Отголосок: от погибшего деда до умершего

Цезарь вырвал ноготь Зубатке, загадил дядину фирменную футболку, он размачивал корм и плевался им, и вообще вел себя, как несносные дети в американских тупых комедиях: гадил, портил воздух, подбрасывал в чай разную гадость, швырялся дерьмом, истерически хохотал, устраивал засады, короче – ни в чем себе не отказывал. Дядя его обожал, он уважал людей, существ и предметы с цельным характером. Пусть даже паскудным. Я тоже любила этого попугая, ведь он всегда мной интересовался. Его взгляд можно было охарактеризовать как угодно, но равнодушным назвать было нельзя.

Артур устроился в кресле, схватил журнальчик, начал листать и еще раз хмыкнул. В журнальчике он увидел Манфреда, это был как раз тот номер, в котором сообщалось о его победе. «Марта, а ты меня чаем не угостишь?» Я вскочила. Дядя в очередной раз хмыкнул. «Знаешь, моя секретарша как только увидит, что кто-то в приемной или в кабинете листает журнал, сразу готовит напитки, мне кажется, что она весьма профессиональна». Он ждал, что я отвечу: «Я не твоя секретарша». Такие фразы напоминали мне первые такты маршей. Очень немецкие. Манфред ответил бы именно так, разве что добавил бы крещендо. Но я сказала, что Артур всегда отличался умением подбирать персонал, вот если бы еще ему доверили выбирать родственников, он, несомненно, и тут бы не ошибся. Артур рассмеялся. «Ты права. Слушай, ты как будто не собираешься меня угощать, хотя все равно придется. Но вот что мне действительно интересно, как давно ты захотела меня увидеть и как давно об этом твоем желании знает моя сестра?»

Вот почему она молчала, мама. Не звонила, не дергала меня. Она занималась тем, что контролировала своего брата, а меня оставила в покое. Собственно, это было верной тактикой, я действую из духа противоречия, а Артур – ее младший брат, она старалась его убедить, что я буду грузить его всякой ерундой. Но самоуверенная старшая сестричка Агнес забыла о том, что маленький братишка Артур даже в детстве не считался с тем, что кто-то был старше него, в его системе координат Бог тоже имел право на ошибки, только потому и не создал его первым. И это не повод пренебрегать Библией, но это повод толковать ее в свою пользу.

«Мне понадобятся твои контакты в Украине. Собственно, все это связано с тем, что недавно умер папин отец, скончался от рака, был не в своем уме и, как выяснилось, не погиб во время Второй мировой. От него осталось несколько писем и других вещей, мне очень захотелось узнать о нем больше». «Понятно. Агнес начала меня окучивать, а это выглядело странно, до зимы еще далеко и я – не яблонька в ее саду, поэтому я потерпел, сколько смог, и приехал к тебе, чтобы разобраться, в чем дело. Агнес никак не может уяснить для себя, что я всегда имею дело с первоисточниками».

С помощью выражения лица дяди Артура можно тестировать уровень неуверенности человека в себе. У него такая линия губ и такие глаза, что всегда кажется: он вот-вот рассмеется. Неуверенные в себе люди расценивают это не как признак веселого нрава дяди, а как его откровенную насмешливость, сразу же начиная выискивать в себе нечто такое, над чем он насмехается. Я сама долго к этому привыкала, но так и не привыкла.

«Хочешь почитать письма деда?» Мне казалось, что прагматический взгляд Артура на вещи поможет мне разобраться в личности деда. «Нет, спасибо, я не испытываю потребности», – Артур слегка приподнялся в кресле, чтобы достать кое-что из кармана. Он вынул несколько карточек, одну протянул мне. «Это карточка украинского банка, можешь там ею воспользоваться, тебе так будет проще». «Спасибо». Я держала скользкий прямоугольник и понимала, что мне очень хочется спросить о сумме, но я знала, что не сделаю этого. Бывает, что степень неловкости зависит от степени признательности и от размера благодеяния. Меня эта степень может пришибить. Мне захотелось спросить у Артура, как поживает его жена, но я забыла, как ее звать. Ну не спрашивать же у него, как чувствует себя Зубатка.

«Ты не обиделась, что мне это не интересно? – опередил меня Артур. Я ответила на это распространенным плечевым маневром. – Понимаешь, вы все приложились к тому, чтобы я отстранился от семейных дел. Агнес понимает свою роль сестры исключительно как старшинство. Меня это не интересовало и в детстве, что уж говорить о сегодняшнем дне. О делах Манфреда я иногда читаю в печати. – Артур кивнул в сторону журнала. – Что касается Йохана, то достаточно знать, что он есть. Йохан, как Конституция. Конечно, если меня припрет, я вспомню в первую очередь о нем, если успею. Потому что он больше меня печется о репутации, а я, условно говоря, принадлежу к его семье. Я не успею рта открыть, как он уже обложится всеми необходимыми файлами. Ты мне самый близкий человек, но не настолько, пойми меня правильно, чтобы вникать в твою жизнь. Не говоря уже о жизни и смерти твоего деда по отцу».

Мне нравилась откровенность Артура. Я заверила его в том, что не обижаюсь. Он легко поднялся, вышел в коридор, это было неожиданно, и я замешкалась и не бросилась его провожать, но он тут же вернулся. С пакетом в руках. «Это тебе». Мятно-зеленый шарфик в маленьких черных саламандрах. Все со скрученными хвостами, наверняка счастливым считается тот, где у одной из ящериц хвост скручен в другую сторону. Артур улыбался. Я поспешно осматривала шарф, как ребенок распаковывает киндер-сюрприз, чтобы узнать, какая игрушка в нем спрятана. Счастливый или нет? «Счастливый? – Дядя хмыкнул. – Докопайся сама. Я вынул его из новой партии. Нравится?» Я одобрительно кивнула, шикарный шарфик. «Пока, сообщи, когда соберешься ехать, я маякну своим, чтобы тебя встретили». Я пообещала. Артур ушел.

Я влезла в свою почту и поняла, что давненько не реагировала на письма студентов. Открыла первое, второе, но отвечать не хотелось. Создала новую папку и перенесла письма туда, как-нибудь я уделю им внимание.

Я открыла страницу с картой Украины, черт возьми, ведь я ничего не знаю! Неужели ни одной ассоциации? Я закрыла глаза. Итак, Чернобыль – ядерная катастрофа. Красивые и дешевые женщины. Даже в моем почтовом ящике я находила рекламные листовки, в которых меня уговаривали отправиться в Украину в поисках невесты или девушки для сексуальных развлечений. Ну и братья Кличко. Я стала делать закладки. Проблема была в том, что ни украинского, ни русского я не знала, страниц на английском было маловато, на немецком – почти ничего не было. Даже концерн BMW – не знаю, почему я вообще о нем вспомнила – общался со мной, похоже, на русском. С другой стороны, зачем мне тащиться в Украину и покупать немецкую машину? А украинцам не нужны знания немецкого, чтобы ездить на автомобиле. Я задумалась, вот если бы покупка машин принуждала учить язык, что бы это было? Английский, японский и немецкий господствовали бы в мире. Например, Манфред щебетал бы на японском или никогда в жизни не купил бы свою хваленую «тойоту».

Вдруг мне захотелось выпить. И выпить хорошенько. В баре как раз было несколько бутылок испанского вина, заботливо подаренных мне мамой на случай, если мне встретится интересный мужчина. Видимо, поборник трезвой жизни, по мнению моей мамы, мне не светил.

И тут он позвонил, поборник трезвой жизни. Мой бывший, Оскар. «Я могу к тебе зайти в ближайшее время?» Мама работала на Артуровом фронте, а отец, оказывается, занимался Оскаром. Впрочем, отец не очень энергетически потратился: Оскар, если бы ему это позволили, с удовольствием кормился бы папочкиными микробами. Дело в том, что я не могла отказать Оскару в визите. Потому что для него это было доктринально-важно. Он, будто в латы, одевался в папины постулаты. Я начала говорить стихами.

У Оскара был такой вид, будто он собрался на фотосессию. Его костюм словно взывал ко мне: представляешь, сколько он приложил усилий? Собственно, лучше всего для костюма и Оскара было бы запаковать их в портплед или подвесить на вешалку, чтобы не измять, не заляпать. Я видела, что Оскар не знает, как начать разговор, но помогать ему не собиралась. Это вам не суд, господин адвокат, где судья всегда бросает реплики. Он уселся в кресло, в котором до него сидел Артур и стал листать тот же журнал, если бы рядом была секретарша Артура, Оскар непременно получил бы чай или кофе, но на меня это перелистывание не действовало. Я продолжала сидеть на диване с ноутом на коленах. Оскар молчал, он прекрасно знал, что его приобретенное и натренированное упрямство победит мое природное.

Поэтому я решила, что вполне можно поговорить о Ли. Его девушке. Они вместе работали. О ней несколько раз заводил речь мой отец, наверняка для того, чтобы я опомнилась и поняла, какое сокровище я откопала и отдала неизвестно кому, не оставив себе даже процентов. Вообще-то я думала, что Ли китаянка, поэтому мой вопрос был таким: «Слушай, отец рассказывал мне о твоей девушке. Ли. А чем ее пытали в детстве – гимнастическими снарядами или пианино?» Победители архитектурного конкурса шлепнулись на пол. «Извини?» Я повторила вопрос. Оскар смотрел на меня взглядом, в котором смешалось удивление и недоверие. Наверное, заподозрил, что я что-то знаю о Ли. А он – нет.