Отчаяние

У меня никогда не было холеры. И никаких имплантированных органов не было.

В небесах холодно мерцали звезды.

В час ночи улицы все еще были полны народу, в ресторанах и магазинах кипела жизнь. Вопреки ожиданиям, ни одного хмурого лица. Наверное, все и сейчас уверены, что ничего страшного на их острове не происходит: так, мелкие неприятности, в первый раз, что ли?

Вокруг фонтана, перебрасываясь шутками и хохоча, сгрудилась ватага молодежи. Я спросил их, не собирается ли ополчение взять штурмом аэропорт. С чего бы еще такое приподнятое настроение? Может, они тоже пойдут в атаку – вот и взвинчивают себя и приятелей перед боем?

Они недоверчиво уставились на меня.

– Взять штурмом аэропорт? И полечь там?

– Возможно, это ваш единственный шанс.

Парни насмешливо переглянулись. Один из них, положив руку мне на плечо, участливо проговорил:

– Все будет хорошо. Просто приложи ухо к земле и держись крепче.

Какой-то дряни нанюхались, что ли?

Я вернулся в больницу.

– Вайолет проснулась, – сообщила де Гроот, – Хочет с вами поговорить.

Я вошел к ней один. Свет в комнате приглушен; на мониторе у кровати мерцают зеленые и оранжевые строчки. Голос у Мосалы слабый, но глаза сияют.

– Вы поедете со мной к самолету?

– Если хотите.

– Я хочу, чтобы вы сняли все. И, если понадобится, применили с пользой.

– Хорошо.

Что она имела в виду? Обвинить в ее смерти (если это случится) «Ин-Ген-Юити»? Вдаваться в подробности я не стал; устал от разговоров о мученичестве.

– Карин говорит, вы ходили в аэропорт хлопотать за меня перед бандитами, – Она изучающе смотрела мне в лицо, – Почему?

– Отвечаю услугой на услугу.

Она негромко рассмеялась.

– Чем я это заслужила?

– Долго рассказывать.

Я и сам уж теперь точно не знал, расплачивался ли с Адель Вунибобо, совершая свой демарш во имя технолиберации, двигало ли мною восхищение и уважение к Мосале, или я геройствовал в надежде предстать перед Акили в роли спасителя Ключевой Фигуры – хотя фигура эта в свете последних событий все меньше походила на исполненного величия творца и все больше – на разносчика информационно-теоретической заразы.

Пришла де Гроот, принесла новости о самолете; все идет по плану, пора двигаться. Вместе с нами отправились двое врачей. Я, стоя позади с камерой на плече, снимал, как Мосалу вместе с монитором и капельницей укладывали на каталку.

В гараже по пути к самолету я заметил полдюжины загруженных медицинским оборудованием, перевязочными материалами и медикаментами машин. Может быть, на случай захвата больницы медицинские принадлежности рассредоточивают по городу. Слава богу, хоть кто-то воспринимает вторжение бандитов всерьез.

Не включая сирену, мы неторопливо ехали по городу. Такими людными здешних улиц я ни разу не видел даже днем. Мосала попросила у де Гроот ноутпад, положила около себя на матрац, повернула к себе – чтобы удобнее было печатать. Занятие ее, судя по всему, требовало сосредоточенности, и все равно она, не отрываясь от экрана, заговорила со мной:

– Вы предлагали мне, Эндрю, выбрать себе преемника. Такого, на которого можно было бы положиться. Который непременно закончил бы работу. Вот этим я сейчас и занимаюсь.

Особого смысла в этом я уже не видел, но возражать не стал. В Кейптауне сверхточное сканирующее устройство в одно мгновение выдаст формулы всех белков вируса, и через несколько часов будет синтезирован блокирующий его действие препарат. Доказывать умеренным, что они ошибаются, а потом выпрашивать противоядие больше нет надобности – есть путь покороче.

Мосала подняла на меня глаза и заговорила, глядя в объектив:

– Эта программа базируется на десяти канонических экспериментах. Исчерпывающий анализ всех их результатов в совокупности даст то, что прежде рассматривали как десять параметров абсолютного пространства – это понятия из области десятимерной геометрии, лежащей в основе взаимодействия всех частиц и сил. Говоря современным языком, эти десять экспериментов дадут представление о том, каким образом в нашем мире происходит нарушение симметрии допространства. В чем именно заключается первооснова всего в этой Вселенной.

– Понятно.

Она нетерпеливо тряхнула головой.

– Дайте мне договорить. То, что сейчас запущено в суперкомпьютерную сеть, – просто вычисления «в лоб». Мне хотелось оставить за собой честь нанести последний штрих. Перепроверить, свести результаты воедино и написать итоговую статью, доступную пониманию любого читателя. Но все это тривиально. Теперь я уже точно знаю, как интерпретировать полученные результаты. И… – Она забарабанила по клавишам, проверила, что получилось, и отложила ноутпад в сторону, – Только что я автоматизировала весь этот процесс. На прошлой неделе я получила от матери экспериментальную версию Каспара – возможно, он опишет окончательные результаты так гладко, как никогда не сумела бы я сама. Так что выживу ли я, нет ли, окажусь ли между жизнью и смертью – к шести часам утра в пятницу статья будет написана. И направлена в сети без ограничений доступа. Копии будут разосланы также всем до единого преподавателям и студентам физических факультетов каждого университета планеты, – Лицо ее озарилось откровенно ликующей улыбкой, – Что теперь предпримут антропокосмологи? Начнут убивать всех физиков на Земле?

Я взглянул на де Гроот. Она была мертвенно-бледна, губы крепко сжаты.

– Да что вы оба скисли, черт вас возьми? Я просто стараюсь предусмотреть все возможные варианты развития событий.

Она закрыла глаза. Дышала прерывисто – и все-таки улыбалась. Я бросил взгляд на монитор: температура 40,9.

Город остался позади. В окнах санитарного фургона маячили лишь наши отражения. Машина двигалась мягко, ехали в молчании – только мотор урчал. А потом – звук. Будто сквозь далекие буровые скважины дышат сами рифы. Да нет, это же рокот подлетающего самолета!

Мосала потеряла сознание, но приводить ее в чувство никто не пытался. Мы подъезжали к месту встречи, и я поспешил выбраться из фургона – снять приземление. Не то чтобы взыграли остатки профессионализма – нет, просто я обещал. Самолет вертикально спустился метрах в сорока-пятидесяти от нас. Серый фюзеляж освещен только лунным светом; работающие двигатели взметали тучи мельчайшей известковой пыли. Как хотелось насладиться этими мгновениями триумфа! Но вид спускающегося ниоткуда в кромешную тьму великолепного военного лайнера поверг меня в уныние. Приди за ней корабль, меня, наверное, охватили бы точно такие же чувства: внешний мир крадется на цыпочках, забирает своих и спешно ретируется. То, что пришло к ним в руки, анархисты могут уже не выпустить.

Первыми спустились на землю двое в офицерской форме, с оружием на портупеях – но, может, они врачи? Отвели в сторону местных медиков, принялись совещаться. Голоса их утонули в реве реактивных двигателей; стоящий самолет все еще гнал сквозь моторы охлаждающую струю воздуха. Потом появился хрупкий молодой человек в помятом костюме. Выглядел он измученным, казалось, происходящее совсем сбило его с толку. Чтобы узнать его, мне понадобилось несколько секунд: муж Мосалы, Макомпо.

Де Гроот кинулась ему навстречу; они молча обнялись. Я стоял позади. Она повела его в фургон. Я отвернулся, глянул вдаль: вокруг – серебристо-серый рифовый известняк, точно вспененная поверхность неправдоподобно спокойного океана; сверкают в лунном свете рассеянные тут и там минералы-примеси. Когда я снова повернулся к фургонам, солдаты уже несли привязанную к носилкам Мосалу к самолету. Следом шли Макомпо и де Гроот. Вдруг накатила смертельная усталость.