Откровение в грозе и буре

На другой день множество новокрещённых иоаннитов скитались вне города без пристанища. Император Аркадий встретился с одной из этих толп и велел разогнать как еретиков.

Сам Иоанн находился всё это время под домашним арестом. Скоро пошли в народ слухи, что к нему уже два раза подсылали наёмных убийц, но оба покушения не удались благодаря случайности [300] .

Граждане устроили добровольное дежурство около дома Иоанна, сменяя одни других. Так прошло почти два месяца до праздника Пятидесятницы, и никаких губительных явлений в природе не произошло. Народ находился в выжидательном положении.

300

Vir quidam daemoniacus aut daemoniacum simulans depren-ditur, pugionem habens, tanquam ad loaimem occidendum paratus. Sozomen, VIII, 21 (Thierry, 290).

Почему же не вышло возмущения в пользу Иоанна? Даже и это понятно, если примем во внимание психологию древнего человека. Зачем помогать Иоанну, когда ему, в случае нужды, помогает сам бог? Ведь теперь конец мира отложен на неопределённо долгое время, а бог не накажет невинных за виновных, как это проповедывал и сам Иоанн. Населению столицы ввиду этого, вероятно, было даже любопытно посмотреть, как бог поразит ударом грома, с семью раскатами, императора с императрицей и всех их советников-николаитов за сопротивление пророку. Да и сам Иоанн при его наивном мировоззрении, вероятно, думал, что бог защитит его в решительную минуту, как уже защитил при первом изгнании, и потому не заботился о том, чтоб искать активной поддержки среди сочувствовавших ему народных масс.

Вся эта тишина и в природе, и в людях ободрила врагов Иоанна на новый наступательный шаг. Почему бы, казалось им, не попробовать теперь отослать его куда-нибудь поблизости от города, так, чтобы в случае нужды сейчас же можно было возвратить обратно, прежде чем произойдут серьёзные бедствия? Все последующие действия против Иоанна показывают именно эту программу.

Как только миновало благополучно торжественное празднование Пятидесятницы [301] , приходившейся, по правилам Никейского собора, на 6 июня 404 года [302] , враги Иоанна увидели в этом новое доказательство невмешательства божия, и начали уговаривать императора отправить его в Никею, близ восточного берега Мраморного моря, недалеко от Константинополя, но по другую сторону пролива.

301

Palladius. Dial., 35.

302

Иоанниты, вероятно, праздновали его, как и Пасху, по правилам древних христиан, как было до Никейского собора.

Через пять дней император согласился, и за Иоанном был послан с воинами тот же самый военачальник Лукий, который разгонял его сторонников из бань. Испуганный возможностью отъезда Иоанна и нового землетрясения, народ готовился к сопротивлению и собрался в огромных массах у главного входа в его дом, где стоял приготовленный как будто бы для него конь. А посланные за Иоанном, войдя в дом, стали между тем уговаривать его выйти с противоположной стороны, «чтоб не быть ему виновником большого кровопролития» [303] .

303

Pallad. Dial., 36.

Эти ли уговоры подействовали на Иоанна или просто он не был в силах сопротивляться своему тайному уводу? В церковном притворе он простился со своими верными епископами и пресвитерами, а в крестильной комнате [304] расстался со своими любимыми диакониссами, уже известной нам Олимпиадой и ещё тремя другими: Проклой, Пентадией и Сильвией, дочерью мавританского царя. Все они горько плакали, как плакал и он сам, прощаясь с ними.

Затем его увели через маленькую калитку, открывавшуюся к Босфору, посадили на небольшую лодку и привезли в Вифанию, т. е. область на противоположной, азиатской стороне Босфора, где находился город Никея.

304

Ingressus autem baptisterium. Pallad. dial., 36.

А народ всё это время ждал его у противоположной стороны дома, где нарочно держали приведённого для него коня. Украденный шесть лет тому назад из Антиохии для отправления в Константинополь, Иоанн был теперь украден и из него.

Так и должно было случиться. Страшные апокалиптичесние годы прошли, паника миновала, и от непокладистого пророка, требовавшего со стороны служителей Христа отречения от всех земных благ, нужно было так или иначе отделаться…

Обманутый народ, ожидавший Иоанна с противоположной стороны дома, наконец догадался, в чём дело, и бросился во внутренность здания, разломав таранами ворота. Но было уже поздно. Здание было взято приступом у защищавших его солдат после кровопролитного боя, но помещение Иоанна оказалось пусто…

Старинные византийские авторы не могли, конечно, оставить и этого его вторичного изгнания без специального чуда и соответствующей легенды.

И вот, говорят они, «возгорелся огонь в его церкви от престола, не какой-либо человеческой виной, а от божьего гнева, и вдруг поднялся в высоту и разлился по всей церкви. А так как дул сильный ветер, то пламя вышло из церкви и, идя высоко по воздуху, миновало рынки и опустилось, как мост, на дворец, в котором совершались советы, и сжёг его в конец. И можно было видеть ужасное чудо: огонь, как одушевлённый, ходил кругом в образе змея и поедал далёкие храмы. А те, которые были близ базилики Иоанна, остались целы, чтоб было всем известно, что не по случаю, но гневом божиим сотворился тот пожар» [305] .

305

Pallad. Dial., 37.

Враги же Иоанна утверждали, что престол, на котором он служил, зажгла с отчаяния его диаконисса Олимпиада во время восстания, происшедшего в Константинополе после увоза из него Иоанна [306] . Префект столицы, рассматривавший дело, признал это обвинение правильным, и присудил её уплатить большой штраф из её имений.

После этого она уже не хотела или не могла оставаться в Константинополе и переселилась в Кизик, но и там её не оставили в покое. Через некоторое время её сослали в Никомидию, откуда она вела деятельную и нежную переписку с Иоанном, изгнанным уже на далёкие окраины империи.

306

Aime Puech. St Jean Chrysostome et les moeurs de son temps, p. 42, Zosim. V. 24.

В первое время после своего увоза Иоанн был оставлен под стражей в Никее, вблизи столицы, для того чтобы можно было сейчас же отправить его назад, если с городом случиться какая-нибудь беда. Но и теперь не произошло ничего особенного в природе, а потому в средине лета, вероятно, в начал июля, его решились, наконец, отправить в отдалённую ссылку, в город Кукус в Малой Армении [307] , постоянно опустошаемой набегами исавров.

Епископы государственной церкви не впускали его во время пути в свои города [308] . Но так как внутренность Малой Азии была в это время переполнена не только ортодоксальными, но и арианскими и другими сектантами, не признававшими господствовавшей церкви и имевшими кое-где тоже своих епископов, то время от времени Иоанну устраивались и сочувственные встречи. Так, при переход через Каппадокию и ущелья Тавра горное население приветствовало его с большим сочувствием. Женщины и дети плакали, выходя ему навстречу, и он сам был взволнован до слёз.

307

Жития. Ноябрь.

308

Thierry, 352, и Aime Puech: St Jean Chrysostome et les moeurs de son temps. Paris, 1891, page 263. Интересно, что когда он встретил на своём пути монаха-анахорета (Neander, II, р. 185), он прежде всего был поражён бездействием, на которое тот себя осудил, начал убеждать его в том, что активная жизнь была приятна «властелину». В результате отшельник бросил своё анахоретство и ушёл в город. Это новый повод сомневаться в бывшем анахоретств самого Иоанна во время его молодости (Aime Puech: St. Jean Chrysostome, p. 264).

Наиболее враждебный приём был ему оказан николаитским духовенством в Кесарии. Местный епископ Фаретрий, рассерженный радушной встречей, оказанной жителями его города Иоанну (в том числе даже префектом с женой и многими из учёных), подговорил против него монахов, живших в окрестностях города, чтобы выгнали его вон. Они с криками столпились вокруг его дома, пользуясь отсутствием трибуна, который вывел войска против исавров [309] , и заставили его удалиться.

«В знойный полдень принуждён был Иоанн оставить Кесарию, посреди народного плача, и в тёмную полночь бежать из прилегающего села, потому что разнеслась весть о нашествии исавров» [310] .

309

Муравьёв, стр. 335.

310

Муравьёв, стр. 335.

Среди мрака и смятения носильщики опрокинули его носилки (так как по причине ревматизма он не мог более ехать на лошади), и он пешком продолжал путешествие через горы. Осенью 404 года, после семидесятидневного путешествия, Иоанн, наконец, достиг до места своего назначения, Кукуса в Малой Армении, и нашёл гостеприимство в доме своего единомышленника, богатого гражданина Диоскора. Там же ожидали его «знаменитая родом» диаконисса Сабина и пресвитер Констанций из Финикии, очевидно, тоже сосланный сюда, да и сама Сабина едва ли добровольно удалилась в такое отдалённое и опасное место.