Откуда взялся этот Клемент?

«Давай-давай. Бет, окунись в безумие».

— Эд Стюарт.

Я достаю из сумочки телефон и гуглю расписание «Радио 1» за 1975 год. Утренние программы и вправду числятся за Эдом Стюартом.

— Он все еще работает на радио? — интересуется Клемент.

— Боюсь, он уже умер.

— А «Пушок» Фримен?

— Умер.

— Джон Пил?

— Умер.

— Господи, — вздыхает он. — Вот тоска.

— Но кое-какие старые диджеи все еще работают. Например, Тони Блэкберн, Дэвид Хамилтон, Джонни Уокер…

— О, а как насчет Джимми Сэвила? — возбужденно перебивает Клемент. — Черт, какие классные воскресные передачи!

— Вы серьезно? Да бросьте, Клемент, про Сэвила знают во всем мире!

— Хм, получается, я не знаю. А что с ним?

— Он тоже умер. А если бы не умер, сидел бы в тюрьме.

— В тюрьме? За что?

Вспомнив о чае, я вытаскиваю из чашки пакетик и добавляю молока. Делаю глоток и усаживаюсь за стол напротив Клемента.

— Сэвил был педофилом.

— Что-что? Педофилом? Да ну, враки! — недоверчиво отзывается он.

— К сожалению, правда. Причем насильником он был весьма деятельным, как сейчас выясняется. Против него подана уйма заявлений, он совершал преступления на протяжении десятилетий.

— Ни хрена себе! Никогда бы не подумал!

Я чуть не давлюсь чаем.

— Правда, что ли? И он никогда не казался вам, хм… несколько «не таким»?

Клемент совершает ритуал поглаживания усов.

— Вообще-то, если подумать, он чересчур часто тискал детишек в своей передаче «Джим устроит».

— Во-во.

Наступает тишина, пока Клемент переваривает мое разоблачение.

— Знаешь, тогда такого было навалом, — в конце концов тихо произносит он.

— Какого «такого»?

— Развлечений грязных ублюдков с детьми.

— Да, и мы только начали об этом узнавать.

— Меня, блин, трясет от таких.

— Вы не одиноки.

— Помню, был у меня на районе один чувак, Томми Беспалый. Его поймали за фотографированием переодевающихся детей в бассейне. К несчастью для Томми, один из этих детишек оказался племянником главаря местной банды. Пацаненок взял да и сдал его.

— И что, Томми посадили?

— Потом-то да, но сначала его отвезли на склад и болторезом оттяпали большие пальцы.

— Боже мой. Ужас какой.

— Зато больше не снимал, без больших пальцев с фотоаппаратом никак.

— Да уж, цивилизованный подход.

— Может, и нет, но я водился с плохими парнями, и мы придерживались неписаных правил поведения: женщин и детей не трогать. Если за таким ловили, нарушители получали по полной.

Теперь моя очередь переваривать. Клемент рассказывает про свою мифическую жизнь весьма убедительно, ничего не скажешь. Должно быть, у него острый психоз.

Стоит ли потакать ему? Ведь ему надо лечиться.

Я чувствую себя ужасной эгоисткой, однако в данный момент его помощь важнее для меня, чем лечение его бреда. Успокою свою совесть потом, когда решу проблемы. Одной мне не справиться, а он, видимо, действительно горит желанием помочь. Да и потом, что еще остается?

— Ладно, рассказывайте свой план.

Клемент наконец-то опускает ноги на пол и потирает руки.

— Это довольно долгая история, пупсик. Почему бы нам не обговорить все в поезде, чтобы не терять понапрасну время?

— Клемент, если уж я жертвую дневной выручкой, то хотела бы узнать, ради чего.

— У тебя нет продавцов, что ли?

— Хм, нет. Но даже если бы я и нашла кого-нибудь постоять денек за прилавком, выручка все равно не окупит зарплаты.

— Получается, на книгах не заработаешь?

— После вхождения в моду электронных, нет.

— Каких-каких?

— Неважно. Послушайте, хоть суть-то можно изложить?

Он подается ко мне. Похоже, сейчас я услышу великую тайну. Клемент не обманывает моих ожиданий и возбужденно выпаливает:

— Мы будем искать потерянное золото!

Живое воплощение скепсиса, я откидываюсь на спинку стула.

— Прелесть какая. У меня пять дней, чтобы собрать двадцать штук, а вы предлагаете отправиться в Лондон на поиски сокровищ?

Моя реакция, похоже, искренне задевает Клемента.

— У тебя есть идеи получше? — бурчит он.

Ясное дело, нет.

— Идей нет, но хотелось бы чего-то более определенного.

Клемент закатывает глаза и откидывается на стуле.

— Ладно. Тогда завари еще чайку.

Я встаю и берусь за чайник, ругая себя за излишнюю услужливость, но, как и подобает знающей свое место женщине, безропотно завариваю Клементу чай и ставлю перед ним чашку.

— Так хорошо, милок? — кривляюсь я с акцентом кокни.

Клемент заглядывает в чашку и, явно не уловив моего сарказма, комментирует:

— Слабоват, но сойдет.

Затем с воодушевлением приступает к повествованию:

— История, значит, такая. Еще в 1971-м одни парни вломились в хранилище банка Ллойда на Бейкер-стрит. Прокопали туннель из подвала пустующего магазина через два дома и прорезали дыру в стальном полу хранилища. И прекрасным воскресным деньком опустошили содержимое сотен ячеек.

— Звучит захватывающе, но нам-то это как поможет?

— Как раз к этому и веду. Взломщиков было четверо, а поскольку какой-то идиот арендовал тот магазин на свое настоящее имя, его тут же приняли. После этого легавым оставалось только перетрясти всех его корешей. В итоге всех четверых поймали и посадили. Вот только добычу их так и не нашли, и двух стремщиков они не сдали. Оба остались на свободе.

— И? — нетерпеливо подгоняю я Клемента.

— До меня дошли слухи, что одним из этих стремщиков был парень по имени Гарри Коул. Еще говорили, будто с ним расплатились слитком чистого золота, изъятым из одной из взломанных ячеек.

— И вы хотите найти это золото?

— Именно, но это еще не все. Сам-то я этого Гарри не знал, но, похоже, типом он был нервным. После ареста всей банды ему первым делом нужно было спрятать свою долю — логично ведь?

— Наверное.

— К несчастью для бедолаги Гарри, сердечко у него пошаливало, и в один прекрасный день он возьми, да и брякнись замертво на улице. Должно быть, перенервничал из-за полиции. В конце концов легавые прознали о причастности Гарри и перевернули его хату вверх дном. Вот только золота так и не нашли.