Отец моего парня. Его одержимость – я!

Я давлю сильнее. Вижу его глаза, которые уже закатываются.

Но это не помогает. Это не убирает картинку её тела на полу. Её крови. Её глаз, которые закрылись и больше могут не открыться.

Мои руки сжимаются всё сильнее. Врывается полиция. Меня оттаскивают от него.

И я отпускаю. Резко. Как будто меня обожгло.

Вадим падает на пол. Начинает хватать ртом воздух. Его грудь поднимается, он задыхается. Но мне плевать.

Я поднимаюсь. Тяжело дышу. Смотрю на него сверху вниз.

– Ты мразь, – выдыхаю я. Голос ломается, звучит хрипло. – Ты ублюдок. Ты…сука….я тебя найду!

Он что-то пытается сказать. Но я уже не слушаю.

Я поворачиваюсь к Оле. Её тело всё ещё лежит на полу. Оно кажется таким маленьким. Хрупким. Безжизненным.

Я падаю на колени рядом с ней. Протягиваю руку. Её лицо холодное. Глаза открыты, но ничего не видят. Внутри пусто. Я не кричу. Не плачу.

Просто сижу, смотрю на неё и думаю: "Какого хера? Какого, блядь, хера я не остановил это раньше?"

И в голове только одно: я должен был её защитить.

Но я не смог. И за это я никогда себе не прощу.

Её тело на носилках.

Блядь.

Кровь продолжает стекать с её раны, но её уже некому вытирать. Я стою, как каменный, руки сжаты в кулаки, зубы скрипят так, что от этого глухого звука хочется взорваться. Два санитара торопливо выносят её из квартиры, и я вижу её лицо. Бледное. Ненормально бледное. Закрытые глаза.

Но она дышит.

Чёрт, она ещё дышит!

– Быстрее! – ору я, и мой голос звучит, как у чужого человека.

Я бегу за ними, как загнанный зверь. Смотрю на неё, на её тело, обмотанное в белую простыню. Вижу, как кровь всё равно просачивается через этот грёбаный белый цвет. Она ещё жива. Она должна быть жива!

Я хватаюсь за дверь скорой, вскакиваю внутрь, потому что не могу отпустить её. Сажусь рядом, смотрю на её лицо. Каждую секунду, будто пытаюсь выпросить её жизнь у этого сраного мира.

– Ты выживешь, – шепчу я. Голос рвётся. Внутри всё рвётся. – Ты выживешь, Оля. Слышишь меня? Ты должна.

Она не отвечает. Она даже не двигается. Кто-то что-то кричит. Это, наверное, врач, сидящий рядом с её телом. Какие-то слова, команды, звук аппарата, который пищит в ритм её дыхания.

Но я ничего не слышу. Слышу только своё сердце. Глухой стук, который отдаётся в ушах. Оно бьётся так быстро, что кажется, будто я сейчас сдохну, если она перестанет дышать.

– Держись, Оля, – говорю я. – Держись, маленькая. Ты обещала. Ты обещала быть со мной.

И тут я ловлю себя на мысли: что, если она меня не слышит? Что, если она уже ушла?

Двери распахиваются, санитары выносят её на каталке. Я иду за ними. Нет, не иду. Я лечу. Почти бегу. Говорю что-то врачам, кричу, чтобы они её спасли. Чтобы они хоть что-то сделали.

– Вытащите её! Вы должны её вытащить! – мой голос звучит как рык.

В ответ – только какие-то бессмысленные фразы. Мол, "всё сделаем", "дождитесь в приёмной". Я хватаю одного за плечо, разворачиваю его к себе.

– Если она умрёт, я тебя убью, – бросаю я, и в этих словах нет ни капли шутки.

Меня отводят в сторону. Говорят, что я мешаю. Я сижу в этой чёртовой приёмной, держусь за голову. Каждый раз, когда дверь открывается, я подрываюсь.

Проходит минута. Пять. Десять.

И вот они выходят.

– Мы сделали всё, что могли, – говорит врач. Голос усталый, пустой.

Я слышу эти слова. И не слышу одновременно.

Мир глохнет. Всё вокруг становится каким-то мутным.

– Она… – пытаюсь сказать я. – Она дышала.

– Слишком много крови потеряла…пуля задела артерию. Мы боролись за нее, но увы.

Просто эти три слова. Как нож в горло. Я смотрю на врача. Молча. Потом разворачиваюсь и иду. Нет, лечу по коридору. Врываюсь в палату.

Она лежит на кровати.

Её лицо всё ещё такое же бледное. Её волосы спутались, упали на подушку.

Я подхожу ближе. Колени подкашиваются. Я падаю на пол, сажусь рядом с кроватью. Просто смотрю на неё.

Чёрт. Она ушла.

Оля. Моя Оля. Моя маленькая Оля. Единственная женщина, которую я когда-либо любил.

Я беру её руку. Она уже холодная.

– Ты не должна была меня оставлять, – шепчу я. – Не должна.

И тут всё внутри рушится.

Вся злость, ярость – всё уходит. Остаётся только пустота.

***

Вадим сидит за решёткой.

Его лицо каменное, но мне плевать. Я смотрю на него, а в голове одно: "Мразь. Ублюдок. Сука."

Судья читает приговор. Двадцать лет. Преднамеренное убийство. Всё.

Я сижу в зале. Молча. Ровно. Не двигаюсь. Жаль смертной казни нет. Я б его сам суку казнил. Мразь…Он нас обоих убил. Сука больная!

Но внутри я киплю.

Двадцать лет? Это слишком мало.

– Этого мало, – думаю я. – Этого, сука, мало.

Я хотел убить его тогда. Хотел задушить своими руками. Мне не дали!

А потом вспомнил, что она говорила о дочке. Её ребёнок. Их ребёнок.

Её забрали. В детдом. Я пытался найти её. Перевернул весь город, но не нашёл. Документы. Архивы. Списки. Всё – пустота.

Я бью кулаком в стену. Раз за разом. Пока не трещит штукатурка. Пока мои руки не начинают опять кровоточить.

– Я найду тебя, – шепчу я, глядя на свои разбитые кулаки. – Найду. Это обещание.

Но я не нашёл. Я солгал. Сам себе и Оле. Город оказался слишком большим. А потом мне сказали, что её распределили в область. Куда? Никто не знает.

И эта мысль жрала меня изнутри.

Я не смог спасти Олю.

И не смог найти её дочь.

Чёрт, я всё проебал. Всё.

Мне очень важна ваша поддержка, ваши комментарии, ваши звездочки, библиотеки, ваша активность. Я не оставлю вас без подарков. Всем благодарна заранее. Люблю вас ОЧЕНЬ