«Отчаянный», отчаливай!
Шрифт:
Соорудить такой плот не представляло особого труда. И на седьмой день у берега, в заливе, качался на воде «Отчаянный».
В первый поход вызвалось идти несколько человек. Борька Зубило заявил, что «опасается морской болезни», и остался дома. Ну что ж… Мы не очень горевали, что он не захотел составить нам компанию.
…По древним обычаям мы разбили о плот «на счастье» бутылку лимонада, три раза прокричали «ура», обрубили канат и, упираясь в илистое дно баграми, вывели плот из залива на середину реки.
Вахтенный дежурный сделал первую запись в судовом журнале:
«9 часов
…Целый день пекло солнце, к вечеру, с наступлением темноты, причалили к берегу. Зажгли на плоту сигнальные огни Развели на берегу костер, поужинали. Вахтенный Слава Бойченко ударил в колокол и объявил отбой. Девочки устроились спать в палатке на плоту, а мы, мужчины, заснули на берегу под стрекотание кузнечиков, под отдаленные гудки пароходов и барж. Ночь пролетела мгновенно. Нам казалось, что мы только на секунду забылись, а солнце уже гуляет по реке, слепит зеркальными отблесками.
Огляделись вокруг, заметили неподалеку колхозников, собирающих горох.
— Поможем? — спросил я свою команду.
— Поможем! — с радостью согласились все.
Колхозники угостили нас хлебом, молоком и творогом. А на дорогу дали целую корзину зеленого горошку в стручках. И снова — в путь!
Наш плот обгоняют катера на воздушных крыльях. Мимо плывут огромные наливные баржи, теплоходы и моторки. Их много, а «Отчаянный» всего один!
Ребята плавают в теплой воде, ныряя прямо с плота. Девчонки плавают, когда плот на стоянке.
А стоянок у нас все больше и больше. Ребята уходят на разведку, узнают у местных жителей, кому приходилось партизанить в наших лесах. Рассказы бывалых людей записывают в блокноты и обязательно спрашивают у каждого:
— Скажите, дядя, а нет ли среди ваших знакомых бывшего партизанского казначея Ястреба Валентина Архиповича?
…Но вот уже несколько дней «прочесываем» мы окрестные места, а Ястреб словно канул в воду. Ребята скисли и стали хандрить. Провиант наш уже на исходе, и девочки теперь говорят не «Кушать подано», а «Каша подана». На завтрак каша, в обед — каша, и на ужин тоже.
Фотограф Гена Пилипчук из кружка «Сделайте веселое лицо!» с такими словами больше уже ни к кому не обращается. Он щелкает на пленку пейзажи, пейзажи и только пейзажи.
Решили наловить рыбы для ухи, чтобы как-то «протянуть» еще один день, а назавтра отправиться обратно к «родным берегам». Но и здесь нас постигла неудача! Сидим мы, пучим глаза на поплавки, а рыба, как назло, не клюет. Вдруг, слышим, кричат нам с берега:
— Эй, там, на плоту! Ничего вы здесь не поймаете. — У самой воды стояли пятеро мальчишек. — Перебирайтесь в залив. Там рыбы видимо-невидимо!
— А почему здесь плохо ловится? — спросили мы.
— Не видите разве? — сказал черноволосый, похожий на цыганенка мальчишка. — Нефть кругом, и вон недалеко химзавод дымит. Он отходы вредные в воду спускает.
— Рыба отсюда на чистую воду ушла, — добавил, сердито сдвинув брови, белокурый, словно выгоревший на солнце, парнишка. — Ну, ничего,
напишем куда следует, узнают, как речку губить!— А вам не всыплют по первое число за вмешательство не в свое дело?
— Нас тут никто не тронет даже пальцем, особенно взрослые, — сказал парнишка, похожий на цыганенка.
— Боятся вас, что ли?
— Не боятся, а уважают, — с достоинством сказал белокурый. — Нас все тут знают, кого хочешь спроси…
Мимо проплывала лодка. На веслах сидел пожилой мужчина, вероятно бакенщик, и покуривал козью ножку.
— А вот сейчас мы проверим, не врете ли вы, что вас все знают, — сказал я.
— Пожалуйста, — подзадоривая меня, крикнул Цыганенок.
Когда лодка поравнялась с нашим плотом, Аня обратилась к бакенщику:
— Скажите, дядя, вы этих мальчишек знаете?
— Их-то? — кивнул он в сторону ребят на берегу. — Их все знают. Чернявый — Яшка, белобровый — Алешка, вон тот — Николка Сажин, тот — Петька, а карапуз в шляпе — это Семен. Парнишки хоть куда. Они у нас Малахитовую рощу спасли.
— От пожара спасли?
— Да нет. Было дело похуже пожара.
— А что такое? Расскажите!
— Эх, сейчас… — Человек в лодке полез в боковой карман и вынул из него газету. Развернул ее и с сожалением произнес: — Половину скурил. Жаль… Тут про них много понаписано было. Эй, Яшка, — обратился он к Цыганенку, — а ну сбегай домой, небось у тебя газетенка сохранилась. Принеси, пусть почитают, какие вы орлы.
И тут все ребята, как по команде, полезли в карманы и… каждый вытащил по газете! Пришлось направить плот к берегу. На прощанье мы все-таки спросили у бакенщика:
— Скажите, дядя, а вы о Ястребе Валентине Архиповиче не слыхали? Он партизанил в здешних лесах.
Бакенщик что-то долго вспоминал, даже чмокал губами (наверное, фамилию повторял), а потом говорит:
— Нет… Не припомню… Не слышал о таком.
— Стоп! — сказал я ребятам. — Гнезда Ястреба мы так и не нашли. Но кажется, мы нашли название нашего отряда. Повтори-ка, Аня, как ты сейчас обратилась к бакенщику?
Аня недоуменно посмотрела на меня и повторила:
— «Скажите, дядя…»
— А как же иначе обращаться к незнакомым людям? — удивился Слава Бойченко. — Мы всегда так: «Скажите, тетя», «Скажите, дядя».
— А что, если назвать отряд наш: «Скажи-ка, дядя!»
— А нам за это не попадет? — спросила Аня.
— За что, «за это»? — поинтересовался я.
— Ну как же! Везде все красные следопыты, а мы будем «Скажи-ка, дядя!».
— Ну и что же из этого? О нас будут судить не по названию кружка, а по делам. А мне нравится, — буркнул Слава Бойченко. — Не так, как у всех! Ведь тот, который допытывался:
Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана? —ведь он, может, тоже красным следопытом был!
Все рассмеялись, а плот уже тем временем причалил к берегу. Ребята отдали нам газету, мы хотели тут же прочесть рассказ, но они остановили нас:
— Да нет, вы только, пожалуйста, не при нас читайте… Лучше потом…
Ну, потом так потом, решили мы.
Когда они узнали, что мы уже собрались в обратный путь, белобровый спросил: