Открытие Джи - Джи

Сегодня он прощается не только с Кавендишем, но и с томсоновской физикой газового разряда.

— Джентльмены, — провозгласил Джи-Джи, — позвольте начать наш торжественный ужин тостом за ее величество королеву Великобритании.

Все встали. Ланжевен слегка опустил голову. Ирландец Джон Сили Таунсенд смотрел ироничными глазами на взъерошенный хохолок волос над затылком Томсона.

«Член Тринити-колледжа, член Королевского общества, член научных клубов…» — мысленно перечисля/ он звания Томсона. Их уже тогда было порядочно.

Официант Юл с удовлетворением подтолкнул стоящего рядом Бонара. Конечно, ученые подняли первый тост за королеву. Королеве Виктории было уже более восьмидесяти лет. Именно при ней территория, захваченная Англией, во всех странах света превысила в сто девять раз площадь самого британского острова.

Тем временем за столом нарастало оживление.

— Джентльмены, — продолжал Томсон, — я хотел бы предложить следующий тост за наших учителей и в первую очередь за Бальфура Стюарта, он был не только для меня, учившегося в Манчестере, прекрасным научным руководителем, но и для многих других…

Он взглянул в сторону Вильсона — ученика Стюарта. Потом перевел взгляд на Резерфорда, также учившегося в Новой Зеландии по учебнику Бальфура Стюарта.

И тут произошло неожиданное. За дальним столиком у окна молодой человек во фраке подозвал официанта и быстро написал какую-то фразу на бумажной салфетке. Бонар сразу же передал записку Томсону.

Джи-Джи, сделав паузу, принял из рук официанта записку. Прочтя ее, он удивленно вскинул брови и, сказав: «Сейчас…», — подошел к столику молодого человека.

Кавендишевское физическое общество было уже порядком разгорячено. Внесли блюда с жареными куропатками и непременную горячую говядину со сливовой подливкой. Разговоры становились живее, пока Джи-Джи, стоя у столика незнакомца, слушал его, держа записку в руке.

Ланжевен задумчиво посматривал на усталого и поникшего Вильсона, сидевшего напротив него. Чарльз мало пил и чувствовал себя явно не в своей тарелке. Ланжевен завел с ним разговор:

— Равенства в науке, конечно, быть не может, — сказал он и подал официанту знак, чтобы принесли еще бутылку вина. — Не может быть равенства между талантом и бездарностью, — добавил он. — Но сейчас я говорю совсем о другом — о равенстве в условиях научной работы. О каком равенстве может идти речь, если тебе приходится ютиться в каморке, где с потолка капает?

— Поль, здесь не место, — тихо сказал Вильсон. — И это неважно.

Ланжевен взорвался.

— Потому что ты считаешь себя величиной второго порядка, черт возьми! И желаешь, чтобы мы с этим согласились!

— Ланжевен, умерь свой французский пыл, — сказал Таунсенд.

Бонар, наливавший вино в бокал Ланжевена, остановился и, взглянув ему в лицо, спросил:

— Мсье — француз?

— Да, черт возьми, и поэтому меня волнуют проблемы равенства больше, чем этих хладнокровных бриттов!

Разгоряченный Ланжевен вскочил на стул.

— Я спою вам настоящую песню равенства и свободы! — крикнул он.

Отречемся от старого мира, Отряхнем его прах с наших ног. Нам не нужно златого кумира, Ненавистен нам царский чертог!

Он пел, слегка покачиваясь в такт и свободно отбивая ритм правой рукой. Он стоял на стуле как на эстраде, чуть отставив правую ногу, и прямо глядел в лица слушателей.

Англичане сдержанно слушали. Когда Поль кончил, старый Бонар подошел к нему. Ланжевен спрыгнул со стула, и француз, обняв его, поцеловал.

Между тем Джи-Джи вернулся от джентльмена, сидевшего у окна. По его непроницаемому лицу нельзя было ничего угадать.

— Таунсенд, передайте, пожалуйста, бутылку шамбертена ко мне.

Драгоценная бутылка поплыла к председателю. Он налил в бокал душистую влагу, напоенную солнцем тридцать лет тому назад.

— Я предлагаю тост, джентльмены, — провозгласил Томсон, окинув присутствующих острым взглядом, — за того, кто станет виновником торжества нашего следующего банкета! Я пью за Чарльза Вильсона!

Зимняя сказка

Это произошло в канун рождества, как во всех английских зимних сказках. Томсон сидел в гостиной, освещенной свечами, и смотрел, как Джордж выводит из комнаты упирающегося щенка колли, которого он только сегодня получил в подарок. Миссис Томсон поставила на стол традиционный рождественский пирог, в котором Джордж должен был найти золотую монету. Тончайший нюх лакомки и исследователя всегда приводил его туда, где таилась эта монета, приносящая удачу в новом году. После этого он имел право потребовать рождественскую сказку. Обещание тут же выполнялось.

— Скажи, Джозеф, кто был тот молодой человек, к которому ты подошел вчера на банкете? Мне рассказывал Сили Таунсенд. — Миссис Роза-Элизабет зажгла последнюю свечу и села в кресло.

Томсон улыбнулся.

— Мы не допускаем женщин в наши клубы, но они тем не менее желают знать о нас все.

— Но ведь это был не клуб, а ужин в ресторане. Говорят, Ланжевен вел себя неприлично.

— Чепуха. Прекрасно спел «Марсельезу».

— Но какой-то официант будто бы бросился ему на шею.

— Возможно.

— А ты в это время разговаривал с неизвестным? Джи-Джи сделал непроницаемое лицо.

— Ну, право, Джо, неужели ты не можешь нам рассказать, кто был этот таинственный незнакомец? Сегодня же рождественский вечер, и полагается рассказывать удивительные истории…

— Только не без меня! — вскричал Джордж, вбегая в комнату.

— Где же твой Джерри? — спросил отец.

— Заснул у камина. Отличный пес. Будет ходить со мной на охоту.

— Но ты забыл, что он боится выстрелов.

— Я его приучу. Смелость можно воспитывать.

— Поэтому ты так любишь страшные истории?

— А сегодня будет страшная?

Джи-Джи рассмеялся. Он вынул из кармана какую-то тонкую книжку и положил ее подле себя обложкой вниз.

— Много лет тому назад, Джордж, когда я был лишь ненамного старше тебя, мы сидели вот так же у камина и слушали историю, которую рассказывал нам мистер Бальфур Стюарт.

— Он был весьма краток, Джо, — вмешалась бабушка, гостившая в доме Томсонов. — Мне пришлось задавать ему много вопросов, прежде чем он признался, что рассказ о человеке-невидимке написал не он, а его бывшая невеста. Трагическая история…