Отмена рабства. Анти-Ахматова-2

* * *

Мы едем через ФРГ и Брюссель — это почему-то нельзя себе представить.

А. Ахматова. Т. 5. Стр. 321

Ее суждения о МЕСТАХ — как ее суждения о музыке, одни и те же обороты. Пустая многозначительность, не говорящая никому и ничего.

* * *

Доморощенная гофманиана. Италия — это сон.

«Впечатление от итальянской живописи было так огромно, что помню ее как во сне». (Летопись. Стр. 75.)

* * *

Юля Живова приносит известие, что А.А. разрешена поездка в Италию. Там ей присудили какую-то премию и идет что-то вроде фестиваля поэзии. До этого все время отказывали. <…> А.А. узнает это впервые вот тут. Она заметно <…> оживляется и просит, чтобы проверили. Звонят Маргарите Алигер, и та подтверждает (у нее дочь Маша служит в иностранной комиссии ССП). После и, видимо, вследствие этого сообщения в Москве написано четверостишие, которым год спустя намечалось открыть <…> цикл «В пути», назвав его «Предпуть»:

Светает. Это Страшный Суд. [Здесь]И встречи горестней разлуки. [И]Там мертвой славе отдадут Меня твои живые руки

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 220–221

И путь, и предпуть, и Страшный Суд, и горести — все это заграничная поездка. А уж премия на чем-то вроде фестиваля поэзии — это уже мировая слава.

Кто организовал мировую славу — ей доподлинно известно, так же, как и то, какие у НЕГО руки. Время идет.

…В блокноте появляется набросок собственных стихов:

Но кто подумать мог, что шестьдесят четвертый На самом донышке припас такое мне

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 662

О предпутье писать, конечно, только гекзаметрами…

* * *

На обратном пути в Риме она была на площади св. Петра к часу еженедельного благословения, которое Папа дает с балкона Ватикана. Этой церемонией А.А. была растрогана до слез.

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 231

* * *

1 дек<абря> на Белорусском вокзале. Толпа провожающих. Полное безобразье на самом вокзале. Это уж как всегда, просим извинить. Ночью Минск. Невообразимые вьюги, метели. От них похолодело сердце. (Т. 6. Стр. 319.)

* * *

Она рассказала, как ночью ехала в поезде и кто-то сказал, что недалеко Венеция. Стояла у окна. Хмурый, туманный рассвет. Горбатый, покосившийся мост (не дощатый ли? — дощатый?) Фонари. Цепочка фонарей словно проводы на кладбище. Подумала: о такой Венеции еще никто не писал.

Р. Орлова. Л. Копелев. Мы жили в Москве. Стр. 287

Бродский пожил в Ленинграде. После этого можно жить уже где угодно. Ленинград прививает большую внимательность к месту. Ему, во всяком случае, привил. Мосты в Италии по преимуществу каменные — могут, конечно, покоситься, как небезызвестное пизанское строение. С мостами чаще случаются другие казусы. Но Ахматова, как известно, деревянное с каменным путает. Бродский патентует добычу своей, как он выражается, сетчатки. Анне Андреевне важно то, что уже можно продать, — НАПИСАНО или нет? Она не написала сама, но с ревностью оглядывается: ведь никто же другой не смог? Хотя если поставить вопрос так, как в ее случае, собственно, нужно — видел ли кто-нибудь до нее ТАКУЮ Венецию (это была не Венеция) — то можно ее сразу огорчить. Миллионы туристов видят ее ежегодно в туманах и дымках, в предрассветной полумгле и в самых малохоженых закоулках. Это специальное мероприятие, провести которое настоятельно советуют все туристические путеводители. Пишут (во множестве) — конечно, по-разному. Анна Андреевна, во всяком случае, не будет. (Вот узнала же, что Стравинский написал книгу о Петербурге «в звуках и запахах» — и все, сказала как отрезала — все уже описано, и она не будет ПОВТОРЯТЬ кого-то.) Черновик письма А.А. итальянскому издателю («Синьору X») <…> Описать же для вашего изд<ания> мое путешествие по Италии (1912), к моему великому сожалению, не позволяет мне состояние моего здоровья. (Летопись. Стр. 579.)

* * *

«мне Рим не понравился. Он все время за вами гонится.»

Р. Орлова. Л. Копелев. Мы жили в Москве. Стр. 287

* * *

Запись Д. Самойлова: «Лондон очаровательно провинциален. Париж холодно красив». (Летопись. Стр. 688.) С такой восприимчивостью и таким свежим взглядом ей не предложило бы сотрудничество ни одно туристическое издание.

* * *

Воспоминания К. Риччо: <…> Мы гуляли по вечному городу, но Анна Андреевна мало что в нем успела посмотреть. Она видела кафе «Греко», «Моисея» Микеланджело, была на площади Св. Петра во время папского благословения и была этим так потрясена, что в собор даже не вошла. (Летопись. Стр. 661.)

* * *

«Cafe» Греко. Автограф Гоголя. <…> Старомодно и очаровательно. (А. Ахматова. Т. 6. Стр. 319.) Удивительно, что она имела в виду, называя римское кафе — впрочем, действительно открытое в восемнадцатом веке и одно из самых старых в мире — старомодным. Конечно, новомодные и ультрасовременные могли так ей поднадоесть в советском городе Ленинграде, что нечто старомодное вызывает уже и умиленное недоумение. Но не слишком ли строг ее вкус? Если же она в своей записной книжке щебечет, как туристка в самолете, для которой и римское кафе, и египетская пирамида, и безрукая статуя — все трачено молью, то тогда, со скидкой на приблизительность и незначимость слова, идея становится понятной.

D'e mod'e, вроде Марины Цветаевой.

* * *

1 декабря 1964 года. А.А. с И. Н. Пуниной выехала поездом в Италию.

Летопись. Стр. 660

31 мая 1965 года. А.А. в сопровождении А. Г. Каминской выехала поездом из Москвы в Англию. (Летопись. Стр. 682.) Сколько раз можно доехать до места заключения Льва Николаевича, когда ему в тюрьме (10 лет назад) разрешили свидание (только с матерью) — но маму поднимать ради двух дней нельзя. Очень слабое здоровье.

1965 год. 26 октября. Меня опять зовут в Париж. А что там делать?

Записные книжки. Стр. 681

27 октября. Завтра выяснится про Париж. Я бы в крайнем случае — полетела. (Записные книжки. Стр. 681.) На мероприятие, на которое не слишком заблаговременно (чтобы почтенная особа могла с большим для себя комфортом — и безопасностью для здоровья в преклонных годах — доехать на поезде) позвали.