Отголоски тишины

Мама отстранилась.

— О, этот тон мне знаком. Это разговор «почти восемнадцать», — прервала она.

Я ухмыльнулась.

— Ну, мне почти восемнадцать. Я почти взрослая. Завтра утром состоится встреча с руководителем звукозаписывающей компании, — напомнила я, будто она могла забыть.

Да, завтра. Встреча после концерта прошла хорошо, более чем хорошо, учитывая, что руководитель на самом деле направлялся в Амбер, чтобы встретиться с нами в субботу. Я была вне себя от волнения. Я знала, что это значит. Возможно, мои мечты сбываются. Но каким-то образом перспектива завтрашнего контракта на запись бледнела по сравнению с тем, что я собиралась отдать Киллиану сегодня ночью. Что у нас будет.

— Так что, эти обстоятельства требуют пересмотра комендантского часа, — объяснила я.

Мама подняла бровь.

— Да?

Я кивнула.

— Да, особенно если ты хочешь, чтобы я упомянула тебя в своей речи на «Грэмми».

— Ты же знаешь, что шантаж незаконен, да? Я могла бы привлечь тебя к ответственности за это, — пригрозила она.

— Тогда тебе никогда не встретиться с Адамом Левином, — парировала я.

Мама отмахнулась от меня.

— Адам — кто? Ты видела моего мужа? — Она выдержала паузу. — Мне придется отвлечь мужа, чтобы он не следил за временем, иначе слетит с катушек, когда ты вернешься домой после комендантского часа.

Я широко ухмыльнулась.

— Спасибо, спасибо, — скандировала я, обнимая ее.

— Не благодари меня сейчас. Сделай это на камеру, детка, — ответила она, когда я ее отпустила.

— Непременно.

Ее лицо стало серьезным.

— Я доверяю тебе, малышка. Кажется, ты повзрослела раньше меня. Ты никогда не вела себя как обычный подросток. Всегда была особенной. Зрелой. Но тебе все равно еще нет восемнадцати. Я доверяю тебе, так что принимай правильные решения, ладно, куколка?

Я снова кивнула.

— Всегда, мама, — пообещала я.

Никогда в жизни я не была более уверена ни в одном решении. Как то, что у нас должно произойти с Килом могло быть чем-то иным, чем хорошим?

***

— Черт возьми, я нервничаю, — воскликнула я, от нервов моя нога подпрыгивала.

Ной накрыл мое колено ладонью, успокаивая судорожные движения. Он улыбнулся мне. Ничего не сказал, просто, как всегда, тихо поддержал.

Сэм обернулся к нам.

— Подруга, откуда нервы? Ты никогда не нервничаешь. Это вечеринка твоего парня… нет, погоди, вечеринка старика.

— Именно поэтому я нервничаю. Это важный вечер для Килла, самый важный. Я не хочу ничего испортить.

Глаза Сэма вылезли из орбит.

— Будто наша музыка может что-то испортить. Этот байкерский клуб даже не успеет опомниться, как будет сражен, — уверенно сказал он.

Но я нервничала не из-за этого. Меня беспокоило не выступление перед толпой. Теперь это было естественно. Я нервничала из-за того, что должно произойти после. И это была не толпа, а ее отсутствие. Только я и Килл. Я не видела его целый день. Мы готовились к встрече, а он был занят «клубными делами», поэтому не смог меня забрать. Не то чтобы Сэм позволил бы ему. В данный момент он был силой, с которой нужно было считаться. Мы репетировали буквально ради наших жизней. Я думала, что у нас все будет в порядке.

Мы остановились возле клуба. Там уже было полно народа, и мы из машины могли слышать музыку.

Я глубоко вздохнула и вышла вместе с ребятами, с гитарой на плече и сердцем, застрявшем в горле. Оно упало в живот, когда мы пробирались через толпу, которая с теплотой приветствовала нас, и мой взгляд остановился на Килле. На Килле с новой нашивкой на спине. Все, о чем он когда-либо мечтал. Но я смотрела не на нашивку, а на ярко-красный ноготь очень женской руки, скользящий по кожаному жилету.

Женщина была одета в красное платье. Гораздо короче и уже моего. Ее лица я видеть не могла, но она была старше меня, женщиной. Опытной. Одной из тех, кто тусовался в клубе. Мама, Зейн и Килл пытались оградить меня от того, чтобы я узнала о роли таких женщин, но я не была идиоткой. Не была слепой. Я знала, что они собой представляют. Женщины, которые тусовались в клубе, но никому не принадлежали; они принадлежали всем. В библейском смысле. Я не осуждала их, поскольку знала, что их и так осуждали многие. Каждая вела свои битвы, у каждой была своя история. Я не могла судить о них по обложке.

И я чертовски старалась не судить и эту обложку. Я поняла, что замерла на месте, когда Сэм врезался мне в спину.

— Подруга, что ты...? — начал было он, но затем проследил за моим взглядом.

— Вот дерьмо, — пробормотал он себе под нос, вся легкость исчезла из его голоса.

Килл смахнул с себя руку и повернулся с пивом к нам. В этот момент наши глаза встретились. На секунду он замер. Затем устремился вперед, проталкиваясь сквозь толпу и не обращая внимания на крики и хлопки по спине.

Гитара исчезла из моих рук и оказалась за плечом Килла в тот момент, когда он встал передо мной, взял меня за руку и потащил через толпу, ни на кого не обращая внимания, пока вел нас вверх по лестнице в здание клуба. Он не остановился в общей зоне, а повел нас по коридору в комнату, где я спала той ужасной ночью.

Теперь она казалась гораздо больше обжитой. В тот день, когда Килл стал проспектом, он съехал от матери. Насколько я знала, с ней он не разговаривал. Раз в неделю доставлял ей продукты и оплачивал счета за электричество.

Комната была маленькая, в ней уместилась только неубранная двуспальная кровать и несколько ящиков. Повсюду были расставлены фотографии, одна из них — мы с ним — на столе возле кровати. Теперь ее окружало гораздо больше рамок. Килл несет меня на пляже в прибой, они с Зейном с хмурыми лицами стоят со мной и мамой на праздновании Дня святого Валентина. Килл в жилете с нашивкой «Проспект», прислонившись к своему мотоциклу, обнимает меня. Мы с Киллом танцуем на маминой свадьбе, наши лбы соприкасаются, и он смотрит на меня так, будто никто для него не существует в этом мире.

Воспоминания. Прекрасные воспоминания о прекрасном и самом счастливом годе в моей жизни. У нас не было драм, как у других пар нашего возраста. Никаких разъединяющих нас недоразумений или бурных ссор. Только страсть. Только любовь. Любовь, которая одновременно сводила меня с ума и наделяла разумом. Любовь, которая охватила каждую частичку меня.

Килл бросил мою гитару на кровать, и его глаза остановились на мне. Они потемнели.

— Что на тебе надето? — рявкнул он.

Я застенчиво посмотрела вниз, мой желудок сжался. Потом я вспомнила тот накрашенный ноготь и вскинула голову.