Отчаянный и непобедимый Ренегат Икс
Шрифт:
Мне предстоит сделать одно крайне неприятное дело. Добившись результата, я, очевидно, буду жалеть о содеянном всю оставшуюся жизнь. Я собираюсь узнать, кто мой отец.
Со вздохом вхожу в мамин гардероб и закрываю за собой дверь. Внутри темно, но я знаю, где расположен блок управления. Я нажимаю кнопку с изображением направленной вниз стрелки, и на противоположной стене зажигается лампа. Открываются внутренние двери, за ними лифт. Вхожу внутрь. Снова нажимаю на кнопку, на этот раз с изображением буквы «П». На лифте можно спуститься в подвал. Вот вам и шкаф-купе.
Лифт останавливается, и я отпираю замок на двери украденным у мамы ключом. Обстановка в подвале
Мама продолжает вести дневник. Она делает записи каждый вечер с семи лет и не выбросила ни один том.
Грудь сжимается от нахлынувших чувств, когда я приближаюсь к стеллажу. Меня волнует не то, что мама может застать меня за чтением дневника. Меня больше беспокоит то, что придется копаться в интимных подробностях ее жизни. К сожалению, то, о чем я хочу узнать, описано в этом объемистом сочинении, а в нем, по правде говоря, полным-полно порнографии. Что тут еще скажешь.
Впрочем, пора браться за работу. Надеваю пару латексных перчаток. К счастью, мама не узнает о том, что кто-то рылся в ее дневниках, а если это случайно и всплывет, мою причастность доказать она никак не сможет. Без перчаток след в форме буквы «X» стал бы неопровержимым доказательством, даже если не принимать во внимание тот факт, что у мамы есть мои отпечатки пальцев.
Томики расставлены в хронологическом порядке. В желудке становится совсем уж нехорошо, когда я осторожно вынимаю дневник, который мама вела семнадцать лет назад. Переплет зеленый и пахнет бензином для зажигалок — похоже, мама в какой-то момент подумывала о том, чтобы сжечь книжку. Это обнадеживает. К счастью, мама старается писать в дневнике разборчиво, чтобы можно было впоследствии перечитывать, и не заполняет обороты листов, что облегчает мою задачу. Листаю страницы, стараясь не читать, и слежу только за датами. В целом мне это удается, но порой глаз цепляется за слова вроде «кожа», «маска» или… «вибратор». Черт! Меня сейчас стошнит. Кровь приливает к лицу, и я краснею, хоть мама никогда и не узнает, что я это читал. Насколько легче было бы жить, если бы мамы уделяли все время выпеканию бисквитов и изготовлению домашних настоек и не занимались сексом. Впрочем, моя мама вообще никогда бисквитов не печет. Нахожу страницу, которой начинается период, соответствующий времени моего зачатия.
Дорогой днивник.
В слове «дневник» допущена ошибка, и буквы как-то странно клонятся набок, да так, что даже читать трудно. Похоже на почерк человека, куда-то опаздывающего или просто находящегося на грани паники.
Королева Черных сил снова пробудилась. Что я наделала? Нужно чаще общаться с мужчинами. А еще лучше с одним, но настоящим. Если бы он у меня был, я бы не стала ввязываться в отчаянные авантюры. Дело ограничилось бы одним поцелуем, а не доброй сотней, и его руки никогда не попали на мою задницу. Он бы не порвал мой костюм и не сорвал одежу с себя. Все, хватит. Нельзя больше искать приключений, прикрываясь фальшивыми именами.
Крепко сжимаю веки, чтобы не читать дальше. Уши горят огнем, и мне даже кажется, что наконец открылась моя
сверхспособность, унаследованная от мамы в странной форме лазерных ушей. Вдыхаю и выдыхаю. Нет, все-таки нужно дочитать.Все произошло так быстро. Еще минуту назад мы на огромной скорости мчались по тоннелю метро, наслаждаясь азартом погони, и вдруг оказались в тесной кабинке общественного туалета, прижавшись друг к другу в горячечных объятиях.
Как вы думаете, заметит мама, если кого-то стошнит на страницу ее дневника? Думаете, она проведет анализ рвоты в своей лаборатории или так догадается, кто это мог сделать?
Я потеряла в туалете туфлю, и заколка в результате всей этой возни упала на пол и закатилась черт знаешь куда. Мы не произнесли ни слова за все это время — иначе все бы испортили, — а я закрыла глаза, чтобы спрятать разрушительные лазерные лучи.
Теперь, когда все позади, я жалею о том, что не сдержалась. Поверить не могу в то, что сделала это в кабинке общественного туалета с врагом, с…
На этом страница заканчивается. Горя от стыда, я потными под слоем латекса пальцами переворачиваю ее, чтобы посмотреть, что дальше. Мой отец…
…форма из алюминиевой фольги и кухонная спринцовка для поливки птицы жиром. Нет, вы можете в это поверить? Я говорю маме, что приготовлю праздничный ужин на День благодарения, а она приносит все необходимое на следующий день, хотя до праздника еще полгода! Она думает, что я не умею готовить и не в состоянии о себе позаботиться. Мне двадцать два года, и я отлично со всем справляюсь. Она всегда относиться ко мне, как к ребенку, даже после того, как на моем пальце появилась буква «З», словно это ровные счетом ничего не значит.
Между скандалом в метро и планами на День благодарения явно не хватает пары страниц — об этом можно судить вполне определенно по оборванным корешкам. Но я в таком отчаянии, что продолжаю читать дальше, просто на всякий случай. Далее следует описание того, как бабушка решила проверить маму на умение пользоваться кухонными принадлежностями и выразила недовольство мамиными кулинарными талантами. Что бы там ни было написано, я уверен, что бабушка в данном случае права — я же испробовал все это на себе. Мамина стряпня ничем не лучше ее пунша, и разница лишь в том, что в последнем есть алкоголь, а в пище — нет, так что даже на частичную анестезию человек, вынужденный ее употреблять, рассчитывать не может.
Однако об отце, к сожалению, больше ни слова. Закрываю дневник и ставлю томик на место. Заперев за собой дверь, я поднимаюсь наверх и снова оказываюсь в мамином гардеробе. Осторожно выглядываю, чтобы проверить, свободен ли плацдарм, выхожу из шкафа и закрываю раздвижную дверь.
Пробегая мимо кровати, я замечаю на тумбочке текущий том дневника, который мама еще не успела закончить. Вопреки всем предупреждениям рассудка, я возвращаюсь, открываю книжку и нахожу запись, сделанную пару дней назад, то есть в мой день рождения.
Самые страшные опасения стали реальностью. Я надеялась, что все эти истории не имеют под собой фактической почвы и что у него на пальце появится «З», как у всех нас. Я так боялась, что не решилась открыть ему правду. Бедный мой маленький Дэмиен! А теперь он знает, знает, что его отец… один из них.
Родители от меня отрекутся. Они всегда подозревали, что отец Дэмиена «не из их круга». Надеюсь, они не распространят свой гнев на мальчика. Ему и так придется чертовски трудно, и в Вилмор ему ни за что не поступить…