Отмороженный

– Да эти, торговцы, надоели не знаю как… – махнул рукой Холин. – Прорвались сегодня на премьеру, нагло себя вели, обзывали исполнителя главной роли каким-то акбаром. При аресте оказали сопротивление.

– У меня здесь не гауптвахта, – сказал Павел. – В караульном нельзя находиться задержанным. Вам это известно? Тем более что эти люди не военнослужащие.

– Ну хоть до прихода милиции, – взмолился Холин. – Ну на время, а?

– Значит, музыку любите? – спросил Павел горцев, прислушивающихся к разговору.

– Любим, слушай, такая опера, где ее услыхать, да? У вас в городе можно послушать настоящую музыку, а? А как девочка там поет, как танцует, ай, жалко не видел! В карауле сидишь, да? Нельзя посмотреть совсем? – горячо говорил тот самый Руслан, «ангел-хранитель» Сережи Горюнова.

И тут же в караульное помещение прибегает та самая «девочка» в платье Кармен и на глазах потрясенных от неожиданности задержанных бросается на шею молодому лейтенанту.

– Пашенька, родненький, какой успех, если б ты знал! У меня в Москве не будет ничего подобного.

Павел не знает, как себя вести. Это видят солдаты. Его помещение начальника караула забито посторонними.

А тут, как назло, оживают ее небритые поклонники и откуда-то прямо из воздуха возникает бутылка коньяка.

– Вай, какой успех, слушай! Обмыть надо, да?

Холин, воспользовавшись сумятицей, мигнул своим дежурным и исчез из караульного помещения.

Павел тем временем взял бутылку за горлышко и выбросил ее в окно. Все затихли, услышав звон разбитого стекла.

– Вы где находитесь? – грозно спросил Павел. – Вы что себе позволяете?

В ответ – тишина.

– Павлик, ну простил бы ты их… – негромко сказала мужу Алла, ласково глядя ему в глаза. – Все-таки первые мои поклонники…

Павел, по-прежнему хмурясь, огляделся. Где этот Холин? Сбежал и бросил этих кавказцев на него.

– Харламов! – позвал лейтенант Тягунов своего разводящего. – Выведи их из караульного помещения, доведи до ворот, и чтоб я их больше не видел! Поклонники…

– Ой спасибо, дорогой! – прижал руки к груди Руслан. – Век тебя не забудем.

Павел дождался, пока их увели.

– Так, может, тебе лучше остаться? – спросил он жену. – Раз такой успех. И такие поклонники… – Он кивнул на дверь. – В Москву я могу один лететь.

Она опустилась на топчан. Посмотрела на себя в зеркальце.

– Фу, как я устала… Отделаться от меня хочешь, Павел Геннадьевич? Нет уж! Не дождешься. Куда ты, туда и я. Ты мне что обещал, когда руку просил?

– Именно обещал, – усмехнулся он, притянув ее к себе. – Но не просил.

– Можно я у тебя здесь останусь? – жалобно спросила она, посмотрев ему в глаза. – Ну пожалуйста! Только сегодня. Никто не узнает.

– Но я-то знаю, – говорит он, отрицательно качая головой.

– Да плевать, кто что скажет! Завтра нас здесь не будет. И все про нас забудут. Я знаю, что не положено. Знаю, что ты у меня такой дисциплинированный… Но один-то раз! И не за себя прошу. Вернее, не только за себя. За тебя – тоже.

Павел резко поднялся, открыл дверь, отчего от нее отскочили все, кто в этот час бодрствовал.

– Так. Почему не на месте? – спросил Павел. – Смолянин! Ну-ка почитай своей смене устав караульной службы.

Хлопнул дверью, мрачно посмотрел на жену.

– Опять? Опять во что-то вляпалась? Опять твои прибамбасы?

– Ну пожалуйста! Я на полу лягу, не буду тебе мешать.

Кажется, он что-то понял. Мотнул недовольно головой.

– Ляжешь здесь! – указал он на топчан. – А я – на полу. И чтоб тебя до утра не было ни слышно ни видно. Понятно?

Алла кивнула, с трепетом глядя на грозного мужа. Потом улыбнулась и обвила руками его шею. Это он с виду такой крутой. Потом оттает. Вздохнула: мол, что с тобой поделаешь, если не можешь себе позволить любить жену, выполняя боевую задачу. И стала укладываться. Павел внимательно смотрел на Аллу. Что-то здесь не так. Прибежала, как будто за ней гнались. Даже не переоделась. А утром – выезжать. Чемоданы собраны, но чем спать здесь, в караулке, в этом спертом воздухе, слушая храп, доносящийся из-за стены, не лучше ли было остаться дома?

Но спрашивать не стал. То ли боялся услышать объяснения, вернее, то, как она их ищет, то ли не желал узнать истинную причину. Вообще, вся эта возня с курсами при Минобороны казалась ему сомнительной. Что за спешка? Считается, будто у него лучшее подразделение полка. Наверное, так и есть. Но и другие неплохие офицеры, давно служащие, более опытные… Правда, никто не опротестовывал его направление. Он был лучшим по стрельбе, кроссу, тактике. Лучшую стрельбу показал его взвод, считавшийся самым управляемым. И все равно – что-то не так. Но не ясно, почему это надо связывать со странным поведением жены. До сих пор он безгранично ей доверял. Но в последнее время что-то произошло.

Но если действительно что-то произошло, лучше об этом не знать. Завтра они перевернут эту страницу. Он принял решение и почувствовал себя способным на большее. Он все-таки это заслужил. Самопроверка закончилась. Пора переходить к новому этапу карьеры.

Он накрыл жену своей шинелью. Она улыбнулась ему, не открывая глаз.

– А ты почему не ложишься? – спросила.

– Мне еще надо проверить посты, – тихо сказал он и поцеловал ее в губы. – Моя Кармен, – наконец улыбнулся и он.

– Мой Эскамильо, – улыбнулась она в ответ. – А может, Хосе…

Он вышел, закрыв за собой дверь. Она лежала какое-то время тихо, потом вдруг стала плакать. Сама не понимала, что с ней происходит. Но внезапно стало жалко всех. И себя в первую очередь. И даже немного бедного Сережу Горюнова. Ждет ее, верит ей… Он влюблен по-настоящему, но живет в нем какая-то тревога, что-то его сковывает и заставляет постоянно оглядываться. Эти чеченцы, например… Чего они к нему пристали? Она завтра уедет с любимым мужем в Москву, все будет позади, а у обманутого Сережи будет еще один шрам на изболевшемся сердце, который будет долго саднить. Она ему напишет из столицы – вот что она сделает. Она постарается смягчить удар. Но это все потом, после… Главное, что они уезжают. Поиграли в романтику – и будет.

И с тем, успокоившись, она уснула.

Сережа Горюнов не спал всю ночь. Лежал не сомкнув глаз. Прислушивался в темноте. За стенами его пристройки текла обычная ночная жизнь полка. Шаги часовых, негромкий их разговор, шелест флагов под порывами сырого ветра.

Да! Чуть не забыл. Он же поспорил с офицерами, теми, кто ждал, не мог дождаться, когда это гордячка Тягунова придет ночью к писарю, как ходили к нему их жены, когда речь заходила о присвоении очередного звания или новом холодильнике. Приходили все, и всех это устраивало. И даже примиряло. Но вот появилась новенькая, самая привлекательная. И самая недотрога. Чего жеманиться-то? Чем ты лучше наших женщин? Но она упорно не шла, и это, как ни странно, заставляло их ненавидеть писаря. И эту парочку из столицы. Они, видите ли, выше этого. Им ничего не надо. Они не как все. А нам, значит, прикажете чувствовать себя серой скотинкой? Мы – дешевки? Вот почему Сереже пришлось открыть кое-кому, что именно сегодня он ожидает заветного визита одной прекрасной дамы. Пусть успокоятся. Тягуновым улетать в Москву, а ему, Сереже, здесь оставаться… Он не сомневался, что при случае ему это припомнят, если она не придет. Его власть будет подорвана.