Отмороженный
Шрифт:
Он сказал это трем офицерам, которые особенно настойчиво и все более грубо, с издевкой, спрашивали: когда же? Когда будет подавлен этот последний очаг сопротивления? Они были пьяны, настойчивы, они начинали вспоминать об утраченной субординации.
И он сказал им: это произойдет в последнюю ночь перед отлетом четы Тягуновых на курсы. Среди них, кстати, был и капитан Холин. Тоже обиженный…
Холин и предложил поспорить на интерес. Хотя они не могли не признать: все сходилось. Во-первых, Паша Тягунов, которого им начальство постоянно ставит в пример, действительно
Поспорили на всю получку. Но не в получке дело. Пошатнется авторитет, вот чего он, Горюнов, больше всего сейчас боялся.
Но не побежит же он ее искать? Устраивать скандал, чего-то требовать? Он будет ждать хоть всю ночь. И вместе с ним – спорщики, которые, он не сомневался, заставили Холина наблюдать за происходящим. За тем – придет Тягунова к писарю этой ночью или не придет.
Она не пришла.
Утром Сережа все-таки ненадолго заснул. Проснулся поздно, услыхав знакомый шум мотора «газика» «бати». Он быстро оделся и вышел на плац. Там все то же. Кто-то марширует под марш из «Аиды», кто-то чистит асфальт.
А у дверей штаба небольшая группа офицеров и их жен. Прощаются с Тягуновыми. Солдаты загружают чемоданы в «газик», пока Павел обнимается с Иваном Прохоровым, а их жены обмениваются адресами.
Осенний ветер рвет со стены афишу с самодельным изображением Хосе, пронизывающего огромным кинжалом Кармен.
Почувствовав взгляд, Алла обернулась, неопределенно пожала плечами, жалко улыбнулась. Мол, вот как все получилось… Потом нахмурилась, оставшись недовольна собой. И у всех на глазах подошла к Сереже. Она все увидела на его лице: как он ее ждал. И как подавлен ее обманом. Но – молчит.
– Спасибо за все. – Она протянула ему руку.
Протянутая рука повисла в воздухе. И это увидели, а, увидев, переглянулись давешние спорщики. Что им до зарплаты какого-то прапорщика!
Куда большее моральное удовлетворение им дал проигрыш заключенного пари.
Алла смотрела на Сережу и ничего ни видела вокруг. Вот кто, быть может, любит ее по-настоящему. Вон как переживает.
Он невесело усмехнулся. Знала бы она, в чем тут дело. Но пусть лучше остается в неведении.
– Не сердись… – Она порывисто обняла его и поцеловала.
Он пожал плечами. Это поцелуй сестры, товарища по работе. И не больше того. Тем более под пристальным взглядом супруга.
– Все нормально, – сказал он, глядя ей в глаза. – Все будет нормально, – поправился он.
Она сомкнула брови, чтобы понять им сказанное. Странный тон. Она представляла их прощание по-другому. Но он сказал именно так, будто все еще можно исправить. Как будто он не особенно сожалеет.
Потом она вспомнила это странное, спокойное выражение его лица. Как если бы он сменил маску, обозначавшую подавленность.
Она вернулась к машине, еще раз оглянувшись. Он смотрел ей вслед.
Пока ехали в аэропорт, она прижимала к себе сумку с документами, словно не веря себе, что наконец они вырвались. И время от времени
оборачивалась.– Хватит оглядываться! – не выдержал наконец Павел. – Теперь не догонят.
Она искоса посмотрела на него. Узнает ли он когда-нибудь, чего ей это стоило? Лучше сказать сразу.
– Ты хоть догадываешься, чего мне это стоило?
– Представляю… Я там служил. И знаю, кто чем и как заправлял.
– Можешь не беспокоиться, – надулась она. – Твоя честь не пострадала…
И тут же встретилась взглядом с водителем, безусым сержантом. Тоже что-то знает. И потому прислушивается.
Какое– то время она сидела надувшись, потом стала поглядывать на его окаменевшее лицо. Нет, так долго молчать, изображать обиду она не может. И взяла его под руку, положила голову на его плечо.
– Сама себе не верю, что оттуда вырвались! Теперь никто не скажет, будто ты отсиживался за папиной спиной. Тебя послали на курсы как лучшего офицера! Что молчишь?
Он пожал плечами. А что сказать? Тем более что водитель почти перестал следить за дорогой, все прислушивался. Будет что рассказать, когда вернется. А для нее он будто не существует.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала она, закрывая глаза. – Думай что хочешь. Я лучше посплю. Совсем не выспалась. Ну и духота у вас там, в карауле…
Он бережно обнял жену за плечи.
Забыл сказать: после последнего убийства, которое тоже повесили на меня, по Москве уже неделю проводили операцию «Трал».
Искали этого небывалого убийцу. Частым гребнем прочищали вокзалы, общежития, притоны, казино, рестораны. Муровцы Грязнова работали круглые сутки. Этих бедных помощников силовых и иных министров теперь окружали телохранителями в штатском, как если бы это были сами министры. Глупее не придумаешь, я так и сказал Косте. Наоборот, судя по концентрации агентов в штатском, наш киллер сможет понять, что он верно определил свою цель. Смогут ли они уберечь хоть кого, будь то сам Президент, от снайперского выстрела в голову с крыши с расстояния триста метров? Они-то не смогут, а этот сможет.
Костя отмахнулся. Его эта операция не колышет. Следствие не терпит шумихи. Это инициатива министра внутренних дел. Властный министр как бы отчитывается перед Президентом и премьером: меры приняты. Делаем все что можем в борьбе с преступностью, захлестнувшей Россию.
Это я говорю к тому, что люди пашут, а я в это время раскатываю в новеньком «мерседесе» с валютной проституткой.
Мы едем с ней на премьеру в оперный театр. Все остальное – дом, семья, обязанности – побоку. По крайней мере, на сегодня.
Светлана сидит за рулем, я сижу сзади, почти невидим со стороны, но когда машину останавливают и присвистывают, заглядывая в салон, молодые парни в милицейской форме, приходится предъявлять свое удостоверение.
Они снова присвистывают, уже по-другому, козыряют, чего я терпеть не могу, и отпускают. Вот так, с остановками и пробками, мы чуть не опоздали к началу. Впрочем, не мы одни.
– Познакомлю вас потом, – сказала Светлана озабоченно. – В перерыве. Проведу вас к ней, меня там знают.