Откровение в грозе и буре

«Пока она вопила таким образом, один из пришедших с нею (воинов) обнажил свой меч и простёр свою руку, желая ударить мечом в дверь. И вдруг усохла его рука и была недвижима, как мёртвая. Видя же то, царица и все с нею сильно испугались и возвратились вспять» [289] .

Легендарный характер рассказа и чудесная прибавка о руке галантного воина, желавшего пробить мечом дорогу для молодой императрицы, показывают только, как сильно было возбуждено народное воображение поступком Иоанна. Очевидно, что для такого поступка, как и для изгнания грозного пророка из дворца, должны были существовать не маловажные причины.

289

Жития, Ноябрь.

А между тем теологи дают лишь придуманный ими, или, вернее, прямо переписанный из Библии предлог. Они нам сообщают о «Феогностовой вдове», не хотевшей продать императрице свой виноградник [290] ни «за какие деньги» и не хотевшей обменять его на какой-либо другой, чем будто бы и вызвано было путешествие Иоанна с ходатайством к императриц и его изгнание из дворца.

Сопоставление важнейших событий в их логической последовательности (какова постановка статуи Евдоксии в июле или в августе 403 года и недопущение Евдоксии в храм Иоанна на праздник Воздвижения креста 14 сентября) приводит к заключению, что всё это произошло именно из-за упомянутого монумента. Несмотря на все речи и уговоры Иоанна, статуя, по-видимому, не была снята (иначе историки не преминули бы упомянуть об этом).

290

Неосновательность этой выдумки признаётся уже давно некоторыми историками, см., напр., Aime Puech: St Jean Chrys., 294.

И вот Иоанн, не принятый императрицей или прямо выгнанный ею вон, когда пришёл в последний раз увещать её, решил не пускать её в свою церковь, мотивируя это тем неопровержимым для него доводом, что, «если ты желаешь стоять на городской площади богиней, то зачем же идти ко мне в храм, зная, что я не признаю никаких богов, кроме одного небесного».

Но что же делал император, находившийся внутри храма со всей своей свитой, и слышавший оттуда, как его супруга «вопит» по другую сторону дверей? Византийские историки говорят, что он «молчал, как будто ничего не ведал», и это очень правдоподобно. Слабохарактерный и суеверный Аркадий боялся, как огня, и грозного пророка, и своей собственной супруги, которая, несмотря на свою молодость, держала его в ежовых рукавицах и задавала ему сильные головомойки за каждое непослушание. В этот ужасный для него момент столкновения двух его властей он, вероятно, желал лишь одного: убежать куда-нибудь в пустыню и скрыться там навеки, чтобы никогда не попадаться больше на глаза ни пророку, ни супруге.

Но ему не было суждено этого. Простояв в трепете до конца службы, он должен был возвратиться домой. Что там сделала с ним императрица, как она встретила его и как оправдывался он перед ней в своём поведении, – пусть это опишет какой-нибудь талантливый романист. Но результат этой семейной сцены был очень печален для Иоанна.

Император разослал ко всем епископам византийской церкви грамоты для созыва нового вселенского собора, чтобы судить Иоанна, и после этого ни разу не входил к нему в базилику.

И вот поехали опять в Константинополь все прежние епископы, кроме умершего Епифания и кроме Теофила, который в этот раз благоразумно воздержался и послал вместо себя и полного собрания своих епископов только трёх из последних.

Все ожидаемые члены собора успели съехаться в Константинополь очень скоро после рождественских праздников, т. е. в начале 404 года [291] . Главными врагами Иоанна оказались теперь Леонтий, епископ анкирский, и известные нам по прежнему собору Акакий, Антиох и Севериан. А со стороны защитников Иоанна выдавался, говорят, престарелый Элпидий, епископ Лаодикии, т. е. того самого города, который Иоанн в «Откровении» считала одним из своих, но упрекал его за то, что он «ни холоден, ни горяч, а тёпл» [292] .

291

Т. е. через шесть лет после насильственного водворения Иоанна.

292

См. письма к семи собраниям в «Откровении».

Произошли сильные прения между врагами и сторонниками Иоанна на этом соборе. Но Иоанн объявил и его некомпетентным для себя и отказался придти для объяснений, вероятно, под тем предлогом, что большинство его членов состоят на содержании у государства.

После нескольких бурных совещаний нового собора (на который, заметим, тоже не явились представители западной церкви) была вынесена резолюция. Она не налагала на Иоанна никакой новой вины, только признали большинством голосов, что первый собор над ним был настолько же правилен, как и все предыдущие вселенские соборы, и потому, как говорят, ему задали только один вопрос:

«Каким образом он, будучи низвержен, дерзнул снова взойти на кафедру [293] раньше другого собора, который снял бы с него отлучение?»

Иоанн же, по словам историков, ответил им:

«Я не был на том суде, не объяснялся с моими соперниками, не видел обвинений, взведённых на меня, и не получал приговора. Цари меня изгнали и те же цари снова возвратили».

Но собор не принял во внимание этого ответа Иоанна, и предал его анафеме [294] , а Иоанн по-прежнему не обратил никакого внимания на своё отлучение и даже на постановление вместо себя в константинопольские епископы Арзаса. Он продолжал проповедывать и управлять своим патриархатом во главе оставшихся у него сорока или около того епископов, называвшихся иоаннитами, в отличие от «низвергнутых» ещё до сих пор оригенитов. Почти все жители столицы остались верными ему и теперь. В те храмы, в которых проповдывали его соперники, никто не хотел идти из частной публики.

293

De hoc uno quaestionem habendam esse, quod post depositionem absque synodi auctorttate, suo ipsius arbitrio, in episcopalem sedem invasisset. Socr. VI, 18 (Thierry, 244).

294

По 4-му канону Антиохийского собора 341: Si quis episcopus aut presbyter jure aut injuria depositus per se redeat ad ecclesiam, absque synodo, talis non habeat locum defensionis, sed absolute e x p e 11 a t u r. Palladius. Dialogus, p. 31 (Thierry, 246 et 283).

Так прошёл почти весь Великий пост [295] , и приближалась Пасха 404 года, приходившаяся у николаитов в этом году на 17 апреля. Император Аркадий, по-видимому, ни разу не бывавший в церкви со времени недопущения в неё своей супруги, послал, по словам Палладия и некоторых других, к Иоанну, говоря ему:

«Уйди из церкви, потому что ты анафематизирован и мне нельзя войти в базилику, пока ты в ней».

Иоанн же будто бы предложил ему (если посмеет после прошлого землетрясения) изгнать себя вторично:

295

Palladius. Dialogus, 32.

«Не уйду, пока не буду выгнан силой. Пошли своих, чтобы вышвырнули меня, и тогда я буду иметь извинением то, что ушёл из церкви не своей волей, а изгнан царской властью!» [296] .

Но перспектива второго землетрясения, по-видимому, совсем не нравилась императору и императрице. Ходить же в пустые николаитские храмы, в то время как весь народ толпится у Иоанна и его пресвитеров иоаннитов, было, конечно, обидно для самолюбия.

Наконец, чтобы уладить дело, был придуман кем-то замечательно остроумный и вполне соответствующий наивным воззрениям того времени способ. Для того, чтобы бог не мог разрушить города землетрясением, не выпускать из него Иоанна, а держать под домашним арестом, в его обычном жилище, где ему пришлось бы тоже погибнуть под развалинами [297] . Этого бог, конечно, не допустит, так как в Библии рассказывается, что он не раз щадил целые города ради нескольких пребывавших в них праведников. А церкви, в которых ещё оставались верные Иоанну пресвитеры, надо просто отнять у них и передать священникам теперешнего официального епископа Арзаса. Совершенно так, по крайней мере, и было сделано.

296

Si autem id vis, vi me e)icito, ut deserti ordinis excusationem habeam tuam auctoritatem. Pallad. Dial., 33 (Thierry, 263).

297

Divinae (Arcadius) irae eventum expectans: ut si quid ipsi triste accideret, citius ilium ecclesiae redderet et deum placaret. Pallad. Dial., 33 (Thierry, 263).

В один прекрасный день к дверям помещения Иоанна был приставлен военный караул, которому и удалось не дать ему уйти из дома целых два месяца.

Но вот 17 апреля 404 г. наступила Пасха, и Иоанн не был в силах более терпеть. Он вырвался из своего дома [298] и начал обычную торжественную службу в храме св.Софии.

Перепуганная стража побежала доносить властям. Военные отряды разогнали молящихся с оружием в руках. Убив и переранив много народу, они снова овладели Иоанном и посадили его под домашний арест. Уцелевшие сторонники его побежали окончить службу в константинопольских банях.

298

Le samedi saint en eftet, des le matin 1'archeveque, rompant sa captivite, se rendit a la basilique (Thierry, 264).

Началось, как видит читатель, нечто вроде того, что было в Риме в первые века христианства. Отнятые церкви оставались пусты, а народ бежал молиться в бани к иоаннитам. Представители господствовавшей фракции византийского духовенства послали к ним военачальника Лукия с четырьмястами воинов из царской стражи. Он был нарочно выбран, как человек языческого вероисповедания, не боявшийся гнева христианского пророка.

Лукий явился в бани и приказал иоаннитам разойтись, но они не обратили на него никакого внимания. Взбешённый неповиновением, он прыгнул в главный водоём, где находились в это время крестимые неофиты, главным образом женщины и девушки, и начал разгонять их направо и налево ударами палки, а воины его тем временем разграбили их одежды, лежавшие около водоёма. Несколько человек были убиты и ранены, остальные, как мужчины, так и женщины, голыми выскочили вон из водоёма и разбежались кто куда мог [299] .

299

Nudae mulieres cum viris metu mortis aut turpitudinis, turpi fugae se dabant. Palladius. Dialogus, 33 (Thierry, 271).