Отголосок: от погибшего деда до умершего

Утром я поняла, что накаркала себе поляков, они заполнили холл отеля, я не видела столько поляков даже в варшавском аэропорту. Захотелось предупредить их о коварности местных бачков, но как это сделать, я не знала. Интересно, что все они здесь забыли? Завтракать я пошла в разрекламированную паном Грыцем пиццерию. Блинчики с творогом и маком гарантировали простое вкусовое удовольствие.

Окна выходили на бледно-серый храм, похожий на затертый пальцем эскиз художника. Из-за этого он выглядел величественным и таинственным. Храм своими купольными крестами будто перечеркивал или же отрицал небо.

Хотя я планировала прогуляться к польскому костелу (неужели все эти поляки собрались навестить его?), сначала я попала на территорию православного Воздвиженского храма. Было тихо, почти безлюдно, только какой-то мужчина метался между тремя кострами, подбрасывая ветки и мусор. Складывалось впечатление, что здесь сжигают последних ведьм. Черные вороны кружили в небе, подбадривая, а может, проклиная, несчастных.

Я поклонилась и пошла дальше. Возле католического костела, забившись в уголок между двумя стенами, сидела бабушка и торговала мелкими пороками, на первом плане красовались сигареты. На остановке дожидались трамвая или троллейбуса поглощенные заботами люди. Я зашла на территорию и сфотографировала костел во всех возможных ракурсах, почему-то показалось, что это будет хорошим подарком Наташе. Телефон пана Грыця не отвечал, колбасный праздник затягивал и затягивался. Я не знала, как добраться до музыкальной школы Лятошинского, чтобы подарить оставленные дедом ноты.

Какой-то мужчина отреагировал на мой растерянный взгляд, на английском языке поинтересовался, что мне нужно. Я сказала, что мне нужна музыкальная школа. Он поинтересовался, не немка ли я, я это подтвердила, тогда он нашел мне такси и дал инструкции шоферу. Я не поняла этих инструкций, кроме того, что мне нужно заплатить 15 гривен, но была счастлива выскочить возле нужного мне здания.

Радовалась я рано, так как это была не музыкальная школа имени Лятошинского, а музыкальная школа имени Рихтера. Это мне на неплохом английском разъяснил человек со скрипкой. Я спросила, как мне найти музыкальную школу Лятошинского, так как мне нужна именно она. «А чем вам не подходит Рихтера? Мы бы провели вам экскурсию». Я поблагодарила и сказала, что в следующий раз точно воспользуюсь его любезным предложением, но сейчас мне нужна другая музыкальная школа. Скрипач оторвал полоску от свернутой газеты, торчавшей из кармана, написал мне адрес: «Михайловская, 5». И велел показать этот клочок бумаги таксисту.

Что я и сделала, и в скором времени была на месте. Таксист буркнул что-то непонятное, я рассчиталась, вышла из машины и оказалась на маленькой улочке. Вскоре я изучила все, что здесь находилось. Все казалось мне таким родным, но дома номер пять нигде не было. Был седьмой. Одиннадцатый и девятый. Был третий и все остальные, но пятого не было. Люди шарахались от моих вопросов, и я чувствовала себя фанатом какого-то вымышленного книжного персонажа, который упрямо разыскивает вымышленный писателем адрес, где на протяжении семисот страниц жил любимый герой.

Смеркалось, а я все никак не могла найти этот дом. Уставшая, я собралась с силами и вернулась к отелю, даже поняла, что он находится не так далеко от таинственной улицы Михайловской, которая припрятала дом № 5 в своих недрах.

Я рано улеглась спать, так как делать было ничего, и я не знала, кто бы мог составить мне компанию; засыпая, подумала, нашел ли Адам невесту или девушку, которая разделяет его точку зрения на прелюдии к сексу? Меня разбудила смс пана Грыця, в которой он сообщал мне, что мы встретимся завтра вечером и тогда он весь мой, а сейчас он поехал в Киев, разбираться с проблемами Адама. «Еще не нашел», – констатировала я и снова уснула.

Следующим утром я самостоятельно, пешком, добралась до улицы Михайловской. Уличные художники выставляли свои картины, выражения лиц у людей были совершенно другими. Одновременно разомлевшими и заинтересованными. Выходной. На этот раз, припоминая советы Адама, я решила никого ни о чем не спрашивать, а слушать. Музыку. Музыка меня не подвела, неуверенные фортепьянные пассажи, без конца повторяющиеся, вывели меня на задворки, а потом и к зданию, где находилась музыкальная школа, вокруг царил ремонт. Я сфотографировала трогательную табличку, которая выглядела так, будто долгое время лежала под ногами, затертая и несчастная, с сиротско-нищенским взглядом: кверху. Я подумала, что эта табличка связана с Лятошинским, захотелось показать это Ханне.

Я вошла. В небольшой комнате сидела дамочка. Как я поняла, она увлекалась выращиванием цветов, которые были расставлены всюду и во всех возможных для этого емкостях. На меня она глянула сурово, будто оценивала, подхожу я растениям или нет. Вне всяких сомнений, я не подходила, так как дамочка потеряла ко мне интерес. Я попробовала с ней заговорить, она не испугалась и не пришла в смущение, вообще создавалось впечатление, что она прекрасно меня понимает, но у нее нет желания со мной говорить. Она непрерывно будто жевала что-то. Ее прическа напоминала мне гнездышко какой-то речной птички, свитое самцом. В прическе тоже обитал цветок, нахально-пунцовая роза.

Я уж не знала, чем могла бы ее заинтересовать, и тут к нам вышла девочка с папкой для нот на веревочных ручках, будто пожеванных не одной собачкой, она внимательно прислушалась и присмотрелась ко мне и конкретно, грубовато спросила: «Ну и что тебе нужно?» на английском. Я объяснила, вынула ноты. Я объясняла, старательно выделяя каждое слово. «Ты говоришь как глухая. Тебе нужно было пригласить телевидение. Я это сделаю! Только завтра, сегодня мне нужно готовить уроки на вторник и погулять с Маричкой. Я ей обещала. Ты живешь в отеле? Как мы можем тебя найти?» Я представила себе, как они с Маричкой придут ко мне в гости. Но все же назвала свой отель и оставила свой номер телефона. «У тебя немодная мобилка», – заметила девочка, тут же достала розовато-пепельный смартфон и сказала: «Купи себе такой. Он почти не глючит». Я порадовалась за уровень знаний иностранного языка местных девочек и их познания в технике. «Пока», – сказала она мне, осторожно вкладывая ноты Лятошинского в свою потрепанную папку. «Я не потеряю!» Для дамочки с растениями мы были телевизионной программой, которую она давно переключила на что-то другое, она не ответила на мое вежливое прощание.

Я вышла из школы с чувством выполненного долга. Не знаю, одобрил бы меня дед, или даже Манфред. Относительно Манфреда – очень сомневаюсь. Не знаю почему, но я подошла к художникам. На одной из картин было изображено персиковое дерево, на котором одновременно были цветки и плоды. Я присела, чтобы рассмотреть технику, и вдруг услышала какие-то слова, ощутила руки на своих бедрах, резко повернулась и оттолкнула вора, который кричал что-то типа: «Майка, это ты, зараза?»

Молодой мужчина валялся на земле. В его руках, будто черноротые птенцы, раскрыли на меня свои клювы карманы моего же пиджака. «Какого черта?» – спросила я на немецком, прекрасно сознавая, что меня не поймут. Но вдруг услышала: «Вы немка? Это ж надо, какой хороший знак!»

«Какой еще знак?» «Явно хороший. Представьте, я вернулся в этот город, чтобы доказать, что моя мать еврейка и носит еврейскую фамилию, чтобы в свою очередь доказать свое еврейство и потом податься по еврейской линии в Германию, где к этому времени уже успеют оценить мой научный проект, и вот – встречаю настоящую немку. А значит, у меня все сложится, вопреки всем проблемам и бюрократическому абсурду». «Проект также еврейский?» «Да нет. Универсальный».

Он восторженно смотрел на меня. Я сделала попытку помочь ему встать. «Да ну что вы. Я и сам в состоянии. Господи, но что я сделал с вашим пиджаком. Слушайте, вы очень спешите?» «Нет». «В этом театре, кукольном, работает подруга моей тетки, давайте я занесу туда ваш пиджак, она из него куколку сделает!» «Что сделает?» «Это метафорически. Пришьет вам карманы, пиджак будет как новенький». «Было бы неплохо. Только пусть не вшивает туда неведомых мне зверушек, которые будут вгрызаться в мои пальцы всякий раз, когда им не понравится то, что я кладу в карманы, о’кей?» Он засмеялся. «Не присягнусь, но – попрошу. Можете подождать меня в той кофейне?» Он кивнул в сторону заведения, где я вчера выпила три чашки кофе. «Могу».

Он вернулся с персиковой картиной, которую всучил мне, несмотря на мои возражения. «Ведь вам это понравилось». И сообщил, что пиджак будет готов через час. «Извините, что я на вас так уставился и вообще вел себя как болван. В профиль вы напомнили мне мою сестру Майку, которая давно умотала в Израиль, думаю, что сейчас она и оттуда умотала, она ведь всегда так говорила: «Хоть бы страну не обрезали. Чтобы было, где разместиться». «А вы всегда хватаете сестру за карманы?» «Нет. Но бывает. Парадокс в том, что, когда вы встали, я себя чувствовал, как кролик в Стране чудес, помните, когда Алиса резко набрала в росте? Так же и мне показалось, что Майка выросла на две головы, и хотя я верю во все израильские святыни, не думаю, чтобы они такое проделали с Майкой».