Отходняк после ящика водки
Шрифт:
Несколько слов из суахили, чтоб составить самое об этом языке поверхностное представление:
«хапана» – «нет»;
«асанте» – «спасибо»;
«акуна матата» – «нет проблем»;
«томба малайя» – «проститутка»;
«амини мунгу» – «верю в Бога» (надпись на капоте грузовика).
– На каком языке говорят в России? – в свою очередь спрашивал я местных.
– На английском, – отвечали все с первой попытки.
Я давал им еще шанс.
– Ну-ка напрягитесь!
– Сербский?
– Тепло, тепло, ну-ка… – Я начал понимать, каково учителю приходится с двоечниками.
– А что, бывает, может, какой-то отдельный русский язык, как диалект сербского? –
– Ты знал! – отвечаю я, не понимая, плакать тут надо или смеяться.
Примечательно, что 10–12 лет негры, отвечая на мой вопрос, точно так же сразу думали про английский, во вторую очередь – про французский, а после с облегчением выдавали окончательную версию – про португальский. На этом их попытки кончались, потому что про другие языки белых пришельцев они не слыхали. Ну в самом деле, не на африкаанс же должны разговаривать русские!
Сербский – это от громкого пиара, который братьям-славянам сделали Штаты и НАТО, разбомбив Югославию. Экономики в стране теперь нет, да и страны тоже нет, а весь мир ее знает…
На экваторе я посетил удивительный аттракцион.
Длился он всего пару минут и стоил мне пять долларов, был очень простым, но впечатление на меня произвел необычайно глубокое. Даже как-то неловко вам рассказывать, но без этого никак…
Значит, висит на придорожном столбе плакат, на нем карта Африки, точка на ней с названием деревни, забыл какой, и надпись – «Equator». А под ней ходит негр с корытцем, кувшином и воронкой и предлагает нехитрое шоу. Оно такое. Парень просто льет воду из кувшина в корыто, но не напрямую, а через воронку – в которую запускает две маленькие щепки. Первую порцию он вливает к северу от экватора, метрах в 15 от вывески. По движению щепок видно, что вода закручивается по часовой стрелке. Ну ладно. После мы возвращаемся к экваториальному столбу и отходим на юг еще на 15 метров. Там вода, вы будете смеяться, закручивается против часовой! А на самой линии экватора она не крутится, просто стекает вниз ровно, и все. Я смутно припоминаю школьную физику и желание космических агентств запускать ракеты из мест, максимально близких к экватору, из экономии, так меньше топлива сжигается. Это – да, но я не думал, что все решат какие-то 15 метров! Странно думать, что негры показали мне точнейший прибор и тем удивили вроде грамотного белого человека. Я уехал с экватора в смятении, подозревая негра в том, что в щепки он запихал какие-то магниты и тайно крутил под воронкой ногой в железном ботинке… В общем, фокус удался.
Не только я, но и другие журналисты удивлялись чудесному явлению. Я вслух поразмышлял о том, что неплохо было бы построить на экваторе сортир, состоящий из трех отделений, и разгружаться в нем порционно, переходя с полушария на полушарие и наблюдая за изменением направления вращения жидкости в писсуаре. Случившаяся при этом журналистка Маша Макеева, которая брала интервью у самого Горбачева, пожалела о том, что аттракцион возможен только в мужском туалете. Я же, поразмыслив, опроверг ее: дамам можно выдавать кассету с видеозаписью процесса, как это делают на американских горках или банджи.
Спрашиваю официанток:
– Где тут у вас сортир?
– На втором этаже.
– Боюсь, не донесу! – даю я простую шутку.
– А ты ластами-то шевели. Тогда поспеешь.
И все это без хамства, как бывало у нас при совке, а мило, по-товарищески, на равных. Ну что тут сказать – демократия шагает семимильными шагами.
Второй случай.
– А есть у вас тут нормальные телки? – спрашиваю официанта. Вопрос риторический, при размахе СПИДа в Африке-то… Но это так, просто шутка.
– Да до хера, – отвечает парень. – Только с условием: меняем на
ваших.Я расхохотался. С нами за столом были, кстати, две русские журналистки.
– Что, что он сказал? Ты чего ржешь?
– Не вздумай им сказать, – умолял меня официант. – Некрасиво как-то…
То есть он все понимает. Но смолчать не может. А публику развлек, что неплохо.
Или подзываешь официантку, которая к столу давненько не подходила и к ней накопились вопросы. Зовешь, значит, ее, а она походя так отвечает:
– Ага, прям щас!
Вспоминается молодость… Что-то есть в этом трогательное.
Население уж совсем забыло старые времена и расслабилось, и белый человек ему не указ и вообще никто. В буфете аэропорта встал я в очередь, взять пива, и вот уж я диктую заказ. Но не тут-то было – местные со всех сторон тянут свои мятые бумажки, и бармен не видит меня насквозь, а у кого-то из них спрашивает, чего надо. Я на них всех злобно наорал. До драки не дошло, и пера в бок я не получил – они как-то лениво отстали, а один так даже артистично изобразил виноватую улыбку, с издевкой. Дали мне пива без очереди – после того как я в этой очереди отстоял. Может, это у них проявление патриотизма и здоровой расовой солидарности, которую никто не отменял, даже после всех сладких лживых разговоров о равенстве рас…
Беседую с менеджером отеля – для меня его ответы важны, потому что он, с одной стороны, полностью местный, а с другой – много времени проводит с белыми и может на своих братьев негров посмотреть хоть сколько-то со стороны.
– Вот у меня есть теория, – говорю, – о том, что у каждой нации – свой возраст, который и определяет поведение большинства людей этого народа. К примеру, швейцарцам – семьдесят, немцам – тридцать, русским – пятнадцать. А вашим сколько?
– Девять-десять, – был мне ответ.
Я был ему благодарен за правду. С его оценкой я в принципе согласился. Но один русский, случившийся при нашей беседе, сказал:
– Выдают желаемое за действительное. На самом деле три-четыре года их возраст.
А вот с чем им повезло, так это с адекватной попсой. Они крутят музыку главным образом черную. И кино крутят тоже с черными в главных ролях. Благо выбор большой, столько этого добра идет из Штатов! Вот свезло ребятам так свезло!
Там раздражает дикая назойливость, с которой попрошайки и продавцы пристают к интуристам. Это чисто «третий мир», где арабы, индусы и, конечно, африканцы.
Вот навязывает свои услуги продавец откровенно левого курева, коробки клеили где-то в соседнем сарае.
– Я не курю.
– Да я тебе дам такую цену, что ты закуришь! Будет смысл! – Это на базаре в Момбасе.
А другой ходит по пляжу, по линии прибоя – к отелю таких не подпускают близко – и предлагает девок.
– Вали, вали отседа.
– Боишься СПИДа? Не вопрос. Щас приведу свою сестру, она красавица, ей 20 лет – забирай ее на ночь за 50 долларов.
50 – это значит, что он ее отдаст за 25.
(Лирическое отступление в тему. Один из нас пошел в публичный дом… Девки там замечательные, премиальные, – но смутила его такая деталь. У самой раскрасавицы, которая открыла ему дверь, на руке была бинтовая повязка, из-под которой торчал катетер; то есть она, значит, лежит под капельницей, а как придет клиент – вскакивает и работает.)
Великое дело – независимость! На острове Реюньон, который стонет под игом французского империализма, никакие нищие за мной не бегали и сестер не предлагали. Им и так было на что жить благодаря французским подачкам в виде пособий и бесплатной медицины… На Реюньоне провели референдум – а не провозгласить ли суверенитет? Большинство эту идею зарубило и не жалеет… Тонкий вопрос. Мне действительно интересно, что ответили бы русские на аналогичный вопрос. Если б было разрешено его задать.