Отдать душу (сборник)
Шрифт:
И снова он вскинул руки над головой, обдавая все вокруг себя сверкающим фонтаном.
– Ты волшебник?
– донесся откуда-то из темноты удивленный голос.
– Да, - он хотел бы сказать это резче, но голос сам по себе прозвучал мягко.
– Да. Я - волшебник!
* * *
Дверь отворилась со второго раза. Женя вошел в пустую квартиру, щелкнул выключателем. Свет лился тусклый, из трех лампочек в люстре осталась одна, остальные перегорели. А менять лень. Незачем менять. Для кого? Маша ушла, вот уж никогда не думал, что она хлопнет дверью. Никогда не мог представить себе, что эта
Женя вздохнул тяжело, но даже сочувствия теперь ожидать было не от кого. Не от стен же, в самом деле? Он тихо прошел на кухню, тихо открыл пустой холодильник, тихо достал ошметки колбасы и зачерствевшую горбушку. Тихо, непривычно тихо. Слышно, как тикают часы, вперед ушли на тридцать семь минут, значит, скоро встанут. Слышно, как монотонно капает вода, в ванной кран подтекает. Слышно, как жужжит сонная осенняя муха, толстая и медлительная. Откуда она здесь взялась?
Евгений через силу сжевал бутерброд и отправился в спальню. Свет включать не стал. Упал, не раздеваясь, на неразобранную постель. Хотел заснуть, не получилось. Сон не шел. Тоскливо барабанил дождь за окном, а перед глазами вставало ее лицо. Как хотелось ему возненавидеть это лицо, как хотелось возненавидеть ее. Не вышло. В истерзанной душе устроили дружескую пьянку теплота привязанности и безмерная тоска.
Когда наконец удалось задремать, ему приснилась Маша. Она смотрела укоризненно, говорила с ехидством:
– ... Сколько можно? Ты посмотри на себя. На кого ты похож? Кто ты?
– Я - волшебник. Добрый волшебник.
– Ты не можешь быть волшебником. Тем более добрым. У тебя жена одна дома целыми днями. Ты детей своих не видишь. Приходишь и спать валишься. То репетиции, то хрениции... добро бы еще денег приносил, а то работаешь за гроши.
– Я люблю свою работу, - устало оправдывался Женя.
– Ты не любишь свою семью. Она не нужна тебе.
– Не говори глупостей...
– Да иди ты!
– сообщила жена и отчего-то сама ушла, хлопнув дверью.
От этого хлопка Женя проснулся. За окном светлело и все так же беспросветно постукивал дождь.
Он представил себе, как энергия скапливается на кончиках пальцев, как набухает светящимся шаром, даруя ощущение мощи. Пора. Бросил шар в темноту...
Нет, не вышло. Опять не вышло. Все как-то скомкано, коряво. Все бездарно. Внутри паршиво, а на лице должно быть ровно, спокойно и доброжелательно. На лице должна быть уверенная улыбка.
– Ты... волшебник?..
– Да! Я волшебник!!!
– провозгласил он.
Я все еще волшебник, кричало внутри, но он сдержался.
– Я добрый волшебник, а зовут меня...
* * *
– Ты что, с ума сошел?
– гневно кричал Олег Дмитриевич.
– Через пятнадцать минут начало. Твой выход, а ты!...
– Я не пойду, Олег, - пробормотал Женя.
– Не хочу больше. Не могу...
– Совсем п...нулся? Припирается с опозданием, не брит, не загримирован, не одет и еще сообщает, что не может. Я тебя уволю!
Женя тяжело вздохнул:
– Увольняй. Я не могу. Я больше не люблю детей... ненавижу... Не могу им улыбаться. Мне все надоело.
Олег гневно стрельнул
глазами, подскочил как ошпаренный и побежал к двери.– Одевайся!
– рявкнул, не оборачиваясь.
– А ты куда?
– тусклым голосом спросил Евгений.
– Бритву тебе искать, мать твою!
– хлопнул дверью Олег.
* * *
Сноп искр взлетел к потолку, осыпался мелкими блестящими осколочками. Опять паршиво вышло, руку задержал. В зале тишина, обычного вопроса не последовало.
– Здравствуйте, ребятишки!
– зычно прогрохотал он.
– А вы знаете, кто я?
– Волшебник?
– робко предположил кто-то.
Внутри что-то болезненно дернулось. Сохранить улыбку на лице стоило невероятных усилий.
– Правильно, - чуть хрипло выдохнул он.
– Я добрый волшебник, а зовут меня... Ребята, а вы знаете, как меня зовут?
* * *
Уборщица, недовольно морщась, сметала со сцены блестки. Щетка загребала сверкающие искорки, но те прилипали, цеплялись за дощатый пол, от чего щетка в руках уборщицы двигалась все более резко и нервно.
– Вот ведь, намусорят, - не выдержала она наконец, - а ты убирай. Вот бы самого разок подмести заставить.
За сценой хлопнула дверь, послышались шаги, и вскоре в проходе между рядами появилась сутулая фигура.
– Добрый вечер, Евгений Петрович, - суетливо поздоровалась уборщица.
– Добрый, - мертвым эхом отозвался Евгений Петрович, не оборачиваясь.
Прошаркали усталые шаги, фигура растворилась в темноте зала, потом тьму разрезал прямоугольник света, хлопнула дверь, и все стихло.
– Ну и как это называется?
– снова завелась уборщица.
– Будто нельзя без блесток этих обойтись. И нет бы только сцену посыпал, а то ведь еще и в зал швыряет. Детям опять же раздает, а они потом по всему театру разносят.
– Он волшебник, - безразлично отозвался сидящий рядом мужчина. Грим растекся, в руке его болтался рыжий клоунский парик.
– Ему волшебство по статусу положено.
– Безобразие это, а не волшебство, - уборщица гневно сплюнула, но опомнилась и принялась судорожно затирать плевок.
* * *
Опять заел замок. Женя долго возился, гремел ключами, наконец сумел войти. Свет включать не стал вовсе. Да и вообще ничего не стал. Молча, скрежеща зубами, опустился на пол и откинулся к стене. Любимая работа начала раздражать. Может быть, Маша была права? Может, ему действительно пора было остепениться, заняться серьезным делом? Впрочем, теперь уже поздно. Она не вернется. Никогда не вернется. И он ее не вернет. Он ведь только играл в волшебника, а на самом деле он не волшебник.
И работать он больше, наверное, не сможет. Теперь не сможет...
А что теперь?..
Брошенная
Милый мой, дорогой. Любимый, единственный! Почему? Почему?! Почему ты ушел? Почему так случилось, ведь все было хорошо? И вот ты ушел. Оставил. Бросил. Не взял с собой. Почему не взял? Разве я тебе чем-то помешала? Ведь ты мог, мог... но не захотел. Отчего так? Почему не иначе?
За окном дождь. Я одна. Одна! Одна в пустой квартире. Хочется кидаться на стены, выть, плакать. Мне больно, горько, одиноко. Мне плохо без тебя. С тобой хорошо, а без тебя плохо. Бывает так?