Открытие Норильска

Меня начинают заботить предстоящие расчеты с рабочими. Их заработки записаны в заборные книжки и к моменту прибытия в Красноярск составят порядочную сумму. денег у меня сейчас мало, взяты только на текущие расходы по работам в Дудинке. Остальное лежит на моем текущем счету в Красноярском банке, но и там их немного. В течение работ экспедиции в Норильске бухгалтерия Центрпромразведки должна была ежемесячно переводить причитающиеся по смете суммы по зарплате на мой текущий счет в Красноярск, чтобы по возвращении я мог со всеми расплатиться. Еще в марте я по телеграфу запросил Красноярский банк, какие суммы там есть на моем текущем счету. Мне сообщили ту сумму, что была осенью. Запросил еще раз - ответ тот же. Телеграфировал в Москву в ЦУПР, ответа нет. Это меня сильно встревожило. Очевидно, когда экспедиция уехала и приступила к работе, заботы о ней отпали А тут ЦУПРу надо снаряжать новые экспедиции, всем нужны деньги, о нас и забыли. В те времена это бывало. Пробовал еще раз запрашивать Москву, сообщил нужные суммы по зарплате, но ничего конкретного в ответ не получил. Очевидно, надо кого-то посылать в Москву добывать нужные нам деньги. Но кого? О Клемантовиче и Батурине и речи быть не может. Остаются Корсшков и Елизавета Ивановна. Корешков ведет все хозяйство и счетоводство, его оторвать нельзя, да и Москву он не знает. Остается Елизавета Ивановна, но послать ее в далекий путь одну - решиться нелегко, однако иного выхода нет. Засел я за составление подробного доклада о выполненной работе, о ее условиях, о перспективах; Корешков составил смету по зарплате и прочим расходам, обоснованную выписками из расчетных книжек. Выехать в Дудинку надо будет еще по зимнему пути и там, дождавшись ледохода, добираться в Красноярск первым пароходом или катером. В Москву надо попадать как можно раньше, так как хлопот с деньгами будет немало. Мы это хорошо знаем по снаряжению нашей экспедиции весной. Елизавета Ивановна все это тоже отлично понимает и представляет, как возмущены будут рабочие, если им вовремя не выплатят деньги в Красноярске. Расстались мы с ней уже во второй половине мая, когда из Часовни в Дудинку пошел последний аргиш. Наши олени пока остались, чтобы вывезти экспедицию в Дудинку осенью по окончании работ.

Работу мы закончили уже в конце августа. Все буровое оборудование разобрали, смазали и сложили в штольне. Оставшийся динамит, капсюли и шнур уничтожили по акту. Здания законсервировали, а сторожем оставили нашего бурового рабочего Максима Щукина, который на жительство переберется сюда с семьей из Часовни.

Весть, что Е. И. Урванцева уже вернулась из Москвы и живет в Малой Дудинке, дошла до меня еще до выхода из Норильска, но получила ли она деньги, неизвестно. Это выяснилось только по прибытии в Дудинку. Деньги она получила в новой валюте - червонцами, а часть в разменной мелкой монете - серебром. Это было большое дело, и у меня как гора свалилась с плеч. В Дудинке я выдал всем только авансы, с тем чтобы окончательные расчеты произвести в Красноярске с участием представителя от профсоюза горнорабочих. Беляев по прибытии в Дудинку, конечно, выздоровел. В дороге он еще ехал на иряке, не слезал даже при переездах через речки, а в Дудинке стал свободно ходить без поводыря.

Рейсовый караван Госпароходства, как обычно, вниз по реке за рыбаками ушел еще до нашего прибытия, в конце августа. С ним как раз и приехала Урванцева. Обратно караван пришел в Дудинку уже в середине сентября. На нем мы и отправились в Красноярск тем же грузопассажирским лихтером, на котором размещались и в прежние экспедиции. Плыли мы с разгрузками рыбаков по селам долго, около месяца, и Е. И. Урванцева успела рассказать всю эпопею своего нелегкого путешествия по Енисею и не менее трудных хлопот в Москве и Петрограде.

Добиралась она до Дудинки долго. Началась оттепель, днем таяло, снег под санками оседал, олени глубоко проваливались, приходилось стоять и ждать, когда ночью хоть немного подморозит. В Дудинке лед на Енисее еще стоял, но были уже широкие забереги. Ледоход начался 10 июня по высокой воде, так что льдины выпирало на бровку коренного берега, где стоят дома. Вслед за льдом из Туруханска 15 июня пришел катер «Хлебопродукт» и скоро пойдет обратно. О пароходах вестей нет, когда придут, неизвестно. Пошла Елизавета Ивановна к капитану просить, чтобы он ее взял. Мест в каюте, ни в кубрике нет. Согласилась ехать на палубе. Там поставили маленькую палаточку. В ней и жила неделю, пока не приехали в Туруханск. Оттуда катер пошел вверх по Нижней Тунгуске, а она осталась на берегу искать новой оказии. Парохода нет, и, когда будет, никто не знает; нет и катеров. На другой день пришел маленький катерок местной кооперации из Горошихи и собирается идти дальше вверх. Им и решила ехать. Катерок дошел только до Костиной в 50 км, выгрузился и собирается вернуться обратно. Но вскоре подошел другой катерок, тоже кооперативный, и пойдет вверх до Бакланихи.

Так, пользуясь случайными оказиями, она, в конце июня добралась до Нижнеимбатского, большого селения в 200 км от Туруханска. Здесь пусто, нет никаких катеров, даже самых мелких. Разговаривая с хозяином избы, где остановилась отдохнуть и переночевать, узнала, что иногда, в случае нужды, вверх по Енисею ходят бечевой на собаках. Собак запрягают в бечеву, и они бегут по берегу, тянут лодку, а хозяин сидит на корме и правит. Если попадется речка, человек пристает к берегу, собак берет в лодку, переправляется, их высаживает, в они снова тащат лодку дальше. Чтобы не ждать, решила

Е. И. Урванцева плыть и этим видом транспорта. Хозяин избы рассказал, у кого есть такие собаки и лодка. Разыскали одного, но у него есть только одна собака, так что плыть придется медленно и помогать веслами. Лучшего ничего не нашлось. Но что же делать, добираться как-то надо, уже конец июня а до Красноярска еще более 1000 км. До Верхнеимбатского 100 км плыли три дня. Пили чай, варили немудрую похлебку тут же на берегу, немного спали под навесом из брезента, который лодочник захватил с собой. Комары и мошка накусали так, что лицо распухло. В Верхнеимбатском на берегу Урванцева увидела топографическую партию, направляющуюся на работу в район Подкаменной Тунгуски. Начальник партии меня знал по Красноярску, он устроил ее в квартиру на отдых и помог уехать дальше. Катеров и здесь не было. Она решила опять плыть бечевой на собаках, с тем чтобы при первой возможности пересесть на катер или пароход, что попадается. Топографы помогли ей найти лодочника с тремя собаками: две будут тянуть, а третья - в лодке на подсмену.

Топографы, между прочим, Елизавету Ивановну сфотографировали, когда она подъезжала к берегу на лодке с одной собакой, и подарили снимок на память, В Под146 каменной Тунгуске стоял катер, который собирался плыть в Енисейск. На нем и удалось устроиться, Ее лодочное путешествие закончилось. От Верхнеимбатского 250 км они проплыли за четыре дня. Дальнейшее путешествие уже не представляло сложности. Через 5 дней она оказалась в Енисейске, где пересела на пароход в Красноярск, а в конце июля уже в Москве. Там сразу же направилась в Центропромразведку к ее начальнику геологу Н. Н. Тихановичу. Доложила ему о ходе и выполнении работ, завершении их осенью этого года, выезде в Красноярск и необходимости произвести там с рабочими полный расчет. Все это оказалось для Тихановича большой неожиданностью. Деньги, подлежащие отчислению на баланс экспедиции, конечно, разошлись по другим партиям, а резервных средств у ЦУПРа не было. Тиханович обещал выяснить вопрос, разобраться и просил прийти на следующий день. На другой день Тиханович сообщил, что денег на экспедицию у ЦУПРа не находится, и предложил поехать для решения вопроса в Главное геологоразведочное управление к И. М. Губкину, которому тогда были подчинены все геологические и геологоразведочные работы в Союзе. И. М. Губкин считал, что деньги, безусловно, должны быть выделены, но так как геологоразведочные работы первой стадии перешли теперь в ведение Геологического комитета в Петрограде, то туда следует поехать Елизавете Ивановне с докладом и всеми материалами. В Геолкоме теперь создан специальный геологоразведочный отдел. Губкин обещал туда позвонить и дать соответствующие указания. Приехала Е. И. Урванцева в Геолком и пришла к секретарю Геолкома Крадецкой. Та сказала, что об этом вопросе ей сообщили из Москвы, но сейчас идет заседание Ученого совета, и, как только оно кончится, она доложит, пока члены Ученого совета не разошлись. На Совете Урванцева зачитала мой доклад о работе, рассказала, как мы там далеко на Севере жили и работали. Представила смету, доложила о необходимости произвести осенью расчет в Красноярске. И тут опять тупик. Денег нет, все разделены по партиям, нет и резервных средств. Сказала Е. И. Урванцева, как трудно было работать в экспедиции в полярных условиях, в пургу и мороз, вынула фотографию, показала, как она добиралась по Енисею на лодке, запряженной одной собакой, и все поняли, что оставить экспедицию без средств нельзя. Вызвали главного бухгалтера, и он предложил снять понемногу денег со смет каждой из экспедиций Геолкома и так собрать. необходимую сумму. Все с этим согласились и единогласно утвердили. Бухгалтер взял смету у Урванцевой и обещал все сделать в самое ближайшее время. Через неделю, в начале августа, деньги были получены, и с ними она выехала в Красноярск скорым поездом Москва- Владивосток, который тогда только что начал курсировать. В Красноярске уже формировали рейсовый караван Госпароходства в низовья Енисея. Им Е. И. Урванцена и добралась до Дудинки еще до нашего прибытия туда.

В Красноярске рабочие получили полный расчет в новых деньгах, причем часть их - разменным серебром, чем все были весьма довольны. У Беляева заработок, конечно, оказался меньше всех. Он пытался было что-. то получить с экспедиции за увечье, но медицинская комиссия нашла его вполне здоровым и отказала в необоснованных требованиях. Клемантович уехал к себе в Енисейск, Корешков - домой в Новосибирск, а я с Е. И. Урванцевой - в Ленинград, так как теперь переведен из штатов Томского отделения Геолкома в Ленинградское. Елизавета Ивановна собиралась поступать в Медицинский институт, чтобы закончить прерванное войной медицинское образование.

Доставленную в Ленинград норильскую руду разделили пополам: половину отдали в горно-металлургическую лабораторию Горного института для испытаний на технологические методы металлургической обработки, а вторую часть - в Институт методов механического обогащения руд (МЕХАНОБР) на предмет выяснения условий обогатимости норильских руд. Сам же принялся за обработку собранных в Норильске разведочных и геологических материалов, в то же время размышляя о дальнейшем плане работ в Норильске.

ИССЛЕДОВАНИЯ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

После наших прошлогодних работ по разведке рудных шлир северного мыса горы Рудной значение Норильска как новой в Советском Союзе базы медно-никелевых с благородными металлами руд значительно выросло. Нижняя шлира была вскрыта скважиной на глубине 20 м в 100 м к югу от штольни. Мощность рудного тела тут возросла до 12 м против 10 м в штольне. Это дает основание предполагать, что оно имеет скорее всего пластообразную форму и протянется по падению в глубь горы еще по меньшей мере на 100 м. Верхняя шлира на выходе 5 м мощности, вскрытая штольней на 7 м, по минеральному составу и структуре оказалась аналогичной нижней. Поэтому прогнозные запасы сплошных сульфидных руд теперь можно увеличить более чем вдвое по сравнению с подсчетом 1921 г.

Кроме того, рудоносный диабаз от северного мыса горы Рудной в виде крупного пластообразного тела тянется на юг более чем на 3 км до верховьев Угольного и Медвежьего ручьев, где уходит ниже дневной поверхности. Такое крупное изверженное тело, конечно, должно иметь рудные скопления и в других своих частях. Поиски следует вести главным образом бурением. Некоторую помощь при этом может оказать и геофизика, так как норильские сульфидные руды обладают магнитными свойствами. Исходя из этих соображений, я начал разрабатывать план дальнейших работ в Норильске, с тем чтобы доложить его Ученому совету. Однажды, когда я сидел и работал в своем кабинете в Геолкоме на Васильевском острове, ко мне вошел профессор Н. П. Асеев, заведовавший горно-металлургической лабораторией Горного института, положил на стол два брусочка - красный (медный) и белый (никелевый) - и торжественно сказал: «Вот вам первый норильский металл из привезенной вами руды». Было так приятно держать в руках эти два кусочка, в которые вложено немало труда. Хорошие результаты получил и МЕХАНОБР. Сплошные руды обогащения не требуют, из них методами флотации можно выделять халькопирит для плавки на медь и пентландит на никель. Вкрапленные руды, прежде чем пойти в плавку, потребуют обогащения.