Отель Калифорния. Сборник новелл и рассказов

– Увы, нет! Понравилось? Как впечатление?

– Да… – задумчиво произнес Иван Иванович, – впечатление впечатляет…

– Что-нибудь интересное?

– Я… мне… вспомнилось, что тогда, в 1973-м году, я чувствовал – счастье, молодость… Даже и не думал, что смогу вновь пережить это пережить… Извините, если говорю сумбурно.

– Да, ничего. После наших опытов многие говорили сумбурно. Мы ведь не сразу начали предоставлять эту услугу – возвращение в прошлое через воспоминания, сначала много экспериментировали.

Дмитрий снял с головы Ивана Ивановича шлем, отдал его Алексею.

– Обработай! – сказал он.

Его помощник взял вату, смочил её в растворе по запаху похожем на спиртовой и принялся протирать внутри. А Иван Иванович, которого распирало от полученных впечатлений – лицо Насти продолжало стоять перед глазами, продолжил:

– Да… счастье, счастье – это мироощущение. Как говорил герой фильма моей молодости «Доживем до понедельника»: «Счастье – это когда тебя понимают». Смотрели такой фильм?

– Э… нет. – Дмитрий пожал плечами, – я такое старьё не смотрю. А ты, Лёх?

– Где молодой Штирлиц все время в очках? Смотрел, – буркнул Алексей, продолжая заниматься с инвентарем, – отстой!

– Не такой уж и молодой – сорок лет, – парировал Иван Иванович. – Так вот, о чем я? Ах, да, сейчас я вновь пережил счастье. У меня когда-то была подруга – молодая девушка и мы с ней встречались и вот, представьте, я снова её увидел. Это было здорово, просто замечательно!

– Мы рады, что вы остались довольны, Иван Иванович… Приходите еще, когда будут деньги, – Дмитрий суетливо передвинул стул, стоявший сбоку от него, схватил очищенный Алексеем шлем и, показав на него Кулагину, продолжил, говоря быстро и сбивчиво: – Теперь вы… не боитесь нашего девайса… так что милости просим. И расскажите своим знакомым… наш салон теперь открыт.

Иван Иванович с раздражением для себя отметил, что нередко с трудом понимает нынешнюю молодежь – суетятся, торопятся, говорят, словно не успели прожевать мощную булку из Макдональдса.

Во времена молодости Кулагина было спокойнее. С другой стороны, не было ни интернета, ни компьютеров, ни сотовой связи. Телевизоры черно-белые и всего две программы, если исключить общеобразовательную. А пирожки были с повидлом – прожевывались быстро.

– Дима, сколько же стоит такое удовольствие? – спросил он, тяжело поднявшись с кресла – ему не хотелось покидать его.

– Да немного, не волнуйтесь, мы же понимаем возможности пенсионеров.

– И всё-таки, сколько?

– Ну, один сеанс… – Дмитрий подумал на мгновение и назвал сумму приблизительно равную месячной пенсии Кулагина.

– Сколько? – поперхнулся Иван Иванович. – Но это слишком много для меня. Думаю, что и для других пенсионеров.

– Много? – удивился Дмитрий.

– Молодой человек, а вы знаете какая у меня пенсия? Эта та сумма, которую вы назвали – она и есть. А еще надо за квартиру заплатить, продукты купить…

– Окей! Я понял. Тогда половина. Вы же сможете понемногу откладывать и позволить себе изредка такое удовольствие. Например, раз в три-четыре месяца.

– Не знаю, не знаю! – Иван Иванович с сомнением покачал головой. – Может у вас будут скидки постоянным посетителям?

– Хорошая мысль! – согласился Дмитрий. – Я подумаю.

Покинув салон, Кулагин пошел домой. То, что он увидел – длинные и густые колонны демонстрантов с красными флагами и транспарантами, веселую Настю, озабоченного Мордвинова – эти картины стояли у него перед глазами, будто наяву. Он шел привычным маршрутом домой, по привычным для него улицам, исхоженным за столько лет, и думал об увиденном.

Почему 7 ноября, почему не что-то другое? Разве он был тогда счастлив в полной мере, чтобы именно это увидеть в своем виртуальном путешествии? И почему Настя Михайлова? Ведь потом с ней у них ничего не получилось.

Как все-таки прихотлива бывает память! Её избирательность, капризы не поддаются здравому смыслу, и потому она нередко напоминает местность, изрезанную холмами. Если подняться на холм – увидишь нечто такое, что давно позабыто, скрыто за дымкой лет, но дорого сердцу и потому никогда не забудется. Спустишься вниз, и не увидишь ничего, дальше вытянутой руки. Оттого старики так хорошо помнят прошлое, почти во всех деталях, и с трудом вспоминают прошедший день.

Он, Кулагин, пожалуй, тоже не был здесь исключением. Теплые, счастливые воспоминания, как они приятны! Хотя с Настей у них ничего и не вышло, но у него были и другие моменты, другие восхитительные мгновения ради которых стоило жить. Почему же он их не вспомнил?

С другой стороны, какая теперь разница? Его захватила иная мысль. Опыт над своим мозгом показал, что оказывается можно вернуться туда, где ты был молод и счастлив, зная наперед, что тебе ничего не грозит, что ты всегда вернешься назад, в свое тело, тело шестидесятисемилетнего мужчины. Это было безопасное путешествие в прошлое, и оно казалось Кулагину всё привлекательнее и привлекательнее. Ему ужасно захотелось снова попробовать.

Возвратившись домой, он залез в потайное место, где прятал некую толику наличных денег – остальные у него были в Сбербанке, и пересчитал их. Часть суммы у него была в рублях, часть в долларах. Наличку он обычно держал для повседневной жизни, чтобы было удобно рассчитываться в магазинах, хотя большинство людей, даже его возраста, уже перешло на расчёт через пластиковые карты. Но Иван Иванович боялся этих нововведений и не доверял им. Он прикинул, что имеющейся суммы хватало только на один сеанс.

Он сел на стул.

Иван Иванович был благоразумным человеком и никогда за всю свою жизнь не делал отчаянных, глупых поступков. Он всегда старался просчитывать свои действия и их последствия. Здесь же, это внезапное жгучее желание вновь вернуться в прошлое, несмотря ни на что, несмотря на скудное количество денег на руках, изрядно напугало его.

«Не превращаюсь ли я в мнемофила? – задал он сам себе вопрос, – в человека, зависимого от воспоминаний? Болезненная зависимость всегда опасна. Если я свяжусь с этими ребятами, они меня возьмут за жабры и тогда с этого крючка я уже не соскочу».

Он включил телевизор, канал «Культура», который смотрел чаще всего в последнее время. Показывали передачу о певце Муслиме Магомаеве и молодой, тогда в семидесятых певец, пел с экрана своим сильным голосом – необыкновенной красоты баритоном: «Живут во мне воспоминания, живут во сне и наяву. Они тепло мое весеннее, моя мечта моё везение, моя надежда и спасение. Пока я помню, я живу!».

«Да, во мне тоже живут воспоминания, – подумал Иван Иванович умиротворенно и расслаблено. – А, черт с ним! Если не хватит денег – сниму со счета. Такой шанс выпадает редко. Кто бы мог подумать, что я смогу вернуться в прошлое, пусть даже таким образом? Да, далеко шагнула наука! Только надо вспомнить что-то еще приятное, другое, не Настю Михайлову».