Отель «Тишина»

Верно, что 525 год следует за 241-м?

Через две страницы:

Не все происходит в правильной последовательности.

После этого несколько пустых страниц. Затем еще запись:

Все может случиться. Может также измениться.

Вечером в дверь стучат, внизу. На пороге стоит мальчик, за ним его мать.

Май держит в руках пирог и, улыбаясь, протягивает его мне.

— Happy birthday, мистер Йонас, — произносит мальчик.

— Он тренировался, — говорит она.

Я зашторил окна, но солнце проникает сквозь щели, и на полу образовался продолговатый квадрат, белая тень от света, падающего на плитку.

Мальчик вручает мне рисунок: три дерева с большими кронами и оранжевыми стволами под зеленым небом.

— Лес, — комментирует мать.

Они стоят в лучах солнца, мать и сын, прямо на лабиринте.

Тучи обрушились солеными слезами

Просыпаюсь с болью в голове и теле. Весь мокрый, с гусиной кожей, словно вдруг покрылся чувствительными датчиками, настроенными на мир.

Вылезаю из кровати и смотрю на себя в зеркало. Лицо опухло, вокруг глаз синева.

Открываю душ и стою под горячей струей, пока не заканчивается горячая вода. Сначала вода окрашивается кровью, и я ощупываю тело, суставы, плечи, локти, колени, ключицы. У меня на боку ужасная рана, на ладонях ссадины и царапины. Очистив ладони от бетонной крошки, надеваю розовую рубашку и открываю балкон. Небеса спустились вниз и разверзлись. Я вытягиваю вперед руки, повернув ладонями вверх, — на безымянном пальце левой руки белый след от обручального кольца, — затем поднимаю руки к небу, дождь омывает раны, розовая рубашка намокает и прилипает к лотосу.

У меня есть тело.

Мое тело — это я.

Вдруг прилетает прозрачная бабочка, садится мне на руку и складывает серебристые крылья, она очень большая.

На балконе барабанит дождь. Вспоминаю, что дом женщин теперь защищен от дождя. Я заменил последнее стекло позавчера.

Слова имеют последствия

За дверью стоит Фифи, в руках у него коробка с книгами. На голове бейсболка задом наперед.

— Мне тут пришла мысль принести вам оставшиеся книги. Чтобы не нужно было каждый день спускаться за новой в кладовку.

Он ставит коробку на пол.

— Вы сможете изучить ее в тишине и покое, пока приходите в себя.

Я говорю ему, что мне уже лучше.

Он рассматривает меня с большим сомнением.

— Не похоже.

Фифи вытаскивает из коробки книгу.

— Вот разговорник, чтобы учить язык, который вас, возможно, заинтересовал. Рекомендую. Здесь никто не понимает ваш родной язык, и далеко не все говорят по-английски.

Я открываю книгу и вижу, что она предназначена туристам. Чтобы помочь им в разных ситуациях. Сделать заказ в ресторане, купить билет на поезд или марки на почту, спросить, как пройти. Произношение дано в скобках после каждого предложения. Листаю. Отдельная глава под названием «В трудных ситуациях». Там есть такое предложение:

Я заблудился. Как мне вернуться в отель?

Или:

Подождите минуту, я поищу в разговорнике.

Листаю дальше, и на самом верху следующей страницы написано:

Мне жаль, но это недоразумение.

В самом конце глава «Вещи, которые иногда теряют». Там довольно длинный список:

Плащ

Перчатки

Шарф

Зонт

Очки

Обручальное кольцо

Паспорт

Ручка

Отвертка

И ничего о самом человеке, думаю я.

Я вполне мог бы учить по пять фраз в день. Через неделю в моем лексиконе было бы уже семьдесят предложений. А сколько слов нужно, чтобы выжить?

Я так и слышу маму: «Слова можно неправильно понять по-разному. Возьмем, к примеру, твоего папу».

Фифи говорит, что навел справки и никто не признается, что напал на меня.

— Люди думали, что вы работаете на Уильяма. Объяснения запутанные и противоречивые. Упоминали также женщин, которым вы делаете ремонт. Бесплатно. Кое-кто недоволен и на днях мне на это намекнул. Они считают, что это несправедливо, — повторяет он.

Наконец, он слышал, что я разозлил напавшего тем, что при встрече посмотрел ему в глаза.

— У нас здесь так не делают.

— А у нас делают, — говорю я. — Мы смотрим в глаза людям, которых встречаем на улице. А как иначе узнать, нужно ли здороваться.

Прежде чем уйти, Фифи вынимает из нагрудного кармана своей клетчатой рубашки солнечные очки.

— Они со склада, — поясняет он, протягивая их мне. — Совсем новые. Я их только примерил. На них даже ценник сохранился. «Пилот», — добавляет он. — Не будет видно подбитого глаза.

Мнется.

— Я больше не могу читать книги. В детстве много читал, но во время войны перестал.

Все еще мнется.

— Достаточно одного предложения, чтобы взорвать деревню. Двух, чтобы уничтожить мир.

Он не говорит: я видел отца с простреленной головой и мой племянник родился в пыльном подвале.

Фифи поправляет бейсболку.

И еще одно. В купальне осталось четыре коробки с плиткой, и ему пришло в голову, что их можно использовать в доме, который я ремонтирую для женщин.

— Этот дом также и для тебя, — поправляю я его. — И для Адама.

— Да, который вы ремонтируете для женщин, меня и Адама.

Я все еще жив.

Я все еще здесь

Открываю дневник и бегло перелистываю плотно исписанные страницы, пока не дохожу до пустых в самом конце. Оставляю одну после последней записи, сделанной двадцать семь лет назад: Она меня переживет. Потом тянусь за ручкой с логотипом «Тишина» и в верхнем углу ставлю дату: 29 мая. Затем: Для Лотос.

Я знаю, что у меня в распоряжении больше букв, чем во многих других языках.