Отчаянные меры. Драгоценный груз. Сущность зла

Баррис откровенно зевнул, не прикрывая рта.

– Простите, но меня это не впечатляет.

– Это ваша вечная проблема, – сказал Мелроуз. – Вы никогда не проявляли любопытства, как ваш папа.

– У отца не было моих денег. Так что неплохой обмен, я считаю: любопытство на деньги.

– В таком случае... Дина, покажи мистеру Баррису следующий фрагмент.

– Даже не знаю, и не могу обещать, что он произведет на меня впечатление, Винсент.

– Спокойно, – сказал Мелроуз. – Вы хотите убедиться в том, что наш препарат работает? Так вот: мы продемонстрируем вам его в действии. Вы воочию можете убедиться.

На экране снова возник Герцог, словно герой телевизионного сериала. В этот раз он покинул ряды нудистов – ибо был облачен с головы до ног в свой костюм. Медленными неторопливыми кругами он расхаживал по камере.

– Ах вот оно как, – прокомментировал Баррис. – Вот он, значит, как скучает. Еще раз спасибо, что разбудили.

Дина щелкнула тумблером, и появился звук: приглушенный, перебиваемый каплями, бормотанием воды в бачке унитаза и постаныванием воды в трубах. Послышались шаги Герцога и затем его голос:

– Эрик?

Он продолжал расхаживать по камере, пристально заглядывая в каждый угол. Как будто рассчитывал встретить там знакомое привидение.

– Эрик, где же ты?

Затем он замер на секунду, руки бессильно свесились по бокам, взгляд сосредоточенно устремлен куда-то вдаль. Казалось, он замер перед камерой.

– Да, черт тебя возьми, Эрик! – Герцог нахмурился.

В этот раз «паузу» включил доктор Мелроуз. Изображение на экране замерло.

– Вот оно. Три раза. Он отчетливо повторил: «Эрик». Как будто звал Эрика Диксона.

Баррис покачал головой.

– Когда вы начнете соображать, – Мелроуз сердито защелкал кнопками. Включенная в режим перемотки запись продемонстрировала Герцога, оживленно скакавшего по камере. Стало заметно, что руки его двигаются так, словно бы он отыскивает способ вырваться на свободу, рвет перед собой невидимые путы. – Мелроуз включил нормальную скорость в режиме воспроизведения. Теперь смотрите... – изрек доктор.

Герцог медленно повернулся на каблуках:

– Значит, ты просто впал в маразм...

Голос Герцога звучал несколько странно, в более низкой тональности. При этом очень правдоподобно. Присутствующие испытали ощущение, схожее с тем, что называется «бегущие по спине мурашки».

– ...Или потерял голову от выпивки. Неужели ты думаешь, что у него нечем на это ответить? Я не поверю ни на минуту, что он собирается ждать, пока я передумаю. Это лаборатория, Эрик, и мы – только лабораторные крысы.

Выражение лица Герцога также менялось на глазах у остолбеневшего директора корпорации.

После пары минут такого диалога с самим собой, Герцог задавал себе вопросы одним голосом и отвечал совершенно другим, Баррис сам нажал кнопку паузы и потер колючий подбородок, сложив руки на груди. Брился он всегда по утрам. Медленно, но верно озадаченное выражение на его лице сменилось улыбкой.

– Я хочу вернуться к нормальной жизни, – продолжал разговаривать Герцог.

– Конечно, – ответил он сам себе с усмешкой. – К двум феечкам, которых ты оставил на произвол судьбы.

Баррис снова остановил просмотр, пошевелил губами, озадаченно блеснул очками:

– Расскажите-ка мне подробнее.

– Все очень просто, – заговорил Мелроуз. – Каждый человек вырастает в определенном культурном субстрате или слое, и субстрат этот, как и окружение, являются уникальными. Всем нам приходится говорить, но при этом мы по-разному используем голосовые связки. А некоторые люди сверх того, еще одарены мимически...

– Но что это за голос, которым говорит Арбор? Что-то до боли знакомое... Неужели...

– Эрик Диксон, – сказала Дина. – И звучит он так странно, потому что ему приходится пользоваться чужими голосовыми связками. При этом меняется тембр и ритм речи. А также ее тональность. Из-за всего этого и странное звучание. Такое дано только чревовещателям, но перед нами не тот случай. В биографии Герцога Вильяма Уэшли Арбора нет следов путешествия с бродячим цирком. Спрашивается – откуда он мог получить подобные навыки?

Баррис рассмеялся:

– Значит, этот странно медитирующий человек – вовсе не Вильям Уэшли Арбор. – Тут он запнулся на секунду и зажмурился, словно не желая верить своим глазам: – Эрик Диксон. Добро пожаловать из царства мертвых.

– Лучше не скажешь – осторожно вставила ассистентка.

– Возможно, это не воскрешение из мертвых, – заговорил Мелроуз. Потому что если перед нами не его душа – если таковая субстанция вообще существует, – то уж, по крайней мере, его личные воспоминания.

– Да и черт в ней, с душой, – произнес Баррис. В одном из небольших экранчиков, окружавших центральный монитор, он отыскал изображение камеры в реальном времени. – Нет, вы только посмотрите на него, и вы еще будете мне рассказывать, что это всего лишь память?

– Память плюс инстинкты, – дополнила девушка. – Пока нет уверенности в том, находится ли в норме душевное состояние самого мистера Арбора.

– Очень может быть, что он полагается на воспоминания Диксона в распутывании ниток на рукаве, используя соответствующие инстинкты.

– В таком случае, что вы можете сказать об этой беседе. Как она вам? поинтересовался Баррис. – Ведь что-то происходит в голове этого парня, неподвластное уму?

– Возможно, это лишь догадка, – встрял Мелроуз, – но вполне вероятно, что в подходящих условиях вторая личность может возобладать над хозяином тела.

– Значит, у нас в камере окажется сам Эрик Диксон. Собственной персоной.

– Его память. И у нас нет никакого способа узнать это на данном этапе.

– Да уж, – Баррис направился к маленькой двери.

– Нам нужно собрать данные, чтобы получить более полную картину происходящего.

– Как раз именно этим мы и собираемся заняться. Пойдемте со мной, Винсент. Зайдем, поговорим с ним.

– Поговорим? – Мелроуз сделал неуверенный шаг к двери. – Вы уверены...