Отброс

Уоррен прервал поцелуй, затаив дыхание, не сводя глаз с Тейлора. Его руки снова задвигались, пальцы правой руки демонстративно коснулись почти болезненного места подмышки Тейлора, словно провоцируя Тейлора вздрогнуть.

– Ты сможешь с этим справиться?
– Спросил Уоррен, его глаза были темными и напряженными, а голос хриплым и невнятным.
– Ты правда можешь позволить этому случиться на этот раз?

Тейлор хотел сказать, что он никогда ни в чем не отказывал Уоррену, но потом вспомнил тот день, когда его пришлось развязывать. Это было похоже на то, что он чувствовал, ужасающе, даже когда он поймал себя на том, что хочет просить о большем. Уязвимость, не только из-за того, что он был связан и беспомощен, но и из-за того, что Уоррен смотрел ему в глаза, была выше его сил. Близость рук Уоррена и его губ, скользящих по телу Тейлора, ощущалась как наихудший вид насилия. На протяжении многих лет он позволял мужчинам вытворять с ним ужасные вещи, но то, что Уоррен по-настоящему занялся с ним любовью, пугало его так, что он не мог этого объяснить.

Внезапно он понял, что именно этого хотел Уоррен. Нравилось Тейлору признавать это или нет, но Тейлор всегда отказывал ему в этом. Всякий раз, когда Уоррен пытался быть слишком нежным, Тейлор пресекал это, говоря непристойности, напрашиваясь на грубость. Он хотел верить, что трахаться, это то же самое, что заниматься любовью. Он говорил себе, что главное, заставить Уоррена кончить.

Это было не так. Уоррен не хотел его трахать. Уоррен хотел, чтобы то, что произошло сегодня вечером, было актом настоящей близости, но разница между этими событиями никогда не казалась такой ужасающей.

Но, Боже, он не мог отступить сейчас.

– Пожалуйста, - прошептал Тейлор, не понимая, о чем он вообще просит.

Уоррен застонал и снова поцеловал его. Он покрутил сосок Тейлора между большим и указательным пальцами, заставив Тейлора ахнуть от смешанного чувства удовольствия и боли. Уоррен протиснулся между ног Тейлора, его член слегка подрагивал, настойчиво прижимаясь ко входу Тейлора. Тейлор снова застонал, ошеломленный тем, как сильно ему хотелось ощутить Уоррена внутри себя. Он подвигал бедрами, насколько позволяли путы, ища угол, под которым Уоррен мог бы войти. Он был напряжен и задыхался от нетерпения, но ничего не мог с этим поделать. Он хотел умолять, но это казалось неправильным. Он знал, что просьба о том, чтобы его трахнули сейчас, все испортит. Все, что он мог делать, это ждать.

Наконец, головка члена Уоррена скользнула внутрь, идеально, как ключ в замок, и Тейлор вздрогнул, прошептав:

– Да.

Уоррен не стал проталкиваться глубже, просто двигал головкой своего возбужденного члена внутрь и наружу, внутрь и наружу, пока Тейлор не стал мягким и податливым, как вода, постанывая и задыхаясь под ним. Руки Уоррена не переставали двигаться, часто задевая то самое почти болезненное место в подмышечной впадине Тейлора. Тейлор снова задрожал, из его горла вырвался еще один стон. Какое-то неопределенное время не было ничего, кроме этого, рук Уоррена, его жестких, требовательных поцелуев и осторожного и неполного слияния их тел, когда они едва двигались, и Тейлор почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

Наконец, Уоррен осторожно преодолел этот второй барьер. Что-то похожее на рыдание вырвалось из груди Тейлора. Его сердце бешено колотилось, но он хотел большего.

Он привык к тому, что мужчины проникают в него глубоко и жестко, но это было нечто другое, медленное, нежное движение плоти внутри него, шепот на ухо, осторожное проникновение всего сразу. Это было мучительно медленное движение, пока, наконец, Уоррен не вошел так глубоко, как только мог. Они замерли так на минуту, прижавшись друг к другу, изо всех сил стараясь прижаться еще теснее.

Тейлор никогда не чувствовал себя таким совершенным, как в тот момент. От внезапной уверенности в том, что именно так им и суждено быть, у него перехватило дыхание. И все же желание бороться, умолять Уоррена просто трахнуть его как обычно, было почти непреодолимым.

Он бы этого не сделал. Он дал обещание Уоррену и собирался его сдержать.

– Да, - повторил он, все еще заставляя себя смотреть Уоррену в глаза.
– Да, тысячу раз. Пожалуйста.

Уоррен начал толкаться, его движения были медленными и уверенными. Давление на это щекочущее место под мышкой Тейлора и взгляд Уоррена, сверлящий его, вызывали у него желание заплакать, но медленные, неторопливые движения члена Уоррена и сладость его поцелуев только разожгли в нем желание большего. Он хотел разорвать свои путы, вырваться на свободу, прежде чем подпустить Уоррена еще ближе, чем он уже был, и все же почему, он еще никогда не чувствовал себя так хорошо?

– Ты со мной, Тейлор?
– Спросил Уоррен.

Тейлор задыхался, пытаясь выдавить из себя слова, хотя все, что он хотел, это всхлипнуть.

– Я боюсь.

– Меня?

– Да.
– Он покачал головой.
– Нет.
– Слезы снова наполнили его глаза.
– Что со мной происходит?

– Ох, милый, - прошептал Уоррен.
– Ты столько раз позволял мужчинам трахать себя, но так и не узнал об этом.
– Уоррен снова вошел в него, и у Тейлора возникло неприятное ощущение, что все его существо раскрылось. Удовольствие от того, как член Уоррена двигался по его простате, входя и выходя из него, было подобно ослепительной электрической искре. Боль пронзила его тело, встречаясь с теми точками, где пальцы Уоррена касались и щекотали его. И вся эта энергия, казалось, вспыхнула с новой силой, когда Тейлор посмотрел в глаза Уоррена. Он сгорал изнутри, и все из-за того, как Уоррен смотрел на него.

Беззащитный.

Разоблаченный.

Изнасилованный.

Это нервировало, но было прекрасно. Это было наслаждение, выходящее за рамки физического. Уоррен словно прикоснулся к самым нежным, потаенным уголкам души Тейлора, только чтобы вскрыть их и обнажить. Это казалось чем-то, что должно вызывать стыд, чем-то, что следует прятать подальше от света, и все же это казалось таким чистым. Уоррен отыскал страхи Тейлора, выявил их и заставил Тейлора взглянуть правде в глаза и принять его пристальное внимание.

– Вот в чем дело, - сказал Уоррен, его лоб почти касался лба Тейлора, а бедра все еще двигались.
– Вот о чем мужчины писали стихи с незапамятных времен. Вот за что мы убиваем и умираем.
– Еще один толчок, и Тейлор застонал. Удовольствие от всего этого было слишком велико, чтобы вместиться в его хрупкое, загнанное в ловушку тело. Он боялся, что разлетится на части и никогда больше не сможет вернуть себе что-то столь грандиозное.
– Войны велись, и империи рушились, - сказал Уоррен, снова делая толчок, - и все ради этого.

– Ради секса?
– Тейлор ахнул, все еще сбитый с толку.

– Черт возьми, нет.
– Его пальцы снова сжались на затылке Тейлора.
– Ради любви. Господи, Тейлор. Разве ты не знаешь, как сильно я люблю тебя?

Тейлор чуть не сломался. Единственное, что удерживало его от слез, это простое эйфорическое удовольствие от их совокупления и иррациональное беспокойство, что все это сон, что оргазм разбудит его и каким-то образом все испортит.

Уоррен любил его.

Еще один толчок, еще один поцелуй, слова, прошептанные ему на ухо.

– Я люблю тебя, Тейлор. Я так сильно тебя люблю.

Тейлор вздрогнул и закрыл глаза, пораженный переменой, которую вызвали в нем эти слова.

Уоррен любил его, и этот простой факт заставил весь его мир перевернуться с ног на голову. Это было похоже на то, как если бы Тейлор цеплялся за берег во время бушующего наводнения, и у него, наконец, хватило смелости отпустить его. Он бросился в самую глубокую и бурную часть бушующего потока и оказался в теплых, быстрых и уверенных руках. Это течение унесло его именно туда, куда он хотел.