Отброс

Он остановился, мысленно упрекнув себя. Зачем увлекаться? Зачем представлять что-то столь грандиозное так скоро? Розы могут завянуть к утру. Птичьи семена проросли сорняками, и Уоррен, возможно, не захочет устраивать у себя во дворе баню для птиц или один из этих дурацких шаров. Тейлор может остаться ни с чем, кроме загорелой шеи, за единственный день настоящей работы, который он когда-либо выполнял.

Однако он не мог в это поверить. Сомнения не давали ему покоя. Уоррен выполнит все, о чем он попросит, в разумных пределах. И в этот момент Тейлор понял, что хочет провести следующий день, руками в земле. И следующий день, и следующий за ним, тоже. Он представлял себе дни, сменяющие друг друга, как серию красивых картин, весна, переходящая в лето, лето, сменяющееся осенью, осень, переходящая в зиму, и себя, стоящего во дворе Уоррена, словно прочную нить, вшитую в каждый из них, соединяющую текущие события. От Тейлора, у которого все еще был синяк под глазом, шрамы на бедрах и горло, которое горело от проглоченной спермы, до некоего будущего Тейлора, который каким-то образом стал целым. Какого-нибудь будущего Тейлора, который позволяет прикасаться к себе только Уоррену, если только Уоррен не хочет иного. Тейлора, который не боится встретиться лицом к лицу со своим прошлым.

У Тейлора чуть не перехватило дыхание.

Впервые с тех пор, как он потерял Джеймса, он точно знал, где проснется утром, не только на следующий день, но и в течение целой череды дней, и был рад этому. Впервые он не задавался вопросом, сколько еще у него осталось времени до того, как хозяин отправит его собирать вещи. И впервые за столько лет, что Тейлору и считать не хотелось, его по-настоящему волновало, просыпается ли он каждое утро в дороге. Так часто в прошлом он хотел сдаться. Он позволял мужчинам трахать себя «без седла» в любое время, когда они просили, почти надеясь, что что-то пойдет не так. Он никогда по-настоящему не склонялся к самоубийству, потому что был слишком напуган, чтобы довести начатое до конца. Самоубийство только доказало бы его отцу, каким же неудачником на самом деле был Тейлор. Но в какой-то темной, тайной части своего сердца он хотел умереть. Он надеялся, что скоро наступит конец, будь то от рук жестокого мужчины, который увлекся, или в результате незащищенного секса. Он жаждал этого, потому что жить стало слишком тяжело.

Но теперь, стоя на заднем дворе Уоррена и видя будущее, раскинувшееся перед ним, как на одном из тех живописных благотворительных календарей, которые приходили по почте, Тейлор захотел увидеть его. Он хотел просыпаться каждое утро в доме Уоррена, если не в его постели. Он хотел увидеть, что принесет ему будущее. Впервые за долгое время Тейлору нравилась его жизнь. Он почти нравился даже самому себе. И Уоррен дал ему это.

Он вошел через заднюю дверь, у него кружилась голова. Он нашел Уоррена на кухне, который, прищурившись, изучал инструкции на упаковке замороженной лазаньи.

– Или я старею, или в наши дни все печатается мельче.
– Он взглянул на Тейлора и резко остановился при виде грязных кожаных перчаток, все еще прикрывавших руки Тейлора.
– Все в порядке?

Тейлор не нашелся, что сказать. Он пересек комнату и обнял Уоррена за шею, хотя для этого ему пришлось встать на цыпочки. В горле у него застрял ком. Его грудь сдавило, сердце было таким огромным, наполненным и хрупким, что он почти не мог дышать, и все, что он мог сделать, это поцеловать ту часть щетинистого подбородка Уоррена, до которой мог дотянуться.

– Спасибо.

Большая, сильная рука Уоррена медленно прошлась по его спине.

– Не за что, полагаю? - В его голосе слышался смех.
– За что именно ты меня благодаришь?

Он не понял. Конечно, он не понял. Как он мог? Откуда ему было знать, как много он сделал?

Тейлор отстранился, чтобы встретиться взглядом с Уорреном, хотя, даже стоя на цыпочках, ему приходилось вытягивать шею, чтобы сделать это. Шрамы на лице Уоррена делали его старше своих лет и злее, чем он был на самом деле. Он всегда выглядел так, словно был готов сражаться за каждого из них, и все же он принимал все это безропотно, точно так же, как он принял сломленную шлюху и отдал ей весь мир. Я люблю тебя.

Тейлор отчаянно хотел сказать это, но не смог. Он всегда говорил эти слова только Джеймсу, и произнести их сейчас казалось предательством, не потому, что он предал бы Джеймса, а потому, что это умалило бы то, что Уоррен значил для него. Потому что Уоррен заслуживал чего-то большего и лучшего, чем то, что он дал Джеймсу. Тейлор любил Джеймса, потому что это было единственное, что он мог сделать. Это был единственный способ примириться со всем, что Джеймс с ним сделал. Любовь к Джеймсу была заложена в нем, зашита в его ДНК, хотел он того или нет. Все, что требовал Джеймс, Тейлор отдавал охотно, от всего сердца, потому что это был единственный вариант, который у него был.

Уоррен не мог быть таким непохожим на других. Уоррен никогда не требовал от Тейлора того, чего тот не был готов дать. Он отдавал, и отдавал, и отдавал еще, и Тейлору хотелось, чтобы у него было, что отдать взамен. Он хотел, чтобы было достаточно сказать «я люблю тебя», но этого было недостаточно. Не после того, как его брат исказил и принизил значение этих слов. И тогда Тейлор сделал единственное, что пришло ему в голову, он станет выращивать розы, лилии, маргаритки и все, что сможет найти. Он повесит скворечники и кормушки для птиц. Он посадит цветы, которые привлекут бабочек. Он наполнит уголок мира Уоррена таким количеством света, красок и жизни, на какой только способен. Он превратит стерильное, скудное жилище Уоррена в настоящий дом.

Это было единственное, что он мог дать.

Уоррен уставился на него, наморщив лоб в удивленном беспокойстве. Он провел тыльной стороной пальцев по щеке Тейлора.

– Все в порядке, Тэй?

– Прекрасно, - сказал Тейлор, притягивая его к себе для поцелуя.
– Моя жизнь еще никогда не была такой идеальной.

Глава 17

Тейлора разбудил не столько телефонный звонок. Это Уоррен сел на кровати и спросил:

– Что это за хрень?

Его напряжение было почти осязаемым. Он часто мгновенно просыпался, как будто ожидал, что ему придется броситься в бой.

Телефон зазвонил снова, и Тейлор схватил его с прикроватного столика. Единственным человеком, кроме Уоррена, у которого был номер, был Райли.

– Алло?

– Тейлор?
– Райли казался таким взвинченным, каким он не был с их первой недели дружбы.
– Господи, Тейлор, все плохо.

– Я буду через десять минут.

Тейлор повесил трубку, вскочил с кровати и начал натягивать одежду.

– Что такое?
– Спросил Уоррен, протирая заспанные глаза.

– Райли в беде. Мне нужно идти.
– Он повернулся лицом к Уоррену в темноте.
– Ты злишься?

– Нет. Я думаю, ему повезло, что у него есть ты.

Несмотря на молчаливое одобрение Уоррена, Тейлор все еще волновался, выходя из дома. После дня, проведенного в саду, и замечательного взаимопонимания, которого, как ему казалось, они достигли, Уоррен не хотел заниматься сексом. Тейлор предлагал, и не раз, но каждый раз Уоррен мягко отказывал ему. Казалось, что он не мог заставить себя прикоснуться к Тейлору теперь, когда видел, как его друзья используют его. И все же, когда Тейлор спросил, не из-за этого ли, Уоррен ответил, что нет, что у него просто нет настроения. И когда Тейлор попросил Уоррена поспать с ним в одной постели, Уоррен с готовностью согласился. Он крепко обнимал Тейлора, пока тот не заснул.

И все же это беспокоило Тейлора. Он не мог отделаться от мысли, что все испортил.

Десять минут спустя Тейлор обнаружил, что Райли меряет шагами его квартиру. Тошнота и понос давно прошли, но беспокойство осталось.

– Прости, - сказал Райли, теребя свои волосы.
– Боже, прости.

– Все в порядке.

– Я не получал от тебя вестей пару дней. Я подумал, может, ты злишься на меня или что-то в этом роде. Что я сделал что-то не так.

– Нет. Конечно, нет.
– Он мысленно выругал себя за то, что не связался с Райли.
– Думаю, можно сказать, что у меня был рецидив.