Отечественные спецслужбы и Красная армия. 1917-1921
Шрифт:
Остальные 45 % агентурных сведений в сводках трактуют о предметах типа цитат 3, 4 и 5 — т. е. о белогвардейских восстаниях в ближайшем и глубоком тылу и т[ому] п[одобных] затруднениях, постигших Советскую власть. Для полноты характеристики необходимо привести цитату из агентурных сведений, опровергающих официальные источники:
7) От 5 сентября 1918 года: “Вообще помещаемые в официальных “Известиях” сообщения об успешных действиях советских войск на Казанско-Симбирском фронте, по-видимому, во многих случаях не соответствуют действительному положению дел на фронте, насколько таковое освещается получаемыми с фронта донесениями (официальными). В действительности же, как говорят, под влиянием получаемых с фронта известий, в партийных кругах царит беспокойство и уныние, которое возрастает, вследствие террора, объявленного руководителями Советской власти внутри страны [573] ”.
573
2
Когда взяли Казань [574] — агентурные сведения рисуют это не как победу советских войск, а хитрый маневр чехословаков. В дни взятия Сызрани, Симбирска, накануне падения Самары эти же агентурные сведения усиленно доказывают, будто оперативные сводки и статьи советских газет о поражениях, нанесенных чехословакам, — большевистская утка.
Трудно сказать, кто кого информировал: Морской ли контроль обывателя с Плющихи или сей последний Морской контроль и Регистрационную службу Генмора. Все сводки этих чудовищно нелепых, отчасти явно шпионских агентурных сведений снабжены глубокомысленной надписью гражданину Левицкому: “осведомление на случай военной опасности”. При этом предусмотрительно не упомянуто, кому угрожает опасность и с чьей стороны. По своей похабности эти строки с успехом конкурируют с явно английскими сводками, как, напр[имер], известная августовская сводка английской контрразведки в России. Мимике авгуров из Генмора. читавших “докладные записки Военно-морского контроля Генмора” и принимавших оные к сведению “на случай военной опасности” — этой мимики я свидетелем не был.
574
Красная армия заняла Казань 10 сентября 1918 г.
Допрошенный мною начальник Военно-морского контроля гражданин Абрамович объяснил, что установленных штатов у Военно-морского контроля не было; что ему Левицким скупо отпускались авансы от 10–12 тысяч в мес[яц]; что на эти средства он содержал трех тайных сотрудников-агентов: Сидорова. Шведова. Троицкого; что остальные средства он расходовал на содержание штата служащих канцелярии, 2-х рассыльных, сторожа, шофера. В дальнейшем Абрамович признался, что в натуре существует лишь Сидоров и что Шведов и Троицкий это он сам; что таким образом он получал деньги за троих и писал реляции за двоих. Таким образом, Абрамовичу надлежит войти в историю русской контрразведки как начальник крайне скромный и лишенный большого размаха.
У контрразведчиков старой школы имеются свои почтенные традиции. “Нейтралитетом” и “невмешательством в политику” объясняют они описанный своеобразный характер результатов своей работы. Это — девизы, не требующие комментариев.
Ни одного ареста в течение всего 1918 года, ни одного допроса со времени эвакуации из Петрограда, покрывательство шпионажа, а не контрразведка. В лучшем случае “нейтральные” результаты, в худшем — работа на контрреволюцию. Убежден в последнем. Надеюсь в дальнейшем следствием доказать это неопровержимо.
Полагаю неотложным, необходимым постановление надлежащего органа о расформировании Военно-морского контроля и Регистрационной службы Генмора[18].
Пустое место русской Советской морской контрразведки в результате такого постановления ни на миллиметр не увеличилось бы.
Справка: Начальник Регистрационной службы Левицкий, его помощники Сыробоярский и [Дерфельден], начальник морского контроля Абрамович, начальник отдела иностранных сношений Дунин-Барковский — весь состав морской контрразведки Генмора в лице начальствующих — под следствием и арестом.
Предлагая уничтожение (Военно-морского контроля и МРС. — С.В.), [я] считаю себя обязанным хоть бегло начертить некоторые начала созидательные.
Контрреволюция и шпионаж, направленные против Советской республики, лежат в одной плоскости. Шпионаж алексеевца, дутовца, гражданина республики Краснова или Скоропадского, или Сибирской Директории, или Вильсона, или Пуанкаре, или же империй Вильгельма (Германии. — С.В.) и короля Георга (Великобритании. — С.В.) — все это орудие классовой борьбы против пролетарской республики. В вопросе о шпионаже признак подданства ныне должен быть заменен признаком классовой принадлежности и пролетарской или антипролетарской ориентации, как вспомогательным признаком. В построении органов борьбы с[о] шпионажем из этой неоспоримой истины до сего времени практических выводов не делалось. Только этим объясняется возможность открытия накануне годовщины Октябрьской революции такой америки, как Генморовская контрразведка.
Всякий алексеевец и савинковец, проникший в советское учреждение, является естественным и непременным шпионом, при той налаженности политической военной разведки со стороны этих последних,
которая нами неоднократно устанавливалась. При таком положении вещей борьба против шпионажа есть отрасль борьбы с контрреволюцией вообще. Если это так, то чем же оправдывается существование специальных (никуда не годных) учреждений для борьбы со шпионажем.Правда, военные специалисты, поставленные на советскую службу специальными бюро алексеевцев-деникинцев, савинковцев и пр. (даже незначительная группа Шульгина имеет такое бюро) по вербовке советских служащих, военные специалисты искренне — по традиции и энергии — и неискренне, с нарочитым умыслом настаивают на существовании специальных учреждений военного и военно-морского “контроля”. Но неужто надо пройти сквозь медные трубы Академии Генерального штаба, чтобы быть в состоянии руководить изъятием Икса как шпиона и надо пройти лишь каторжные мытарства подобно тов. Дзержинскому, чтобы быть в состоянии изъять того же Икса как белогвардейца.
Военная и военно-морская разведка — это дело специально военное, требующее некоторых специальных знаний (хотя и тут становится несколько жутко, когда последний канцелярист, а иногда и рассыльные — б[ывшие] офицеры). Военная же и военно-морская контрразведка — разновидность борьбы с контрреволюцией как отечественной, так и международной, и, как таковая, должна быть функцией Чрезвычайных комиссий. Лишь эти пролетарские боевые органы не загрязнут в тине “нейтральности”, “внеполитности”[19] и не станут в течение 9-ти месяцев высматривать, чья возьмет верх, как это делал Абрамович.
Единственная пролетаризованная контрразведка у нас — это военно-морской контроль в Петрограде с комиссаром Бушем и т. Преображенским во главе. Они недавно мне с гордостью сказали: мы докажем, что полуграмотный рабочий посадит шпионов с высшим образованием. И сдержали слово: дали материалы о крупной шпионской организации, к услугам которых наша сильнейшая радиостанция в Царском Селе. Попутно они вскрыли осиное гнездо на КРЕЧЕТЕ [575] . И именно эти товарищи настойчиво заявляют о необходимости слиться с ЧК.
575
«Кречет» — флагманский корабль Балтийского флота.
Всероссийская] чрезв[ычайная] комиссия за сентябрь [1918 г.] ликвидировала 16 англо-американо-французских шпионов, одного весьма крупного чехословацкого. А в это время пом[ощник] начальника] Морского контроля Генмора упрекал своего единственного агента в том, что тот будто бы “продал Всероссийской] чрезвычайной] к[оми] ссии Сиднея Рейли за 50 000 руб.” (это было в дни раскрытия английского заговора [576] ).
Мое предложение:
1) при президиумах чрезвычайных комиссий учреждаются особые секретные отделы, к которым переходят функции по борьбе со шпионажем: политическим, военным и военноморским;
576
Рейли Сидней Джордж — агент Британской разведки. Организатор заговоров в Москве и Петрограде против большевиков. В июне 1918 г. передал 5 млн рублей для финансирования Национального и Тактического центров. В июле 1918 г. координировал мятеж левых эсеров в Москве. Установил тесные контакты с красным командиром латышских стрелков, несших охрану Кремля, Э. Берзиным, которому передал 700 тыс. рублей (по данным коменданта Кремля П.Д. Малькова, официально 1200 тысяч; для сравнения: зарплата Ленина тогда была 500 рублей в месяц), а также сообщил Берзину явки и адреса известных ему белогвардейцев. Все деньги и явки были сразу же переданы Я.М. Свердлову и Ф.Э. Дзержинскому. Белогвардейцев расстреляли, а деньги пошли на постройку клуба для латышских стрелков и издание агитационной литературы. Рейли также вошёл в доверие к Савинкову и его боевикам и участвовал в «заговоре послов». В Москве Рейли легко и свободно вербовал советских служащих (в том числе и секретаршу ВЦИК Ольгу Стрижевскую) и получал от них нужные ему документы, в том числе свободный пропуск в Кремль по подлинному удостоверению сотрудника ВЧК на имя Сиднея Релинского. Все дела Рейли проваливались: попытка убить Ленина (не удалась из-за отмены митинга), восстание левых эсеров и организация мятежа петроградского гарнизона (подавлены). Удалось убийство левым эсером Я.Г. Блюмкиным немецкого посла В. фон Мирбаха и покушение на В.И. Ленина (30 августа 1918 г., Ленин ранен), которое чекисты объясняли «заговором послов». На заочном суде в ноябре 1918 г. в Москве Рейли приговорили к расстрелу и объявили вне закона.
2) контроль Военный и Военно-морской расформировываются, сами учреждения из списков учреждений Советской республики вычеркиваются;
3) весь годный и надежный личный состав переходит в ВЧК, все “специалисты”, желающие честно работать, становятся в положение “осведомителей” (сами просятся: недавно один начальник В[оенно] — м[орского] контроля заявил мне — “Как начальник я никого не трону, как осведомитель готов к услугам — ликвидацию производите вы”. Это типично. Таких 3—4 [человека]).