«Отчаянный», отчаливай!
Шрифт:
— Я Джинн Добрых Дел. Я невидимый, но я есть! Как бы далеко вы ни ушли в море, я всегда буду вместе с вами, потому что я Джинн Добрых Дел!
Отчаливай, «Отчаянный»! В тебе души не чаем мы, Уходим мы к далеким берегам. Пусть чайки с криком носятся, Пусть трус на берег просится, Девятый вал не страшен морякам!— Спасибо, ребята,
Я обернулся и увидел: все мои ребята надели матросские бескозырки! Где они их достали? Может быть, их подарил Александр Игнатьевич Горизонтов? Ведь он тоже приходил нас провожать, и они о чем-то долго шептались с Аней и Буслаевым-Костельским. Я гляжу на бескозырки и вижу на ленточках надпись: «Отчаянный». Нет, не забыли ребята наш первый поход! Только тогда мы шли на самодельном плоту, а сейчас мы на борту самого настоящего рыболовецкого судна! И какими мы стали за этот год, покажет наш первый в жизни трудовой рейс.
Сзади нас море, а прямо перед нами узенькая полоска залива да высокий скалистый берег.
— А что, если вон там, чуть правее ущелья, где тропинка идет в горы — видите? — если на том самом месте Андрейка простился с механиком? — тихо сказал Слава Бойченко.
И, словно отвечая на его мысли, подошел к нам Буслаев-Костельский и показал свой рисунок. На узкой тропинке, уходящей в горы, стоял мальчишка и махал рюкзаком. Возможно, Кирилл нарисовал совсем не то место, возможно, и сам Андрейка был не такой, как на рисунке. Но глаза мальчика наверняка были такими, как у Андрейки, — смелыми, смышлеными и грустными.
— Ой, как замечательно! Как замечательно! — Зина Простоквашева от восторга всплескивала руками. — Это же Андрейка! Я его сразу узнала! Нет, это потрясающе! Ты, Кирилл, просто Пикассо! Нет, ты Айвазовский!
— Да. Монументальное произведение получилось, — изрек Борис Зубило. — Андрейка словно из скалы высечен.
— А что, ведь неплохо, если бы здесь, на самой вершине скалы, был бы высечен памятник Андрейке!
— Нет, ребята, — сказал Кирилл. — Вот кому бы я памятник поставил, так это Васе, или, вернее, им всем, мальчишкам из города N!
Эх, ребята, хоть мы и следопыты, а скольких героев еще не знаем! И книги о них не написаны и песни не сложены. Разве мало неизвестных мальчишек и девчонок, ничуть не менее храбрых, чем те, чьи фамилии и портреты в разное время помещались в газетах и журналах? Где они теперь?
— Живых разыщем! А погибшим поставим памятник, — твердо сказал Слава Бойченко.
Катя Самойлова вынула из рюкзака дневник, открыла первую страницу и ахнула.
— Ребята, а ведь сегодня у нас юбилей. Сегодня ровно год нам! Это значит, триста шестьдесят пять дней мы все вместе!
— Точно. Значит, и этот сбор у нас юбилейный!
— Значит, решения сегодня должны быть историческими!
— А ты не смейся, Зубило! — Аня Горизонтова подошла к Борису. — Я тоже считаю: должен, обязательно должен быть памятник пионеру-герою, так же как существует памятник Неизвестному солдату.
И пусть у этого памятника принимают ребят
в пионеры. И пусть от Вечного огня, который будет гореть здесь, начинаются все походы по местам боевой славы.Самые лучшие стихи, написанные ребятами, пусть звучат у этого памятника.
Пусть все лучшие цветы, выращенные пионерами, полыхают у его подножья, словно вечно живой венок!
А 19 мая каждого года, в день рождения пионерии, самый большой, самый многоголосый ребячий хор, выстроившись на гранитных ступенях, пусть поет здесь лучшие свои песни!..
Никто не возражал нашей Ане. И стали ребята думать, где его построить, этот памятник? В Москве или в Комсомольске? На Черном море, где жил маленький Андрейка, или на севере среди гранитных скал, там, где погиб юнга Саша Ковалев?
А может быть, построить его где-нибудь на приволье, среди широких русских равнин?.. Там, где в высокой некошеной траве еще остались следы войны — отстрелянные пулеметные гильзы да проржавевшие от времени осколки гранат…
Размечтались мои ребята, и кто-то даже сказал:
— И пусть те, которые станут пионерами после нас, берегут этот памятник! Пусть помнят, что его заложили мы, пионеры шестидесятых годов!
— Только одно… Только одно, — Катя Самойлова оглядела всю нашу немногочисленную компанию, сидящую на рюкзаках и чемоданах. — Нам такой памятник одним не под силу построить. Даже с помощью нашего джинна.
– Погодите, друзья! — сказал я. — Кто знает, в каких отрядах джинн еще побывал, куда еще заглянет. Помните, на одном из первых сборов мы договорились аккуратно записывать все, что у нас делается: все-все — и хорошее и плохое. Теперь эти наши дневники непременно прочтут ребята из других школ, из других городов. Давайте скажем им, всем, кому попадутся в руки эти наши записки, —
БУДЕМ СТРОИТЬ ПАМЯТНИК ВСЕ ВМЕСТЕ! СОГЛАСНЫ?
В море, в плаванье, мы непременно подумаем, какой он должен быть, наш памятник пионеру-герою и где его построим. Но думайте и вы тоже!
Давайте договоримся так:
Если все мы собираем металлолом — часть его пусть пойдет на памятник!
И если будем работать в колхозах или на заводах — часть заработанных средств — на памятник!
Среди миллионов пионеров есть тысячи юных художников и скульпторов. Каким должен быть памятник? Думайте! Спорьте! Рисуйте!
Какие слова надписать на его пьедестале? Какие стихи высечь на мраморных глыбах? Юные поэты! Думайте! Пишите!
На кого должен быть похож неизвестный герой-пионер? Может быть, на гайдаровского Мальчиша-Кибальчиша? Думайте! Спорьте!
Присылайте свои проекты, рисунки, стихи, макеты!
Главное, мы знаем: такой памятник должен быть.
ПУСТЬ БУДЕТ!
ПУСТЬ БУДЕТ!
ПУСТЬ БУДЕТ!