Отчаянный и непобедимый Ренегат Икс

Я переворачиваюсь и сажусь прямо, чувствуя, как кровь отливает от головы. Она говорит о магазине Хелен.

— Это… здорово, Кэт, — произношу я не очень уверенно.

— Скажи мне, что ты готов пойти со мной в выходные и забрать его. Оно принадлежит мне, верно? А не какой-то там антикварной лавочке.

— Да это даже не антиквариат, — отвечаю я, расхаживая по гостиной. Да, Кэт должна была унаследовать эту вещь, но я все время думаю о Хелен и о том, как она потеряла свои сверхспособности. Это ее единственный трофей, и она тогда рисковала ради него. Они обе имеют право претендовать на него.

— Оно там пылится, как какая-то безделушка, а мне нужно это кольцо.

— Оно тебе нужно, Кэт?

Никто не может разбить сердце тому, кто носит это кольцо. Может, Кэт действительно стоит его иметь, если оно поможет ей забыть меня, а мне — не находить ее больше пьяной на вечеринках. Мы оба можем перестать думать о том, что происходит между нами. Может, даже получится остаться друзьями, и никто из нас не будет жалеть о том, что мы не вместе.

А может… может, я, наоборот, не хочу, чтобы она получила кольцо, и не только потому, что для этого нужно будет украсть его из магазина Хелен.

— Последнее время я постоянно в депрессии, Дэмиен, — говорит Кэт, покашляв, чтобы прочистить горло. — Новая игрушка поднимет мне настроение. Пойдешь со мной? На суперзлодейское дело? У нас же на пальцах одна и та же буква, верно?

Да уж.

— Неужели ты думаешь, что я действительно готов пожертвовать возможностью… — говорю я и умолкаю, поняв, что слова «погрузить этот город в хаос и смятение», пожалуй, неуместны в доме, полном героев, да еще и накануне Дня Супергероя. — Я приду. Приеду на карете со свадебными колокольчиками.

— Дэмиен!

— Что? Ты же сказала, что хочешь выйти за меня замуж.

Кэт издает странные звуки. Такое впечатление, что она задыхается. Потом начинает говорить, выплевывая каждое слово.

— Ты… Черт возьми! Я не верю тебе.

— Кэтрин Локи. Красиво звучит.

Кто-то снова звонит в дверь. Беру несколько чипсов из вазы, приготовленной Амалией, и макаю их в чашу с пуншем, дождавшись, пока она с подругой побежит вниз открывать входную дверь. Когда они появляются в гостиной, я театральным жестом кладу чипсы в рот, делая вид, что никогда ничего вкуснее не пробовал.

— О боже, — бормочут они, глядя на меня с искренним отвращением.

— М-м-м… — мычу я, закатывая глаза.

— Что ты там делаешь? — спрашивает Кэт.

— Ничего. Просто представил тебя в постели в первую брачную ночь.

Девочки — теперь их уже четверо — закатывают глаза и хихикают, пробираясь по гостиной мимо меня. Кажется, я смог произвести на них впечатление.

— Дэмиен, я хочу это кольцо. Ты же придешь вечером в пятницу, правда?

— Конечно. Как же я могу упустить такой шанс?

* * *

В пятницу после обеда мы с Сарой, обнявшись, поднимаемся на Гору влюбленных. Сара прижимается головой к моему плечу.

— Папа завтра возвращается из больницы, — говорит она, нежно гладя мою ладонь большим пальцем и вздыхая. — Он хочет сводить меня в город поесть пиццы, когда окончательно поправится. Сказал, что я могу кого-нибудь пригласить, так что я подумала…

Сара отстраняется, смотрит под ноги и даже задерживает дыхание. Позвать меня она не решается. Это противоречит изобретенным нами правилам.

На Гору влюбленных поднимаются все крутые половозрелые тинейджеры, чтобы напиться, пощупать друг друга и даже порой зачать никому не нужного ребенка. Те, у кого есть машины, останавливаются возле утеса; у кого машин нет, идут в лес или уединяются в заброшенной хижине.

Это идеальное место, чтобы целоваться с моей новой как бы подружкой — здесь нет ни собак, ни Малиновых Огней. На нас дурацкие картонные цилиндры в стиле Дяди Сэма, которые принято надевать на вечеринку, с резинками, чтобы не спадали с головы.

На мне костюм в вертикальную полоску, а Сара вся в клеточку, как шотландка.

Большинство ребят приходят сюда с пивом, а я принес диетическую колу — для смеха, — которую планировал открывать с истошными криками, чтобы побесить людей, считающих, что они круче меня, но, увы, на горе никого нет, а показывать задуманный спектакль в отсутствие публики бессмысленно.

Пришлось поменять планы. Я хотел привести сюда Сару вечером, в момент, когда здесь собирается толпа, но в это время я обещал Кэт быть с ней, а данное слово нужно держать.

— Знаешь, — говорит Сара, улыбаясь, — мы нарушаем правило номер двадцать один: «любовью на обрыве не заниматься». Ты сам его предложил, но я тебя прощаю.

— А мы его нарушать не будем, — возражаю я, ставя на землю банки с колой и поправляя резинку, удерживающую на голове цилиндр, — потому что лично я к обрыву приближаться не собираюсь.

Я не только не хочу подходить к обрыву, но даже отрицаю само его существование.

Сара смотрит на меня, недоверчиво подняв брови, словно хочет сказать: «Правда, что ли?» Чтобы позлить меня, она нарочно выходит на самый край, становится там, опускает руки и делает глубокий вдох. В этот момент она похожа на гигантскую птицу, готовящуюся взлететь.

— Ух ты, — говорит она, — отсюда столько всего видно. Прекрасный пейзаж.

Я не могу этого видеть. Отворачиваюсь и смотрю на заброшенную хижину. Так ее называют ребята, хотя она больше похожа на шалаш. Грязный, мерзкий шалаш, который так и хочется облить каким-нибудь дезинфицирующим средством, а еще лучше сжечь. Стекла в окнах разбиты, дверь открыта, а дорожка, ведущая к дому, усыпана пивными бутылками. Такое впечатление, что в хижине их уже так много, что они сами собой выкатываются наружу под воздействием силы земного тяготения.

Оглядываюсь назад и досадливо морщусь. Сара все еще стоит на краю обрыва. Прошу ее отойти подальше, и она бежит ко мне со словами: «Да, сэр!» Подбежав, она горячо обнимает меня, потом, словно устыдившись внезапного наплыва нежности, опускает руки и отходит на шаг. Может, она почувствовала, что ее проявления чувств переходят границы дозволенного по отношению к простому партнеру по лабораторным работам; а может, я не обнял ее в ответ. А все дело в том, что, пытаясь представить себя не просто «партнером по лабораторным», я тут же вспоминаю Кэт, а это рождает во мне чувство вины.