Отель «Голубой горизонт»
Шрифт:
– Я знаю. Я читал историю твоей болезни, – говорит Дэйвид Прайс.
– И что вы думаете об этом? – спрашивает она.
– Что я думаю? – Прайс встречается с ней взглядом, и на мгновение ему кажется, что ее глаза такие же черные, как глаза Кэсиди Клири.
– Вы готовы действовать?
– Действовать? – Прайс заставляет себя собраться. Глаза Ланы Уилман снова серые и растерянные. Лишь где-то глубоко внутри что-то вспыхивает и гаснет. Снова и снова, словно тьма и свет борются в этой девушке.
– Пообещайте, что закончите то, что не удалось мне, и тогда, обещаю, я расскажу все, что вы хотите, и даже больше, – просит Лана Уилман.
– Пообещать? – Прайс медлит с ответом, убеждая себя, что перед ним просто больная девушка, за безумной историей которой он пришел
– Почему вы молчите, мистер Прайс? – торопит его Лана Уилман. Дэйвид Прайс натянуто улыбается. Диктофон в его руках уже включен.
– Конечно, – говорит он. – Я сделаю все, что смогу.
– Хорошо, – говорит Лана, указывает на диктофон. – Он записал ваше обещание. Теперь вы не сможете отказаться.
– Ну, не буду вам мешать, – улыбается доктор Генри Олдсворт.
Дверь закрывается за ним тихо, почти бесшумно. За окнами льет дождь. Гудит кондиционер. Вечереет…
Часть третья
Невада. 17 июля 1962 года.
Ядерный взрыв «Little Feller», операция «Sunbeam».
Уродливый кремово-огненный гриб поднимается в небо. Машины снижают скорость, останавливаются у дороги, чтобы лучше рассмотреть этого застывшего в небе уродца. Но останавливаются не все. Некоторые мчатся мимо. Шоссе 93 уносит их прочь. В одной из таких машин семья Сандро Димарко. Лас-Вегас остается далеко позади. Старый «Форд» кашляет, но продолжает служить своим хозяевам. За рулем – Сандро Димарко. После Второй мировой он был рабочим военнопленным на полигонах Невады. Радиация сделала свое. У него выпадают волосы и серьезные проблемы со здоровьем. Во рту не хватает десятка зубов. Ему сорок пять, но он чувствует себя дряхлым стариком. Иногда он вспоминает Сицилию, но родина осталась далеко в прошлом, а чужая страна давно стала домом. Лишь в первые месяцы, еще не зная английского языка, в 1945 году, Димарко мечтал вернуться в Италию, потом он привык, адаптировался. Особенно когда чужой язык стал таким же простым и понятным, как родной.
Рядом с Димарко, на соседнем сиденье, его жена Ариэнна Маттиони. Она младше супруга на пятнадцать лет. В Неваду ее привез один из шоуменов Лас-Вегаса. Сначала она жила с ним, потом с его другом, затем одна, работая танцовщицей второго плана. Когда Сандро Димарко встретил Ариэнну Маттиони, у нее уже был один ребенок и она все еще плохо говорила на английском. В первые два года совместной жизни Ариэнна родила Димарко еще двоих. Все мальчики. Об отце первого сына она никогда не говорила, хотя Димарко и не спрашивал, уверенный, что Ариэнна и сама не знает, кто конкретно это был.
Дети притихли на заднем сиденье «Форда». Старшему из них – семь, младшему – четыре. Они прижались к окнам машины, чтобы лучше видеть поднимавшийся в небо гриб от ядерного взрыва.
– Скоро все это будет далеко в прошлом, – тихо говорит Ариэнна, зная, что супруг ненавидит эти испытания больше всего на свете.
Его лицо серое, словно камень. Челюсти сжаты. Он смотрит только вперед. Взгляд решительный, но какой-то отрешенный, словно он уже где-то далеко впереди. Точно так же Сандро Димарко выглядит за работой. Его гончарный круг лежит в багажнике. Он – гончар, художник, скульптор. Он не талантлив, Ариэнна знает это. Но любит работать. У него есть терпение. Его творения – это не единичный продукт, которым восхищаются и который ценят. Он создает орнаменты для зданий, десятки, а иногда сотни крохотных статуй, устанавливаемых вдоль оград. Он украшает балюстрады, арки, колонны. Он рисует декорации, которые через месяц выбрасываются. Он – творец, но его творения – это результаты массового производства. Имени создателя никто не помнит. И если в первые годы совместной жизни Ариэнна еще надеялась на перемены, то сейчас она уже не сомневалась, что ничего не изменится. Рабочий ослик никогда не превратится в арабского скакуна.
Мичиган. Оскода. 30 августа 1962 года.
Дом, на покупку которого ушли почти все накопленные за годы деньги, оказался совершенно не таким, как на
черно-белой фотографии в агентстве недвижимости. Димарко снова потерпел неудачу. Очередную. Ариэнна приняла это как должное, распаковала вещи. Старые доски поскрипывали под ногами. В первую же ночь пошел дождь и семья Димарко поняла, что крыша их дома течет как минимум в четырех местах.– Я все исправлю, – пообещал Сандро Димарко.
– Я знаю, – сказала Ариэнна, нашла в темноте его руку и положила ее на свою грудь. Она занималась с ним любовью, не чувствуя желания, скорее какую-то гневную покорность своей судьбе. Сандро не замечал этого. Никогда не замечал. В постели он был таким же старательным, как в своей работе, и так же, как и в работе, у него не было и намека на талант, на гениальность.
Когда он заснул, Ариэнна еще долго лежала с открытыми глазами и вглядывалась в ночь. Утром ее разбудил стук молотка и запах краски. Сандро проснулся, накормил детей, и теперь они все вместе занимались ремонтом. Работа нашлась даже для младшего. Ариэнна налила себе кофе и наблюдала за детьми. Утро было теплым и солнечным. С озера Гурон веяло свежестью. И впервые со дня, как пришлось покинуть Лас-Вегас, Ариэнна подумала, что жизнь еще может наладиться. К тому же теперь у них есть свой собственный дом.
Ариэнна вышла на улицу. В соседском доме лаяла собака, смеялись дети. Пять мальчиков семьи Нильсонов. Их мать, Эмма Нильсон, оказалась приветливой и словоохотливой женщиной среднего возраста. Она говорила много и быстро, заставляя Ариэнну, для которой английский так и не стал вторым родным языком, просить новую подругу говорить помедленнее. Муж Эммы, Джером Нильсон, был рыбаком, и Эмма с замиранием сердца слушала о том, что теперь их соседом стала семья художника и скульптора.
– Даже не верится! – щебетала она.
– О нет, – снисходительно улыбалась Ариэнна. – Сандро не гениален и не знаменит. Он такой же трудяга, как и твой муж. Вот Элвис или Синатра – гении, но, боюсь, гении не станут красить стены старого дома и чинить прогнившую крышу.
– Ты видела Синатру и Элвиса?! – оживилась Эмма и до позднего вечера заставляла Ариэнну рассказывать о жизни в Лас-Вегасе.
Три долгих недели потребовались Сандро Димарко, чтобы восстановить купленный дом, и когда работы были закончены, Ариэнна устроила новоселье, пригласив семью Нильсонов. Сандро провел с ними менее часа и ушел работать. Алистер Орфик, мэр Оскоды, похоронил жену, и Сандро Димарко, узнав об этом, обратился к Орфику напрямую и предложил свои услуги скульптора. Слово «Лас-Вегас» сыграло решающую роль. Орфик заказал надгробную плиту. В тот же день Сандро осмотрел место погребения и сделал наброски. Алистер Орфик одобрил проект, правда, так до конца и не поверил, что нарисованный Димарко ангел в действительности окажется таким же, как на бумаге.
«Я уже сделал сотни таких ангелов», – хотел сказать Сандро, но не сказал, чтобы не занизить стоимость.
Мэр недоверчиво покрутил рисунок в руках и выдал Димарко аванс. Полученных денег хватило на то, чтобы закончить ремонт крыши, но главным было, что это сделало Димарко имя. Менее чем за месяц он получил десяток заказов. Мастерскую пришлось устроить в гараже. Старый «Форд» отправился на улицу. Сандро работал исключительно днем, поэтому стук молотков и гул пил по камню никому не докучал.
– Знаешь, – говорил он Ариэнне, когда она приходила в его пыльную мастерскую. – Микеланджело считал, что не создает свои статуи, а всего лишь помогает им освободиться из каменных глыб. – Ариэнна слышала это десятки раз. Слышала еще в Лас-Вегасе. Казалось, что это была единственная мудрость ее мужа, которой он гордился.
Камень. Черный, гладкий, выброшенный на берег озера Гурон. Сандро Димарко нашел его, когда бродил по округе в поисках материала для своих работ. Странно. Почему он не замечал этот необычный камень прежде? Сандро прикоснулся к нему. День был жарким, но поверхность камня хранила холод ночи. Нужно обязательно забрать его, отвезти в гараж и превратить в очередного ангела. Никогда прежде Сандро Димарко не чувствовал подобного возбуждения перед началом работы.