Отдать якорь. Рассказы и мифы

– В этом-то и весь ужас, что французским не владею.

– Ну, тогда совсем кранты. Так что скажи спасибо тому полицейскому, который принял участие в твоей судьбе.

И я ещё раз говорю:

– Спасибо тебе, чернокожий полицейский, что не сгноил меня в волчьей яме за моё «преступление» и вернул меня целым и невредимым в родную среду обитания, а впридачу заставил задуматься об истинных ценностях жизни, которые лежат за пределами человеческих законов и нашего быта.

Хотя я предполагаю, что капитан наш сгустил краски, решив меня тем самым припугнуть на всякий случай, чтобы я не разъезжал впредь на велосипеде там, куда не звали и где нас никто не ждёт.

Волонтёр невидимого фронта

Были времена, и не такие уж далёкие, когда существовала каста людей, чей социальный статус можно было смело определить, как «политические соглядатаи». Эта каста находилась на полном довольствии у государства и имела свою, невидимую простым смертным иерархию. На одной из нижних ступеней этой иерархии и находился волонтёр невидимого фронта по фамилии Перелыкин.

Должность его, выражаясь казённым языком Советов, была помполит. Что в полном переводе означало – помощник капитана по политической части. Другими словами – помогал капитану проводить в жизнь политику партии и правительства. Это вам не хухры-мухры! Это вам не трал под сорок тонн скумбрии вытащить, разделать её, заморозить, а потом сдать на базу. Здесь вам живые люди. Их не заморозишь и в брикеты не спрессуешь, с ними работать надо, повышая их бдительность и классовое чутьё на всякого рода буржуазные происки.

Помполит, или первый помощник капитана (заметьте – первый!) должен днём и ночью, в шторм и ветер, в зной и стужу неусыпно следить за морально-политическим обликом вверенного ему экипажа, не допускать проникновения гнилой западной идеологии, поддерживать каждого (от матроса до капитана) в духе любви и преданности к родной коммунистической партии. Не всякому это под силу, поскольку основное и главное оружие помполита – слово. А Слово, говорят, было ещё до Адама. И, возможно, будет и после него, вернее – после его потомков. То есть Оно вечно. А с вечными вещами нужно обращаться осторожно, поскольку вечные вещи нужны человеку не часто. И выпускать слово наружу опасно, ибо несказанное – оно находится в нашей власти, а сказанное – властвует над нами. Но об этом мало кто знал тогда. Да и теперь тоже.

Перелыкин был из среды бывших военнослужащих, политработник, начинавший свою карьеру в местах далёких и особо охраняемых, где человек человеку – тамбовский волк. Именно оттуда и принёс он в гражданскую жизнь присказки, которые невольно вылетали из его красноречивых уст. Присказки были односложные, но твёрдо засевшие в его немудрёной голове. Например, когда он не мог ответить на предложенный ему вопрос, а случалось это нередко, то произносил следующую фразу:

– Да, политкорректностью Вы не блещете… Подойдите потом после собрания, я Вам лично всё расскажу, откуда у рака клешни растут…

Подходить, конечно, никто не решался.

Иногда, чтобы веско подтвердить какой-нибудь аргумент в своём выступлении, он протягивал руку в сторону нашего тралмастера и говорил:

– Вот, прапорщик не даст соврать…

Видимо, наш тралмастер, – здоровый, мордатый мужик, – был очень похож на известного ему в своё время прапорщика взвода охраны.

В конце же собрания или общего инструктажа экипажа наш помполит мог чисто рефлекторно произнести дежурную фразу, засевшую где-то в лобных долях его мозга, перегруженного многочасовой лекцией:

– А теперь, граждане, по камерам…

Причём, никакого конфуза при этом он не испытывал.

Пришёл помполит на наш БМРТ [19] из парткома Траловой базы. То есть не с корабля на бал, а наоборот, поскольку весь бал и все номенклатурные привилегии этого бала происходили как раз на берегу.

Не чурались блюстители высших идеалов набирать под свои знамёна гвардию сексотов, которых в народе попросту называли стукачами. Поговаривали, что в те далеко не ветхие времена каждый пятый был стукач. Так это или не так, но элемент сей в обществе присутствовал, и все его побаивались ввиду полной невидимости самого объекта, поскольку на стукачах отличительных знаков не ставили. На флоте, выдвинутом за рубежи нашей родины, наверняка, процент соглядатаев был выше. Поэтому все подозревали всех, язык старались держать за зубами, что весьма благотворно для души человеческой, и, думаю, сами стукачи опасались наветов, поскольку в лицо друг друга не знали. Вербовали этих бедных агентов, которых смело можно причислить к волонтёрам великой армии, сражающейся на невидимом идеологическом и информационном фронте, представители партийных и гэбэшных структур. Если ты захотел помочь стране – половить рыбку на просторах чужих морей, а заодно подправить свой семейный бюджет и посмотреть одним глазком на заграницу, то при оформлении на работу мог невзначай попасть в кабинет к тому же Перелыкину. А ему, в свою очередь, нужно было черпать живую информацию прямо из масс народа, добывающего свой нелёгкий хлеб на морских рыбных «пастбищах». Вот он и предлагал будущему волонтёру условия: «Ты мне – о чём там народ шепчется, а я тебе помогу с визой. Вот, прапорщик не даст соврать. Ну а за мои сугубо специфические услуги за прибыльное место привезёшь мне заграничных шмоток на сдачу от твоей отоварки в Антверпене». Так он завербовал одного «адепта» по фамилии Раздобудько и определил его на самый выгодный супер-траулер с названием «Призвание». Выгода состояла в том, что «супер» (так сокращённо называли суда этой серии) числился, как учебно-промысловое судно, рейсы делал короткие, на обратном пути обычно заворачивал в один из портов Европы и, главное, всегда приходил с хорошим уловом, а, значит, и с немалым заработком. Беда состояла лишь в том, что в нашей базе ходили «проверенные» слухи, что на судне том выгодном собрались одни стукачи, кроме капитана Марка Исааковича Рабиновича, так как по определению настоящий еврей стучать не будет (хватит с него того, что он в море пошёл рыбу ловить). Судно считалось образцовым, попасть на него было делом трудным. Зачисляли в экипаж или по телефонному звонку, или по записке от начальников высокого ранга. Точно таким же образом попал туда и Раздобудько, пообещав парторгу базы любые сведения о настроениях среди экипажа (то бишь о настроениях самих же стукачей-волонтёров), антверпенский ковёр 3x4, немецкую магнитолу «Грюндиг» и десять пар женских колготок размера XXL. Определили его на судно рыбоделом, так как никакой специальности он не имел, а приехал из местечка Броды искать счастья в далёкой Прибалтике.

19

БМРТ – Большой морской рыболовный траулер.

С первого же рейса новобранец Раздобудько не вернулся. Сбежал и попросил политического убежища в Антверпене, что в те времена делалось легко и быстро со стороны власть предержащих закордонного мира. Таким образом, они якобы спасали нас от тоталитарного засилья. Не знаю, что выиграл от этого побега Раздобудько, но наш герой Перелыкин попал в некую политическую опалу и был наказан за своего сбежавшего протеже спуском по иерархической лестнице. В итоге оказался он сначала на том же элитарном «Призвании», откуда и сбежал его подопечный, а потом – на нашем более скромном БМРТ.

– Так, – говаривал он, открывая политинструктаж перед сходом экипажа на чужой и враждебный берег Западной Европы, – нам предстоит зайти в Гётеборг! Вы там рты особенно не разевайте. Все их капиталистические штучки-дрючки нам хорошо известны. Увольнение, как всегда, по три-четыре человека. Старший полностью отвечает за группу. Идёте, как альпинисты в связке. Расстояние между увольняющимися не более трёх метров. Шаг в сторону или сбивка дистанции считать за побег. Никаких отлучек, понимаешь ли!

– А что делать, – раздавался голос из зала, – ежели отделился на четыре метра, скажем, от группы? Или на пять. Как мне эти метры считать? Метр с собой брать, что ли?

– Ты мне антимоний тут не разводи, – пресекал голос из народа первый помощник, – с партией шутки плохи. Если глазомер плохой, могу и на пароходе оставить.

– А если кому-то в гальюн срочно захотелось, что всей группой идти, что ли?

– Короче так, делаю ремюзе, что делать в таких случаях – вязать! И – ко мне на пароход. Мы тут знаем, что делать. Вязать, крутить в бараний рог, на плечи, и сюда! – он показывал себе под ноги, – сюда подлеца! Я с него три шкуры спущу. Я ему такой гальюн покажу, век помнить будет!

– Короче: обос….ться и не жить, – поступала тихая реплика из зала.

– Что-то кто-то сказал? – приставлял ладонь к уху лектор.

– Я же не потащу три километра на себе желающего вдруг отлучиться в туалет, – продолжал тот же голос, – не дай Бог ещё это Махарадыч окажется, в нём весу больше центнера…

– Ёпэрэсэтэ! Никакие отговорки не принимаются! Волочь сюда, негодяя! Махарадыч, ты что там задумал?

– Да я… – начинал Махарадыч.

– Ты мне курултай здесь не устраивай, – пресекал всякие объяснения первый. Группу Махарадыча усиливаю дополнительным членом. На всякий случай, ёпэрэсэтэ. А то был такой прохиндей Раздобудько. Знаете, наверное, историю? Так он, подонок, в Антверпене отпросился у старшего каблуки у ботинок подбить. А старший – лапоть! Нет, чтоб посмотреть, подбиты у него каблуки или не подбиты. «Иди, – говорит, – только через полчаса возвращайся». До сих пор возвращается. (Оживление в зале). Вы мне тут не хихикайте! Я серьёзно говорю. И спрашивается – это что? Политическая близорукость или разгильдяйство, безответственность или невнимание к своим прямым обязанностям? Мы ему, конечно, очки-то от политической близорукости прописали, ёпэрэсэтэ. А толку? Пошёл себе, понимаешь ли, Раздобудько добывать райской жизни в Антверпене! Каблуки ему, видите ли, подбить надо! А старший, росомаха, – ждёт его, глаза на затылок одел… Поэтому никаких каблуков, никаких гальюнов… В смысле – всюду группой. Старший за всё в ответе.

С каждым словом наш помполит накалялся, пунцовел, слова срывались с языка, как крупнокалиберные пулемётные пули, которыми он «обстреливал» собравшийся экипаж. «Ёпэрэсэтэ» вставлял уже в конце каждого предложения. А иногда – и в начале. (Чтобы не нагружать читателя, автор будет опускать эти вставки). Капитан, сидевший рядом, мудро и многозначительно молчал.

– Вы представляете, до чего обнаглела ражая морда капитализма во главе с этим артистом несчастным Рэганом! Он на нас свой атом всё собирается напустить. Звёздные войны ему, понимаешь, подавай! И этот мозгляк пустоголовый Раздобудько туда же. Да мы ему вместе с этим киношником Рэганом таких перьев насуём в задницу, павлин позавидует. Мы им стропила-то подпилим в нужном месте, крыша так поедет, не удержишь. Каблуки у них не подбиты! Капиталистического образа жизни им захотелось. В этот образ один раз влезешь, до старости лет будешь выю гнуть. Думаете, незабудками вашу кровать там выстелют и будут райские песни петь? Это же изверги! У них на витринах только всё красиво. А копнёшь – дерьмо! Человек человеку – волк. Безработица. Проституция. Наркотики. Бары. Кабаре. Неуверенность в завтрашнем дне. Заболел – разденут. Здоров – все соки выжмут. Актёришка хренов – в президенты! Вот, прапорщик не даст соврать…