Отголосок
Шрифт:
– Если ты еще не поняла, я, мать твою, ненавижу тебя.
– Ты не имеешь это в виду, - шепчу я, беся его сильнее, он хватает охапку моих волос и резко тянет мою голову назад. Моя шея вытягивается, искры боли простреливают сквозь сухожилия, и корни волос выдергиваются из скальпа, вынуждая кожу головы буквально пылать от боли. Я кричу, но он не отпускает меня.
– Да у тебя есть яйца, дорогая. Пришла сюда, зная, что одного звонка достаточно, чтобы тебя арестовали и экстрадировали.
– Почему тогда ты еще не сделал этого?
– спрашиваю я, сквозь стиснутые зубы, и он тянет сильнее, вырывая еще больше волос из головы. Ловя воздух от дикой боли,
– Скажи мне, почему.
– Думаешь, это потому что я забочусь о тебе? Ты, черт подери, сумасшедшая!
– Тогда почему?
– Потому что один взгляд на твое лицо вызывает желание убить тебя. Я думал, что ты умная и уедешь, и никогда не вернешься, но все же ты еще здесь, - говорит он.
– Ты не причинишь мне боль.
Внезапная сила его руки шокирует меня, и я кричу в чистой агонии. Моя рука подлетает к затылку, дрожа, когда я прикасаюсь к голой плоти. Слезы падают из глаз, и когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, он держит в руках клок моих волос. Я чувствую, как кровь течет по задней части моей шеи. Он смотрит - равнодушно - пока мое тело мучается от боли, но я всю свою жизнь справлялась с болью и издевательствами. Меня били, пороли, привязывали на несколько дней, и единственное, что я поняла - физическая боль терпима, в отличие от душевной.
Синяки исчезают. Кровь высыхает. Раны заживают.
Сделав глубокий вдох, я вытягиваю руки перед собой, и они все в крови.
– Ты не причинишь мне боль, - повторяю я, и вот тогда я вижу мучения в его глазах. Нет сомнения, что он в ярости, но есть пустота - пустота, к которой он не привык.
– Ты высосала всю жизнь из меня. Мне больше нет до тебя дела, - говорит он, а затем бросает клок моих волос на землю.
– Я клянусь, что всажу пулю тебе в голову.
Я позволяю ему уйти, не сказав ничего, когда он поворачивается к своей машине. Я прикусываю язык, зная, что сделаю только хуже, если заговорю. Я дам ему отсрочку, но не отступлю. Я найду способ поговорить с ним, чтобы все объяснить. В прошлом я столько раз манипулировала, чтобы избавиться от препятствий, и смогу сделать это снова.
После того как вижу, что он проезжает мимо меня, и ворота закрываются, я иду к обочине дороги и загребаю в руку пригоршню снега. Мое тело напрягается, готовясь к боли, и мои руки дрожат, когда я тянусь назад. Вздрагивая, я прикладываю снег к своей кровоточащей голове, и шиплю от жжения.
Я беру еще снега и прикладываю к своей ране, и когда мое тело перестает трястись и цепенеет, я сажусь в машину и уезжаю.
– Что случилось?
– резко спрашивает Айла, когда я поднимаюсь вверх по лестнице.
– Извини?
– отвечаю я, развернувшись.
Поднимаясь по ступенькам, она выглядит встревоженной.
– Вся твоя спина в крови, милочка.
– Ох, я...
– Что происходит? Ты сама нанесла себе повреждения?
– Нет, - быстро выпаливаю я.
– Тебе нужно позвонить куда—нибудь? В полицию?
– Нет, нет, я в порядке, - защищаюсь я.
– Я в порядке.
Ее глаза раздраженно сощуриваются, когда я избегаю ее вопросов.
– Ты не в порядке. Или ты мне скажешь, что происходит, или я сама позвоню в полицию.
– Никакой полиции. Пожалуйста, - говорю я ей, решая просто солгать.
– Это был глупый несчастный случай. Я поскользнулась на льду и ударилась головой, когда падала.
Она
смотрит на меня скептически, прежде чем кивает.– Ты должна пойти к доктору.
– Если это начнет беспокоить меня, я пойду. Рана выглядит хуже, чем есть на самом деле, - пытаюсь заверить ее я.
Как только оказываюсь в комнате, я иду в ванную, чтобы проверить повреждение. Кровь покрыла мои волосы, и пряди приклеились к ране. Я убираю часть волос с раны, и они отрываются, образовывая корочку, из—за чего моя голова снова кровоточит. Я знаю, что должна взять влажное полотенце и очистить себя, но я наслаждаюсь болью. Она отвлекает меня от уничтожения моего сердца.
Страдание внутри меня разрастается, поэтому я продолжаю отрывать корочку, потянув себя за волосы, и концентрируюсь на боли вместо внутренней агонии. Я не могу высвободить ее, но могу замаскировать, я так и делаю. Когда я чувствую, как сочится кровь, то ощущаю эйфорию. Я смакую это сиюминутное отвлечение и наслаждаюсь кровью, которая щекочет мою кожу, когда стекает по шее. Это все на чем я фокусируюсь, когда вздыхаю в облегчении и закрываю глаза.
– Не занимайся херней, заключенный, давай быстрее. У тебя есть пять минут, - говорит надзиратель, которого я подкупил, грубо впихивая мне толчком в грудь одноразовый сотовый телефон.
– Мне нужна сим—карта.
– Я уже позаботился об этом, она в телефоне, - говорит он мне и затем вручает сложенный пополам маленький огрызок бумаги.
– Код подтверждения.
Я киваю, и он хмуро говорит:
– Пошевеливайся.
Вбиваю цифры телефона, мне не приходится долго ожидать ответа.
– Алло?
– отвечает мой старый друг. Тот самый, которого я привел в жизнь моего сына, чтобы гарантировать, что все мои тылы прикрыты. Человек, который прикидывался преданным только Деклану, но на самом—то деле, он был предан только мне.
– У меня мало времени, - говорю я.
– Как, черт побери, тебе удалось позвонить? Я слышал, что тебя прикрыли.
Меня арестовали прежде, чем я смог вступить в контакт со своим партнером, после того как разузнал все о местонахождении Нины. Сейчас я сижу здесь, в тюрьме Манхеттена, ожидая суда.
– У меня есть свои способы. Короче, у меня нет времени на всякую херню. Мне нужно, чтобы ты перечислил деньги со счета в офшоре прямиком в фонд Деклана.
– Без проблем, - послушно отвечает он.
– Используй его фонд, чтобы отмыть их и выставить максимально чистыми.
– Понял.
– Мне также нужно, чтобы ты присматривал за Декланом. Я хочу, чтобы за ним следили. После стрельбы он вышел из дела, если ты понимаешь, о чем я.
– Парень облажался, Кэл.
– Да, это его проблема, тебе нужно убедиться, что моя проблема под контролем, понял?
– Заканчивай, заключенный, - резко говорит мне охранник.
– Эти деньги должны быть перечислены вчера.
– Я справлюсь с этим, - отвечает он, прежде чем телефон вырывают из моей руки.