Отель М100
Шрифт:
Когда позже такой человек отдавал приказ уже на войне, его нельзя было ослушаться, умри, но сделай, в прямом смысле. Все старались походить на Воронова, быть такими, как он.
Жалко, что на «гражданке» полученные навыки никак не применить, иной раз остается скрипеть зубами и помнить, что выдержка, терпение – это часть пути к победе. Если уж чему и научила армия, так это безжалостному отношению к самому себе, – думал Алекс, коротая время в пути за этими мыслями.
Часть маршрута он плыл, где-то шел по колено, по пояс в холодной воде, обходя коряжистые места, привал, опять сплав, но
– Пешая нитка по болоту измотает больше водной. Закат подгоняет, ночью по болотам не пройти. Нужно торопиться – идти напролом.
Сломав ветку в свой рост, проверял ею топь и уверенными шагами, мокрый после сплава, продолжил идти, проваливаясь среди мха и кочек. Не дойдя пяти километров, он сделал привал, припрятал снаряжение и пошел дальше налегке. Двигался медленно, скрытно, переходя, перебегая от укрытия к укрытию в моменты сильных порывов ветра в такт движению веток. Чем ближе Алекс подходил к цели, тем плотнее прижимался к земле, к деревьям. Все чувства обострились, «острый нож проснулся».
Темнело, в тени сосен и елок утопал двухэтажный сруб, рядом стояли джип и минивэн. В доме во всех окнах горел свет, играл шансон.
– Пашка никогда бы не оказался в одном доме с людьми, слушающими шансон, по своей воле.
Осмотревшись, выждал. Не услышав лая собак, Алекс подошел ближе к дому. Внезапно открылась дверь, осветив прямоугольник леса, на улицу вышел лысый коренастый мужик, выплеснул ведро воды, выругался и закрыл дверь.
Приблизившись к дому, Алекс начал всматриваться в окна. Бинокль не помогал, почти на всех окнах были шторы, кроме одного. Именно у этого окна сидел Павел, привязанный к стулу, и с кем-то разговаривал.
С детства он почти не изменился. Тот же рыжий малый, квадратное лицо, очки, кажется, даже тот самый растянутый свитер. Только появились нелепые усы.
Вспомнился отец Павла, его слова: «Есть телосложение, а у тебя, Пашка, теловычитание». Отец стимулировал сына стать сильнее, заниматься спортом, но Пашка… Несмотря на то, что в детстве проигрывал драки, спортом не занимался. И все же всегда бил в ответ, но не сейчас.
Как в немом кино, к Пашке кто-то подошел и ударил в голову. Алекс рванул вперед, но остановился и спрятался за деревом.
– Нельзя заходить, не зная, сколько их, есть ли оружие.
Подойдя ближе, к двери, Алекс залез в «слепую зону» на козырек и начал слушать, переплавляя усталость в злость. До восхода солнца никто не выходил, не было ни звука из дома, к счастью, шансон тоже выключили.
Раним утром редкие солнечные лучи пробились между веток, разбудив после холодной ночи птиц. Их трели пробирали до костей замерзшего Алекса. Он начал разворачиваться под солнечные лучи, но замер.
Резкий скрип открывающейся двери снизу. Шарканье ног, запах перегара.
– Я в магаз. Слышь, че я говорю? – крикнул неизвестный – крепкий, даже толстый, средних лет мужчина с засаленной головой, в куртке, похожей на короткий плащ.
Пульс в голове мешал слушать неизвестного. Взгляд затуманился.
– Дыши. Глубже дыши. Это
адреналин. Ты готов, действуй сразу, быстро, жестко. Будешь долго сомневаться, потеряешь основной выброс энергии.– Или дать уехать, будет на одного меньше? Пусть едет, – проносились мысли в голове Алекса.
– Да пошел ты… Я уехал, все, – толстый сел в машину и поехал, не дав прогреться двигателю.
Как только машина скрылась между деревьев, Алекс бесшумно, как кошка, спустился с козырька и шагнул в открытую дверь.
Резкий запах подгоревшей яичницы ударил в нос. В красивом срубе был бардак: разбросанные повсюду бутылки, сломанная удочка на полу и полное ведро мусора на фоне дорогой кожаной мебели, кухни из массива дерева и хрустальной люстры.
Войдя во вторую комнату, Алекс заметил спящего на диване мужика, с которым был уже «знаком»: это он вчера вылил ведро.
Повернул голову, чтобы осмотреться, и:
– Эй, ты кто такой… – мужик проснулся и попытался ударить.
Алекс сделал нырок корпусом и жестко ударил локтем в голову. Неизвестный с грохотом упал, почти туда же, где спал. Алекс нагнулся добить, но нет, не нужно, противник уже отключился.
– Пашка! Ты где?! Это я, Алекс.
– Я здесь, на втором этаже.
Алекс забежал на второй этаж.
Пашка сидит в кресле, связанный, с подбитым глазом.
– Как же я рад тебя видеть! – сказал он.
– Я тоже.
– Ты один? – с испугом спросил Паша.
– Ага.
Не успел договорить Алекс, как услышал за спиной лязганье затвора. Этот звук он отличал из тысяч. Алекс толкнул друга в сторону и, разворачиваясь, двинулся навстречу звуку. На пороге стоял тот, который уезжал с оружием в руках. Алекс схватил ствол автомата рукой и задрал его вверх.
Прогремела очередь!
Алекс вынул магазин из автомата и ударил им по лицу противника. Ещё удар! Тот, не ожидая такого напора, начал слабеть. Его удары, попытки бросков не работали. Секунды – и враг лежит в луже крови.
Алекс перезарядил автомат, осмотрелся и принялся шарить по карманам нападавшего, выкладывая на пол «трофеи».
– Их двое или будут еще? – спросил Алекс, связывая руки и ноги веревкой, снятой с Андроника.
– Двое, – ответил Андроник.
Связав бандитов, Алекс спросил:
– Паш, что за дела, что происходит?
Павел Андроник с детства умел выдерживать паузы, даже в такие моменты, как этот. Он молча умылся, переоделся, проходя мимо связанного бандита, испуганно взглянул на него. Руки Пашки до сих пор дрожали. Сел в кресло и начал говорить:
– Алекс, ты изменился. Я слышал, что ты побывал на войне, но до последнего не верил, думал, что ты такой же добряк, каким был в школе, – сказал Паша и пристально посмотрел на Алекса.
Алекс только в этот момент понял, почему Павел держит паузы: он думает, а только потом говорит, чего не делает большинство.
– Мне не за что оправдываться, – сухо ответил Алекс, помолчал и добавил: – Нет ничего хуже, чем быть слабым, живущим в комфорте, осуждающим насилие, пряча свою бесхребетность за религией или вегетарианством, от реального мира, такого, какой он есть. Скажи мне лучше, что происходит, Паш?