Отбор для Слепого

В пригороде, где людей было меньше, чем в центре, расплодилось огромное количество животных. Дети ночи убивали и ели их, находили широкое применение шкурам и даже, костям. В принципе, тем самым они приносили пользу всем нам — иначе зверье просто заполонило бы весь город, а так поголовье хоть немного контролировалось.

Вождь этой группировки, сказать "лидер" не поворачивался язык, называвший себя СтригОй, на моё предложение заняться отстрелом животных во всем городе ответил радостным согласием. Это было понятно — найти поддержку и оказаться полезными такой могущественной организации, такому клану, который был у нас, жизненно необходимо для таких маленьких групп, как они. В случае чего, можно будет рассчитывать на помощь.

Вопрос был решен в течение часа. Но нам предложили остаться на ночь. И, несмотря на моё нежелание делать это, пришлось согласиться. А все потому, что Стригой в конце нашего ужина неожиданно сказал:

— Пророк, до нас дошли слухи, что ты ищешь жену?

Вот интересно, откуда он узнал, если кроме меня, Ярослава и Давида, об этом знал, только один единственный раз виденный мною, Монах? Но уклоняться от ответа я не видел смысла:

— Возможно.

— О, раз так, может, мою девчонку посмотришь?

Звучало странновато — во-первых, "посмотреть" в известном смысле я не мог, и он это хорошо знал, во-вторых, я точно знал, что у Стригоя не было дочери, а прозвучало именно в таком контексте.

— Посмотрю.

Он обрадовался. Это не скрыть. Такие эмоции легко читаются. Они видны.

— Сейчас прямо ее позову.

Он засуетился, поспешно подхватываясь из-за стола, стоявшего у костра под тесовой крышей, и лично убегая в свой бункер, чтобы позвать девушку. Хотя, я это знал наверняка, рядом находилась пара его помощников, готовых по первому знаку выполнить любой приказ. Я подозвал рукой Давида.

— Что ты хотел, Слепой?

Сам не знаю почему, спросил:

— Кто из наших тут рядом?

— Из наших? Всех на посты расставил. Здесь я, Беркут, Богдан, ну и этот… Саша.

Беркут и Богдан слишком молоды, чтобы давать мне советы. Сам Давид чересчур неразборчив в том, что касается женщин. Мне нужен кто-то, незаинтересованный, не из наших…

— Зови Сашу, будет мою возможную невесту оценивать, — я подумал и добавил, чтобы не обидеть его. — И сам останься.

Стригой долго не возвращался. Мои парни пришли раньше него. Почувствовав немой вопрос остановившегося в паре метров от меня бойца, я указал на скамейку рядом с собой.

— Садись. Поможешь мне.

Он неторопливо протиснулся между столом и лавкой, усаживаясь достаточно близко от меня. Достаточно для того, чтобы я почувствовал удивительное тепло, волнами исходящее, невидимое обычному взгляду, но ощущаемое всем моим телом. Такой потрясающей аурой обладали только дети, ну и Рыжая, конечно. Не мог мужик быть таким! Только неискушенные, добрые, безгрешные люди, с чистой открытой душой, были такими яркими и притягательными для меня. Но разве мог мужчина-боец, мужчина-воин, с легкостью причиняющий боль, и, наверное, убивающий тоже с легкостью, оставаться безгрешным?

Это несооветствие того, что я знал о нем, и того, что чувствовал, меня настораживало и, одновременно, тянуло к нему. Мне хотелось понять. И вот сейчас, не дотрагиваясь до него физически, я отлично чувствовал это манящее тепло, согревающее мои руки, лежащие на столе. Мозг прострелила безумная мысль — интересно, что я почувствую, если потрогаю его? Тут же отогнал ее — не хватало еще лапать мужика! Ведь он не поймет. Никто не поймет!

— Что я должен делать?

И голос его мне нравился. Нехарактерные женственные нотки в нем почему-то рисовали мне облик кудрявого русоволосого паренька с голубыми глазами. Спросить, так ли он выглядит? Так… не для этого же позвал! Глупости какие-то!

— Саша, дело в том, что по совету твоего отца, я хочу подыскать себе… ммм, невесту. Вождь Стригой сейчас приведет девушку. Я хочу, чтобы ты посмотрел на нее и описал мне внешность. И, если можешь, свои ощущения, свое отношение к ней. И…, самое главное, ее реакцию на… меня, на мои шрамы.

— Почему я?

— Скажем так, вкусы Давида с моими не совпадают. Молодежь наша будет прикалываться, может позволить себе сказать лишнее при чужих, если я доверю им такое щекотливое дело. Я никого не хочу обидеть — ни девушку, ни клан в целом. Ты — лицо абсолютно незаинтересованное. Поможешь?

— Постараюсь.

6.

В пламени костра, разрисованное плящущими на нем языками пламени, его лицо казалось высеченным из камня. Девушки, закутанные в темные, какие-то грязные, тряпки, с ужасом поглядывали на Пророка. Они старались не приближаться к нему. И когда ставили на стол тарелки, изо всех сил избегали прикосновения к его руке, спокойно лежащей на поверхности стола. Глупые… Почему? Их отталкивают его шрамы? Да разве сейчас, в нашем, Богом забытом мире, есть мужчины, без шрамов? Даже у меня парочка имеется. Да, не на лице, но…

Я же смотрела на него иначе. Он был особенный… И дело вовсе не во внешности. Хотя, и внешний его вид не отталкивал, а наоборот, притягивал мой взгляд. Было в нем какое-то особенное чувство собственного достоинства — в гордой посадке головы, в прямой спине, даже в серебре его волос. И сейчас, усевшись рядом, я смотрела на длинные чувственные пальцы, которые, казалось, жили собственной жизнью — они легко поглаживали грубые доски, из которых был сбит длинный стол. Как если бы он читал что-то, вырезанное на этих досках, кончиками пальцев исследуя вырезанные там углубления.

И вот из-за двери, ведущей в жилище этих суетливых, грязных, покрытых хаотично разбросанными по рукам и лицам татуировками, людей, показался их вождь. За ним следом выскользнула тоненькая фигурка, закутанная по самые глаза в такую же, как и у других, ткань. Стригой с довольным видом и радостной улыбкой сел за стол напротив Слепого и меня. Давид, уходивший куда-то, тоже вернулся, но за стол сесть не спешил — встал за нашими спинами.

Девушка в нерешительности остановилась перед столом. Она была невысокого роста. В принципе, пока больше ничего вразумительного о ее внешности я сказать не могла.

Стригой начал расхваливать свою невесту:

— Мою девочку зовут Майя. Ее мать — моя младшая сестра. А отец недавно погиб — во время охоты напоролся со своей группой охотников на волчицу с детенышами. Сами знаете, что опаснее ничего быть не может. Двое наших были разорваны прямо там, возле ее логова. А Родион, смертельно раненый, сумел убить ее и даже принес волчонка. Хороший был человек. И хороший охотник.

На последних словах девушка неожиданно вскинула голову. На лице открытыми оставались только глаза — остальное было затянуто той же черной тканью, частью общего полотнища ее наряда. Но глаза эти были прекрасны — огромные, словно черной тушью обведенные, с ресницами, бросающими широкие тени на щеки. Черные брови с красивым изгибом. Ровно между ними на лбу вытатуировано некое подобие мишени — круг, в нем еще один — поменьше, и красная точка в центре. Символ, означающий, что она из клана стрелков-охотников? Пророк некоторое время сидел молча, повернув лицо к девушке. Потом спросил: