец в рот не клади.
– Вот и хорошо. С тобой другая не справится. Только ты тоже… ездить ей на себе не позволяй. А то знаю я, как вами, мужиками, крутить можно.
– Ты уж определись, на чьей ты стороне! – все же рассмеялся я, зарываясь носом в крашеные волосы. – Опять курила?
– Не было такого.
– А то я не слышу. Узнаю, кто тебе сигареты контрабандой принес – уволю.
– Тебе показалось!
С непривычной для ее возраста прытью мать высвободилась из моих объятий и поспешила к двери. А я еще постоял немного, почесал в затылке и лег в кровать. Спал плохо, как и всегда в последнее время. Приходилось несколько раз вставать и снова плестись в туалет. И это только укрепило мою решимость поехать и закончить обследование. Утром я дал поручение отменить все мои встречи и вызвал к себе начальника личной охраны.
– Юр, привет. Сегодня вы мне без надобности.
– Но…
– Я на обследование еду. Посторонние глаза не нужны. Проблема яйца выеденного не стоит, а конкурентам только дай повод…
– Обижаете, Ян Львович, наши ребята не из болтливых.
– За это я и не переживаю. Но их появление трудно скрыть.
– Ладно, - не стал больше возражать тот. – Тогда на моей поедем. Я сейчас подумаю, как лучше…
– Подумай.
– А потом?
– Потом опять на Лесную.
К Лиле… Она у меня перед глазами теперь все время стояла. Я о ней, как мальчишка влюбленный, думал постоянно. Да я и был, мальчишкой… Толку, что в паспорте солидные сорок четыре.
Перед процедурой есть не полагалось. Но
я спустился в кухню выпить кофе. К удивлению, там уже сидела и Сонька.– Доброе утро. Что-то ты рано.
– У меня скоро самолет, - сухо заметила она, очевидно, не желая идти на примирение. Я удивленно вздернул бровь:
– И куда ты, позвольте спросить, держишь путь? Охрана в курсе?
– Возвращаюсь в Америку. Надо разруливать ситуацию с выходом на IPO. Без меня в офисе не справятся.
– Как долго планируешь там пробыть?
– А что, тебе разве не все равно? – съязвила дочь.
– Только представь… Никто не будет путаться под ногами и мешать твоей личной жизни.
– Я вообще не понял, зачем тебе ей мешать понадобилось. Два самых близких тебе человека теперь вместе… И счастливы. Разве это плохо?
Соня отвела взгляд. Ничего мне не ответив, она подхватила свою чашку с кофе и ушла. Догонять дочь я не стал. В тот момент это было бессмысленно – я ее хорошо знал. Соньке просто нужно было остыть, а там все само собой бы наладилось.
К больнице мы подъехали прямо к открытию. Хорошо, что процедуру можно было проводить под общим наркозом. И хоть меня передергивало от осознания того, что на некоторое время я полностью утрачу контроль над ситуацией, это было гораздо лучше, чем… видеть это все, и слышать, и… чувствовать. Меня воротило от одной уже подготовки. Я едва не соскочил в последний момент. Но сцепив зубы, все же заставил себя пройти через это все… унижение. Иного слова, чтобы описать происходящее, я подобрать не мог.
В себя пришел – как из болота вынырнул. У койки – незнакомая женщина. Наверное, медсестра. Может, и правда надо было позволить матери меня сопровождать? В такие секунды, как эти, почему-то совершенно не хочется видеть посторонних.
– Как вы себя чувствуете?
– Нормально. Где доктор? Я хочу с ним поговорить.
– Конечно. Только вам еще нельзя вставать! Полежите хотя бы еще пару часиков, - пробормотала отчего-то шокированная женщина.
– Доктора пригласите, - стоял я на своем. Медсестра мою команду исполнять не спешила. Усилием воли я взял под контроль головокружение и спустил ноги с кровати. И может, я бы даже сам отправился на поиски долбаного врача, но дверь в палату открылась, и он пришел ко мне сам. Медсестра тут же поспешила к выходу.
– Ну, что там? – нетерпеливо поинтересовался я.
– Вы, Ян Львович, лучше бы не геройствовали и легли.
– Что… вы… обнаружили?
– Новообразование. Небольшую опухоль.
– Опухоль? – сглотнул я, хотя после наркоза во рту было сухо-сухо. – И что? Она доброкачественная?
– Мы взяли материал на биопсию, – пожилой врач снял очки и устало растер переносицу.
– Точный результат будет примерно через семь-десять дней.
А если только будет… почему он выглядит так, будто нисколько не сомневается, что порадовать ему меня будет нечем? Голова кружилась все сильней. Я откинулся на подушку. Внутри что-то мелко-мелко дрожало…
– Но? Есть какое-то «но», доктор?
– Но я повидал слишком много этих опухолей, Ян Львович. И, боюсь, легко нам не будет. С другой стороны, мы выявили эту заразу на ранней стадии, и ваши шансы на полное выздоровление велики.
И опять же звучало это довольно, мать его, оптимистично! Особенно учитывая то, что мне сейчас едва ли не прямо сказали: «У тебя рак, парень»… Да только мне опять в его словах чудилось проклятое «но»… И от этого не то что все внутри переворачивалось, от этого кровь стыла. А еще хотелось кричать.