Открыть ящик Скиннера

Вот это, пожалуй, и есть то, что нам осталось: эксперимент, значение которого не в измеримых результатах, но в воспитательном воздействии. Довольно ироническое следствие эксперимента по изучению повиновения заключается в том, что он сделал по крайней мере некоторых из испытуемых менее покорными. И это поразительно: достижением Милграма оказалось не описание или демонстрация феномена, а скорее детонация, своего рода психологический эквивалент атомной бомбы, только на этот раз созидательный, а не разрушительный; ведь сам Милграм говорил: «Эти эксперименты рождают осознание и могут быть первым шагом к изменениям».

Что же касается личностных характеристик, ассоциирующихся с повиновением и непокорностью, я так и не смогла их обнаружить, к несомненному злорадству социальных психологов. Тем не менее я верю, что они существуют, потому что мы — не просто ситуации, в которых оказываемся. Милграм, придававший много значения воздействию ситуации, все же искал личностные особенности (значит, и не так уж он верил в силу ситуации?) и писал (хоть это его высказывание часто забывают): «Я уверен, что существует комплексная личностная основа для повиновения и непокорности, но я знаю, что найти ее нам не удалось».

Однако я помню, как теплым весенним днем в Брандейсе, впервые услышав об эксперименте Милграма, я испытала шок узнавания и сразу же поняла, что была бы способна все нажимать и нажимать кнопки, не имея внутренней силы сопротивляться. И я знала, что способна на такое не потому, что меня вынуждают к этому какие-то особые обстоятельства, нет. Импульс был внутренним — маленькая горячая точка. Это не было внешнее воздействие. Маленькая горячая точка — и руки нажимают кнопки. Как часто приходилось мне — и вам тоже — слышать оскорбительные высказывания в адрес представителей другой национальности и молчать, чтобы не случилось скандала? Как часто я — и вы тоже — была свидетелем придирок начальника к коллеге, но молчала, чтобы не лишиться работы? Маленькая горячая точка существует во многих из нас. Одни ситуации заставляют ее разгореться ярче, другие — нет, но моральной уступчивостью больны многие сердца, и когда после многочисленных уступок сердцу приходится сделать еще одну, оно не выдерживает, и тогда никакие электрические удары не могут вернуть его к жизни. Я прислушиваюсь к собственному сердцу — тук-тук — и смотрю на свои руки, и мне хочется думать, что теперь, когда я так хорошо познакомилась с мистером Милграмом, Джошуа, Джейкобом и вами — да, вами, — я буду танцевать несколько иначе, когда объявят мой номер. Я смотрю на свои руки теперь, ярким солнечным летним днем, и вижу, как линии на ладонях разбегаются в разные стороны, предсказывая и добро, и худо — заранее ничего наверняка не узнаешь. Шестьдесят пять процентов подчинились, тридцать пять — нет. А потом хорошие стали плохими, а плохие — хорошими. Все перепутано… Мои руки болят, ощущая, какими безграничными возможностями обладают. Наступает вечер. Моя двухлетняя дочь выучила новое слово по-испански. «Обскура! Обскура!» — кричит она; это, по ее словам, означает: «Темнеет! Темнеет!» Она подбегает ко мне, и я обнимаю ее — руками, в которых скрыты такие возможности.

Глава 3. ЧТО ЗНАЧИТ БЫТЬ НОРМАЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ Экспериментирование с психиатрическим диагнозом

В начале 1970-х годов Дэвид Розенхан решил проверить, насколько хорошо психиатры способны отличить «нормальных» людей от «ненормальных». Психиатрия как область медицины, конечно, основывается на вере в то, что профессионалы знают, как надежно диагностировать отклоняющиеся психические состояния и на основании таких диагнозов принимать решения о пригодности человека к социальному функционированию — исполнению роли родителя, выполнению правил условного осуждения, способности измениться под влиянием тюремного заключения. Розенхан знал о том, в какой огромной степени психиатры осуществляют социальный контроль, и относился к этому критически; поэтому он разработал эксперимент для проверки того, действительно ли их квалификация соответствует их власти. Он привлек восьмерых участников, которые под вымышленными предлогами были помещены в различные психиатрические лечебницы; став пациентами, они вели себя совершенно нормально. Целью эксперимента было выяснить, установят ли психиатры их нормальность или их заключение окажется затуманено заранее сформированным мнением: если человек числится пациентом психиатрической лечебницы, значит, он свихнулся. Эксперимент Розенхана изящно показывает, насколько наше восприятие искажается теми очками, сквозь которые мы смотрим на окружающий мир. Полученные Розенханом данные говорят о том, что мы неистребимо имманентны, погружены в субъективизм; они расширяют наши знания не только в области психиатрии и психологии, но и философии.

Он потерял жену. Он потерял дочь. Он потерял разум в результате нескольких инсультов, и теперь Дэвид Розенхан, почетный профессор психологии и права Стэнфордского университета, едва способен дышать. Несколько месяцев назад он стоял в своей кухне в Пало Альто, когда впервые почувствовал, как по его ногам поднимается онемение. К тому времени, когда он добрался до отделения срочной медицинской помощи, он лишился власти над ногами; затем последовали руки, торс и, наконец, легкие. Врачи были в растерянности, они так и не смогли определить, в чем же дело с этим бунтарем-исследователем, тем самым, который посвятил большую часть своей карьеры опровержению психиатрических диагнозов. И вот теперь он сам находился в клинике и представлял собой загадку для медицины. Лицо Розенхана стало неподвижным. Сейчас, когда я пишу эти строки, он все еще не может произнести большинство слов. Его молчание оставляет дыру в моем рассказе, который сам посвящен дырам, которые Розенхан обнаружил в считавшейся твердой почве психиатрии.

Стоял 1972 год. Томас Заз написал свою книгу «Миф психического заболевания», Р. Д. Лэинг бросил вызов психиатрам, предложив считать шизофрению особой разновидностью поэзии. Только недавно на дулах винтовок развевались флажки, символизируя прекращение военныхдействий во Вьетнаме. Розенхан, обладатель степеней в психологии и юриспруденции, во Вьетнаме не был, но, по свидетельству коллеги, следил за тем, как много призывников использовали психические заболевания в качестве предлога для уклонения от военной службы. Имитировать некоторые симптомы было довольно легко — но насколько легко? Розенхан, обожавший приключения, решил кое-что испробовать.

Подчиняясь импульсу, он позвонил восьмерым своим друзьям и сказал что-то вроде: «Вы очень заняты в будущем месяце? Найдется у вас время под вымышленным предлогом попасть в психиатрическую клинику и посмотреть, что получится, смогут ли там определить, что вы на самом деле здоровы?» Как ни удивительно, у всех восьмерых следующий месяц оказался не слишком занят, и все — трое психологов, один студент-выпускник, врач-педиатр, врач-психиатр, художник и домохозяйка — согласились принять участие в этой уловке вместе с самим Розенханом, который с трудом мог дождаться начала эксперимента.

— Дэвид просто позвонил мне и сказал: «Ты занят в октябре?» — и я ответил: «Конечно, занят», но к концу разговора я рассмеялся и согласился. Я предоставил ему себя на весь октябрь — время, пока длился эксперимент, — рассказывает один из фальшивых пациентов, Мартин Селигман.

Некоторые из лечебниц, которые выбрал Розенхан, были роскошными зданиями из белого кирпича, другие — государственными учреждениями с пахнущими мочой коридорами и разрисованными граффити стенами. Все псевдопациенты должны были явиться туда и сказать следующее: «Я слышу голос. Он произносит „плюх“». Розенхан специально выбрал такую жалобу, потому что нигде в психиатрической литературе не было сообщений о голосах, которые произносили бы столь откровенную карикатурную страшилку.

На все последующие вопросы притворщики-больные должны были отвечать совершенно честно, не называя только своих настоящих имен и профессий. Предполагалось, что никакие другие симптомы симулировать они не будут. Если их госпитализировали, то, оказавшись в лечебнице, они должны были сразу же сказать, что голос исчез и они чувствуют себя нормально. Розенхан преподал своим сообщникам урок: как избегать лечения, как не проглатывать таблеток, пряча их под язык.

— Мне понадобилось на это некоторое время, — говорит Мартин Селигман. — Я не сразу освоил умение управляться с таблетками, и я очень нервничал. Я боялся, что случайно проглочу таблетки, которые меня будут заставлять принимать, и еще больше боялся того, что окажусь жертвой гомосексуального изнасилования.

Несколько дней псевдопациенты осваивались. Такая практика носила, несомненно, пассивный характер: люди просто позволили охватить себя апатии и запахам лечебницы. Их волосы отрасли и спутались, дыхание стало неприятно пахнуть. Они освоили умение прятать таблетки под языком, а потом отворачиваться и незаметно их выплевывать. Стояла осень, и в небе висела круглая луна. По улицам скользили гоблины в ярких накидках, ведьмы разгуливали с мигающими свечами в тыквах. Так что это было — трюк? Или научный эксперимент?

День, когда Розенхан отправился в одну из пенсильванских государственных лечебниц, был великолепным. Небо сияло морозной синевой, деревья казались огромными кистями, которые окунули в банки с красками, а потом вытащили и перевернули, так что они оставались влажными и яркими. Розенхан оставил свою машину на стоянке. Лечебница располагалась в готическом здании, все ее окна были забраны решетками. На территории были видны санитары в голубых халатах.

Когда Розенхан вошел в приемный покой, его проводили в маленькую выкрашенную в белый цвет комнату.