Открытие Норильска

Погода стоит отличная, ясная и тихая, но мороз крепкий - за -30^о. Перед нами чудесная картина. Огромное озеро в рамке каменного массива гор Путорана, как их назвал Эльбей. Ширина озера здесь, на устье, километров 12, дальше к востоку оно суживается, но конца его не видно. «Аргишей шесть, однако до края будет»,- говорит Эльбей. По мере того как углубляемся в горы, высота их растет, берега становятся выше и круче. Местами они обрываются в воду отвесными уступами. Глубины тут очень большие. Дажё у берегов они достигают 10- 20 м. Весь ландшафт все больше и больше напоминает фиорды Норвегии. Там они своим происхождением обязаны ледниковой деятельности, надо думать, что и здесь этот фактор играл немаловажную роль. В средней части около устья р. Деме, где озеро образует большую излучину, взятый с собою лот длиной 50 сажен (более 100 м) дна не достал. Удлинили его бечевой, арканами - всем, что было под рукой, до 95 сажен (203 м), все же до дна не добрались. Толщина льда превышает рост человека, так что пробивание лунок пешней - нелегкий труд и занимает много времени. Врезанные в борта озера долины ручьев и речек везде дымят паром от бегущих талых вод. Разливаясь по льду, они образуют обширные наледи - амдунды. От них в страхе шарахаются наши олени, да и нам промочить ноги в теперешние морозы опасно. Ночью нас будят гул и удары, как орудийная канонада. Это ревет толстый лед озера, сжимаемый морозом. При потеплении он, наоборот, начинает расширяться, образуя поперечные гряды торосов через все озеро. Местами нам в них приходится прорубать себе дорогу. На пятый день добрались до конца озера. Длина его оказалась почти 100 км. Здесь оно сузилось всего до 300 м, но горная долина, в которой лежит озеро, продолжается и далее на восток. Значит, оз. Лама - это только затопленная ее часть, переуглубленная в результате сложных геологических процессов, среди которых ледниковое выпахивание играло немалую роль. В озеро веером впадают три речки. При их слиянии вырос громадный ледяной бугор, разбитый, как взрывом, радиальными трещинами. Из трещин фонтанами бьет вода восхитительного голубого цвета. Такой же голубой в изломе и лед. Это гидролакколит - структура, возникающая в условиях вечной мерзлоты, когда вода, попадая между двумя слоями мерзлых пород и льда, при морозе ими сжимается так, что приподнимает свою кровлю и с силой рвет ее на части. По берегам озера, особенно здесь, в глубине долины, стоит густой лес. Сказывается дренирующая роль озера, отепляющая роль его вод, наличие толстого и рыхлого снежного покрова зимой и экранирующая роль горных склонов от северной пурги. Кроме лиственницы, тут много березы и ели. Эльбей говорит, что они здесь промышляют не только белку, но и соболя.

Отсюда по глубокой поперечной долине перевалили в соседнее к югу озеро - Омук или Глубокое. Оно тоже лежит в горной долине, но размеры озера много меньше:в длину оно около 50 км, а в ширину посередине 3- 4 км. Глубин более 50 м мы не встретили. Ландшафт тоже фиордовый, как на Ламе. Продолжается на восток и горная долина озера. Это р. Муксун, которая, по словам Эльбея, вытекает из оз. Иткуль, такого же узкого и длинного, как и Глубокое. Мне очень хотелось попасть туда, но пастухи решительно отказались: боятся больших наледей и очень глубоких снегов. Пришлось уступить, тем более что предстояло еще заснять р. Рыбную и оз. Кета, из которого она вытекает.

Поехать туда решил один с Эльбеем, налегке, без аргиша. Болка с собою не берем. Там, на озере, при истоке р. Рыбной есть голомо - чум из жердей, покрытый корой и плотно засыпанный землей. Есть железная печка, так что можно переночевать. В путь тронулись в конце марта на двух легких санках по 4 оленя в запряжке. С собой я беру только спальный мешок и брезент вместо палатки, для наблюдений теодолит и хронометр в меховом футляре за пазухой. До голомо добрались за двое суток, переночевав в чуме долганина Яковенко на Ороне. Здесь, на выходе р. Рыбной из озера, буду определять астрономический пункт. Вода на истоке не мерзнет, видимо, это общее правило для всех рек севера, вытекающих из больших озер с значительным запасом относительно теплой воды. Пока я определял пункт, Эльбей съездил в близлежащий чум к долганину Седельникову, оставил там наших оленей на выпас и взял свежих кортом, во временную аренду Такой метод практикуется часто, представляя один из способов взаимопомощи на Севере. По окончании срока корта обмен происходит без затруднений, путаницы никогда не бывает. Оленеводы знают своих оленей отлично, могут различить каждого в отдельности с первого взгляда. Отбившегося, одиночного где-либо в тундре определяют безошибочно, чей он, из какого стада. А уж дикого от домашнего отличают издалека с любого расстояния.

Объезжать решили кругом сначала по северному берегу озера, а обратно к устью Рыбной - по южному. Ночуем прямо на снегу, постелив на него брезент, а поверх зимние оленьи шнуры «постели», взятые с сиденья легких санок. У меня есть спальный мешок, в него я залезаю, предварительно сняв полушубок и меховые сапоги, а Эльбей спит прямо так, в чем есть. Останавливаемся мы обычно при устье какой-либо речки, где бывает достаточно ягеля. Оленей пускаем на длинных арканах, чтобы не разбежались. В таком малом количестве, как наши 8 голов, они непременно уйдут и присоединятся, «парятся», к какому-либо стаду, иногда даже стаду диких оленей. Сами сварим себе чай и настрогаем чира: строганина, сушки, крепкий чай - вот и вся наша еда. Погода стоит по-прежнему ясная, морозная и тихая. Здесь, в глубине гор, пурги не бывает и снег ложится рыхлым пушистым ковром. Наш объезд по необходимости вышел рекогносцировочным, продолжаясь всего 4 дня. Оленей долго держать на привязи нельзя, хорошо подкормиться и отдохнуть так они не могут. По своей конфигурации к размерам оз. Кета весьма сходно с Ламой: те же крутые фиордового характера берега, такой же изгиб в средней части, но только более плавный и направленный на юг, а не на север, как на Ламе. Глубин мы не измеряли - не было времени, но Эльбей уверяет, что озеро очень глубокое, как и Лама. В озере, по его словам, водится особый крупный горбатый сиг-мокчугор, какого в других озерах нет Ловится он редко, так как обитает на больших глубинах. Добыть его потом для определения ихтиологами мне так и не удалось. На выходе озера из гор их юго-западный край образует вертикальный в сотни метров скалистый уступ, эффектно обрывающийся прямо в озеро. Этот мыс по-местному называется Хукольд-Якит, что значит по-эвенкийски «совсем оборвался» - так перевел мне это название Эльбей и рассказал о его происхождении. Весной, в пасмурную пуржливую погоду по поверхности плато шел аргишом эвенк. Видимости не было никакой, он потерял ориентировку и сорвался с обрыва прямо на лед озера. «Совсем оборвался»,- горестно го- ворил Эльбей, покачивая головой.

Переночевав еще раз в голомо и обменяв у Седельникова его оленей на наших прежних, за один переход добрались до дома в Норильск. Здесь все благополучно, никто не болен, штольни понемногу движутся вперед. Тут тоже стоит штилевая погода, и все предпочитают, несмотря на большие морозы, находиться на открытом воздухе, тем более что солнце уже появилось над горизонтом и стоит в полдень выше гор. Наше всеобщее мнение, что в Норильске в зимнее время на улице в обычном полушубке вполне возможно работать целыми днями. Главное препятствие в работе - это пурга. При ветре со скоростью 10 м в секунду уже трудно ходить, но в штольнях и при такой погоде работать вполне возможно. Там тихо и сравнительно тепло. Трудно только в пургу туда добираться. Наши метеонаблюдения установили, что в Норильске наиболее сильные ветры, как и следовало ожидать, дуют с гор, с юга и юго-запада, имея характер нисходящих с поверхности плато воздушных масс типа новоземельской боры. По временам скорость таких ветров намного превышает 30 м/с. Вместе с тем удалось подметить характерную особенность погоды Норильска: отсутствие сильных северных ветров, в то время как в Дудинке они самые жестокие, так как всегда сопровождаются большими морозами. Очевидно, в Норильске защитную роль играют горные склоны, экранируя предгорную площадку, на которой располагаются метеостанция и дома нашей зимовки.

Вот и апрель. Пора готовиться к пясинской экспедиции. Состав ее определился уже давно: я как геолог, астроном и топограф; С. Д. Базанов - топограф; Б. М. Пушкарев - зоолог и ботаник. Оба - студенты - томичи. Ввиду того что обратно, возможно, придется плыть морем, я пригласил четвертым участником матроса с гидрографического судна «Вайгач». В 1918 г. это судно во время работы в Енисейском заливе село на подводную скалу у Ефремова камня. Снять его не удалось. Все радиооборудование было демонтировано и вывезено в Дудинку для организации там радиостанции. Персонал ее, в том числе и Борисов, остался в Дудинке.

А. И. Левкович съездил в Дудинку и отправил на Пясину, в станок Введенское выбранную нами лодку, две палатки, брезент и прочее хозяйственное оборудование, запасной материал для ремонта и маленькую долбленую лодочку-ветку. Вскоре по последнему санному пути из Норильска во Введенское выехали Б. М. Пушкарев и

С. Д. Базанов, захватив с собою остальное оборудование и продовольствие. Увезли тонкую лесину для мачты, которую заготовили заблаговременно еще осенью, чтобы дерево подсохло.

Вернувшись из Дудинки, А. И. Левкович передал мне желание дудинского промышленника Н. А. Бегичева принять участие в нашей экспедиции. Он намеревался в будущем организовать где-либо при устье Пясины промысловую артель и хотел еще летом выбрать заранее место для зимовки. Особой нужды в пятом участнике экспедиции у нас не было, но и поступаться таким бывалым человеком, как И. А. Бегичев, тоже не следовало, хотя я знал его тяжелый характер, грубость в обращении с людьми и привычку везде командовать. Но мы отправлялись ненадолго, зимовка не предвиделась, стало быть, эти недостатки характера Бегичева могут и не сказаться. Подумав, согласился и принял его в качестве проводника.

В Дудинку за Борисовым и Бегичевым я приехал уже в конце мая по довольно еще крепкому насту. Днем, правда, солнце пригревало и все подтаивало, но ночью морозило, наст держал и оленей, и санку хорошо. Поэтому, не мешкая, сразу же ночью выехали в чум нашего пастуха И. М. Манто, в 40 км от Дудинки, в верховьях Агапы притока Пясины. Отсюда до Введенского оставалось километров 60. Мороз позволил нам добраться до Пясины довольно быстро. Река стоит, даже заберегов не видно. Базанов и Пушкарев встретили нас с удовольствием: соскучились в одиночестве.

Станок Введенский представлял развалины. От всего поселения осталась лишь одна изба из двух половинок, разделенных холодными сенями. Печей там нет, в одной половинке два маленьких застекленных окошечка, в другой они заделаны кожей налима. Крыши нет, только накат из тесанных топором плах, засыпанных сверху землей, из таких же плах сделан и пол. Однако в давние времена, в прошлом веке, когда тут проходил зимний путь на Хатангу, здесь было довольно крупное поселение, свидетельством чему служит ряд развалин изб, от которых уцелели только нижние венцы, да два кладбища с многочисленными подгнившими и упавшими крестами.

Наступил июнь, весна начинает сказываться и здесь Прилетели гуси, кулики всех родов, бурно токуют куропатки. Мертвая доселе тундра ожила и полна гомона птиц. Вода на реке начинает прибывать. Ширина ее здесь 250 м, а глубина 5- 6 м. Принялись за ремонт лодки, расшатанной при перевозке: появились щели и отошел транец. Все конопатили, залили варом, смолой, обили железом, укрепили шпангоуты. Лодка старая, да и ту с трудом достали в Дудинке. Бегичев с Борисовым принялись за пошивку паруса и изготовление мачты из привезенной из Норильска лесины.

Меж тем таяние развивается быстро: воды прибывает до полметра за сутки, и 7 июля при высоте З м над меженью начался ледоход. За три дня он прошел, но ниже лед, вероятно, еще стоит. А пока что я собрался па ветке пройти вверх до истока, заснять реку и промерить ее глубины. Ширина реки везде оказалась достаточной - 200 м и более, глубины тоже хорошие. Надо думать, что выход реки из озера будет вполне судоходен.

Вернулся в лагерь, и мы стали готовиться к отплытию. Бегичев из бечевы и дощечки сделал лаг простой конструкции для измерения скорости хода судна, какой ранее применялся еще в парусном флоте. Это деревянный сектор в 60° радиусом 15 см с путцами и шнуром на катушке. Шнур размечен узелками через определенные интервалы. Сектор стоймя бросается в воду, шнур с катушки разматывается и через определенный промежуток времени, обычно через минуту, останавливается рукой. Расстояние между узелками и время остановки рассчитываются так, чтобы число узелков соответствовало скорости хода судна в милях. Отсюда и пошло морское выражение: скорость хода столько-то узлов в час. Я разметку сделал так, чтобы получилась скорость хода в километрах в час.