Отец-миллионер под прикрытием

Глава 12.

Папа смотрит на самодовольного Марата, а потом на меня. Снова на Марата и щурится.

— Каков аксакал. Только так и смотрим, раз дочка наша с приплодом, да одна явилась. Думали, ты испарился!

Райнер не ожидал такого откровения, я тоже. Отец говорит, чтобы мы с мамой в дом зашли — якобы прохладно, позовут нас, когда приготовится мясо.

Поднимаюсь по деревянным ступенькам на веранду. Мама поправляет косынку, на ходу снимает фартук:

— Бессонная ночка. Ты не устала?

Мотаю головой. Сейчас только и спать, ага. Когда за порогом он. Мой личный миллионер. Я очень боюсь его и одновременно обожаю.

Мама усаживается на диван в гостиной, берет в руки журнальчик со сканвордами. А я как на иголках. Плюхаюсь в кресло рядом, щиплю себя за коленки. Мама надевает очки, сдвигает к кончику носа:

— Начинка голубца?

Мамино внимание полностью сосредоточено на черных квадратиках на бумаге. А у меня голова кругом. Растираю виски.

— Говядина…

— Фарш! Лисичка, но не сестричка?

Худшее наказание, что мог придумать Создатель — неизвестность. Вот что сейчас происходит на улице? Мама спокойна, как удав.

— Не знаю!

— Круговорот рождения и смерти в мирах…

— Что за вопросики, мама? Понятия не имею! — не выдерживаю напряжения, что острыми путами сковывает грудь.

— Сансара, — слышу невозмутимый ответ. — Где здесь у вас воды набрать можно?

Райнер — как всегда, самый умный и начитанный — возвышается в дверном проеме и разглядывает. Меня в упор разглядывает так пристально, улыбается. Даже с расстояния чувствую запах его одеколона и дыма. Встаю с кресла:

— Пойдем, я покажу…

Марат размахивает пластиковой полторашкой, окидывает взглядом простецкий интерьер дома. Поджимаю губы, беру Райнера под руку, утягиваю на веранду.

— Белоснежка первая пошла на тактильный контакт? Мне лестно.

Замираю у алюминиевой бочки, открываю самодельный краник. Марат застал нас врасплох. Хотя это мягко сказано. Мой повседневный образ из трико и маминого свитера не добавляют дерзости. Марат, напротив — в недостижимой миллионеркой ипостаси. Он поглаживает меня по пояснице, ненавязчиво опускает ладонь ниже…

— Убери.

— Я соскучился.

Изловчаюсь, увиливаю, протягиваю Райнеру бутылку. И черта с два я вернусь к маме разгадывать сканворды. Когда Марат возвращается на улицу, я напрягаю слух и подкрадываюсь незаметно к стенке. Шпионом застываю у распахнутой настежь двери, подглядываю.

— Ну кто так машет, сынок? Будто бабу от зноя спасаешь, а не угли раздуваешь!

Картина маслом. Пафосный мультимиллионер с огрызком картонки у мангала стоит в клубах дыма. Не слишком довольный, но вида не подает. Папенька коршуном ходит вокруг него, руки в боки. Со своими подкольчиками и проверками на прочность нервной системы вероятного жениха.

— Марат, а где ж ты шлындал, пока Манька к нам одна на автобусе ехала? Да еще с приплодом.

Отец говорит немного тверже, чем обычно, но Райнер позиций не сдает. Расправляет плечи, смотрит на папеньку в упор — не боится. Я бы боялась.

— В Испанию летал. Невеста у меня там живет. Бывшая. Пришлось расстроить помолвку ради Маруси.

В моем горле образовывается ком размером с камень от прямолинейности наглеца. Подобно маме, хватаюсь за грудь. Мне жарко и холодно одновременно. Время и пространство замирают. Мой отец старой закалки, он не поймет. Однако…

— Иностранка? Вот же тебя угораздило… — будто рентгеном, а не глазами просвечивает душу Марата.

Миллионер и бровью не ведет. Смотрит в ответ. Два обоюдных взгляда раскаляются. Один не промах, другой тем более.

Родитель выдыхает первым:

— …Ну и правильно, наши женщины самые порядочные. Я ведь и сам Надежду Ивановну из-под венца выкрал. Что таращишься? Картонкой орудуй. Да, именно выкрал, когда к Хорьку окольцовываться шла. Заехал в этот балаган, Надьку на плечо и до свиданья!

— Мне, кажется, уже готово.

— Нет, сырое, маши еще. Переворачивай. А вообще, я думал, что Манька так девой и помрет. Она у нас видная, но с пристрастиями. Вот знаешь, Марат, мелкой была вместо горшка на…

— Папа! — визжу раздражено и пулей выскакиваю из укрытия, спускаюсь по ступенькам к мужчинам.

Отец хмурится, но мне все равно. Райнер замечает меня и тут же расслабляется. Он ехал в Новые кончики к Белоснежке, а попал в лапы моего отца с его шашлыками.

— В угли скоро мясо спалите.

— Я испытывал паренька на мастерство жарки. Не умеет.

Папеньке смешно. Ему одному. Марат кривится в ухмылке, будто ему тоже смешно. Он берет шпажки и заносит в дом. Мы с отцом идем следом.

В кухне у овального стола матушка уже ставит красненький пластиковый тазик, помогает Марату стянуть мясо.

У меня совершенно пропал аппетит. Ради приличия пробую кусочек — не заходит. Восприятие запахов и вкуса перепуталось беременностью, все что хочу теперь — только сыр и томатный сок.

С аппетитом уплетает лишь отец. Марат устал и подпирает щеку напротив.

— Поздно уже, мужики, спать бы надо, — мама поглядывает на часы с кукушкой.

Райнеру стелют в гостиной. Я успела забеременеть, но родители против нашей ночи на одной кровати. Скидываю шмотки, надеваю хлопковую пижамку. Ворочаюсь. Лунный свет просачивается сквозь занавески, очерчивает письменный столик, будоражит фантазию.

Я слышу храп папеньки, тихий звук мобильного телефона — у Марата тоже инсомния. На цыпочках крадусь из спальни. В гостиной нет двери, только шторки, украшенные вышивкой рукодельницы-мамы.

Отодвигаю ткань, наблюдаю за Райнером. Сосредоточенным донельзя. Уткнулся в горящий экран. Я вижу его руки и грудь в холодных искусственных лучах сенсорного телефона. Оглядываюсь, делаю шаг вперед.

— Не спится?

— Без тебя — нет, Белоснежка…

Тело охватывает дрожью. Бесшумно подхожу ближе. Марат кладет телефон в сторону, на разложенном диване, застеленном бельем с леопардами, двигается к стене, приподнимает край покрывала, уступает мне теплую половину.

Укладываюсь к нему. От волнения сжимаюсь, поворачиваюсь спиной к Райнеру.