Отдел странных явлений: Лесоморский детектив

На третий день моего пребывания в этом мире мне довелось сдавать экзамен в Московском государственном техническом университете имени какого-то великого человека. Любят в этом мире называть заведения и улицы в честь выдающихся личностей, мол, таким образом память о них увековечивают. Отправился я на сие мероприятие по простой причине: если Юля пропустит экзамен, отец явно заподозрит неладное. Зная о моих способностях читать что угодно из любого закрытого источника, Ира пришила мне с изнанки на подол маленькие бумажки, называемые шпаргалками. Достаточно было вытянуть билет у старца, восседавшего за столом у двери, положить левую руку на бедро, где и припасли мне кладезь мудрости, списать оттуда все дословно и прочитать оному старцу. О, боги, за что мне это наказание? В проектировании программных продуктов для сетей сотовой связи я совершенно ничего не понимаю. Чем отличается синус от косинуса — не представляю, и рассказывать о том, как передается глас Бога в маленькую коробочку с десятком кнопок, для меня практически невыполнимая задача.

Но я прочитал все, что от меня требовалось мелодичным голосом, спасибо моему колье, доставшемуся в наследство от отца. Не знаю, на каком заклинании действовала эта штуковина, но с ее помощью создавалась иллюзия, будто голос мой — женский.

Да, старец поверил, что перед ним Юля, а не Неб из древности. С однокурсниками моя двойница, судя по всему, дружбы почти не водила, потому что меня в компании Ивана и Кирилла-Саурона восприняли как должное и не попытались пообщаться. Честно говоря, спроси меня молодые люди о чем угодно, ляпнул бы глупость или сослался на имя одного из богов, что тут не принято.

Целую ночь перед экзаменом я только и делал, что учился читать незнакомые слова без запинки. А их половина билета. Старец, экзаменующий молодежь, оказался доволен моими знаниями и задал дополнительный вопрос. Да сожрет этого мудреца Апоп. Я положил обе руки на колени, но ни в одной шпаргалке не присутствовало ответа. А он, улыбаясь, задает наводящие — мол, это было в курсе какого-то матана в теме 'ряды Фурье'. Если бы мне еще сказали, что это за курс и кто такой Фурье, был бы благодарен. Самое главное, что ж это за ряды такие знаменитые?

Одним словом, мудрец, буркнув, мол, девочка разволновалась, расписался в моей зачетной книжке, что и требовалось Ивану. А я постарался побыстрее покинуть университет, потому что сокурсники Дуракова как-то подозрительно начали коситься в мою сторону. Я сел в машину Юли и уже через десять минут был дома.

Да, о машинах. Славные, оказывается вещи: руль, рычаг и три педали — все, что нужно для счастья. Не понимаю, почему здешние учатся управлять этим жестяным корытом целых три месяца и частенько заваливают экзамены в каком-то ГАИ. Лично мне хватило и часа, чтобы понять, как эта штука ездит и разворачивается. Намного, кстати, проще колесницы. Следующие сутки ушли на то, чтобы обвыкнуться с большими скоростями. Поначалу кружилась голова, но это быстро прошло. А когда мне объяснили, сколько лошадей неведомый мне маг припрятал под капотом, восторгу моему не было предела. Но когда я оный капот открыл, ни одного коня там не обнаружилось: какие-то трубы, банки и непонятные грязные железяки, в которых мне разбираться пока не хотелось.

Сев за руль жестянки, я ощутил, что чувствую город целиком. Огромное скопление водителей на многочисленных улицах Москвы. Кто-то стоял, кто-то ехал на всех парах, в каких местах поблизости очереди, а где аварии, — вся информация предстала перед моим магическим взором словно на картинке. Я чувствовал, куда мне ехать, чтобы не застрять в пробке (а в этом городе по утрам и вечерам на многих улицах скапливались кучи жестянок), как обойти нерадивого водителя и увернуться от пьяницы, незнамо зачем усевшегося за руль. Я мог мчаться по городу на всей скорости, которую только позволяла развить черная 'Тойота' Юли Шаулиной. И мне это нравилось. Все же есть в будущем человечества много хороших вещей. По правде говоря, мне приятнее было кататься на жестянке, нежели во чреве синего ревущего змея, ползающего под землей по наперед заданной схеме.

В свободное время я отправлялся в район Чертаново и стоял под окнами одного высокого белого дома, обреченно глядя на один балкон пятого этажа. Там жила моя Маш-шу. Я предпочитал наблюдать за ней со стороны, потому что мне сказали, будто она шокирована и напугана, и лишних переживаний ей сейчас не нужно. Но однажды я решился и вышел из-за угла.

— Призрак Неба, — она потупила грустные карие глаза, — преследует меня везде. Даже во снах. Уйди.

— Я настоящий, — протянул я к ней руку, но девушка отстранилась.

— Если прикоснешься, я тоже стану привидением.

— Нет, отчего? — печально улыбнулся я.

Да, я в Чертаново не играл роль Шаулиной. Я переодевался в брюки и рубашку, отколупывал накладные когти, смывал косметику, в этом мире мужчины не подводили глаза, и мне было все равно, если кто-то увидит меня не в Юлином обличье.

— Неб умер, — словно заученную фразу, сказала Маш-шу.

Я знал, что в энциклопедиях это так. Но как убедить любимую девушку, что три с половиной тысячи лет назад в Кемете похоронили чужое тело. А я — вот он, стою перед ней и хочу ее обнять.

— Нет, я жив, — наивно, боги, но я не мог придумать, что сказать любимой девушке.

— Ты врешь. Опять врешь. Как тогда, про работу.

Мне стыдно за недомолвки, что были у нас три с половиной тысячи лет назад. Она так и не захотела принять мои объяснения, не поняла, зачем я скрывал от нее о своем положении в обществе.

— Я никогда не вру женщине, которую люблю, — зажмурившись, выпалил я и почувствовал, будто меня обдали горячей водой.

Когда я открыл глаза, заплаканная Маш-шу стояла напротив. Поверила? Наверное, нет.

— Боги почему-то решили, что мне будет лучше в Москве, — развел я руками.

Она ничего не ответила. Только кинулась мне на шею, и я снова ощутил дурманящий запах ее духов. Мои руки сами собой сомкнулись у нее за спиной, и я первый раз за несколько дней поцеловал любимую девушку. Я так хотел, чтобы она жила со мной. Жаль, что в личине Юли я не мог себе этого позволить.

Словно юркая кошка, Маш-шу выскочила из моих объятий.

— Какой реальный глюк, — шепнула она и, развернувшись на каблуках, бросилась прочь.

Все-таки не поверила. Опять. Ладно, у меня до отъезда в лагерь 'Березка' еще целая неделя. Есть время, чтобы так называемый 'реальный глюк' не только поцеловал ее у входа в подъезд, но и подарил цветы и, быть может, придумал что-нибудь еще. Только вечером меня ждал неприятный разговор с Иваном. Он объяснил, что Маш-шу очень страдала, когда вернулась домой. Девушка считала меня давно умершим, оно и ясно, почему. И Ира поспешила околдовать ее. Теперь, пока действие заклятья не развеется, моя любимая будет воспринимать меня исключительно белым полупрозрачным призраком в кеметской одежде. И так в течение месяца. Придется запастись терпением. А между тем наш отъезд в детский лагерь неотвратимо приближался.

— Какой русский не любит быстрой езды? — открыв окно и развалившись на переднем сиденье, пропел Иван.

Мимо нас проносились огромные дворцы на окраинах Москвы, территории, огороженные потрескавшимися серыми заборами и густые парки. Я, наслаждаясь скоростью, которую сумел развить на жестянке, именуемой 'Черной Тойотой', сидел, вытянув руки, изредка корректируя курс.

— Неб, сверни на Волгоградский проспект, — лениво бросил товарищ, указывая налево.

Никаких проблем! Пару раз кручу руль, и вот мы уже мчимся по широкой автостраде прочь из сумасшедшей столицы. Не пойму только, чего это на меня так взъелась блондинка на красном 'Форде', когда я виртуозно повернул у самого ее носа. Иван ворчал, будто мы могли врезаться. Какие люди из далекого будущего запуганные! Этого бы не произошло, Амоном клянусь. Я ж не собирался тормозить.