Отмороженный
Шрифт:
И вот педаль отпустили, последний чеченец, привязавший избитого русского, выскочил на ходу из кабины.
Разгоняясь, автобус катится под уклон. Все быстрее и быстрее. К пропасти. Извернувшись, Павел нащупал кончики узла. Завязали наспех, уверенные, что русскому не освободиться. Веревка сброшена… Но Павел остался сидеть прямо, поскольку понимал, что за ним наблюдают издали. Автобус съехал, двигаясь по прямой, с дороги. Пусть.
Ему бы доехать до скалы. Наверное, смотрят вслед, привстав на цыпочки. Все-таки скала загораживает. И потому, бросив приунывших пассажиров, снова набили битком
В последний момент Павел успел вывернуть руль и повернуть автобус за скалу. Он стоит, держа ногу на тормозе, задом к дороге. Он ждет. И вот появляется бандитский «жигуль». Они смотрят не туда, смотрят вниз, куда должен был покатиться проклятый русский.
И не видят, как сбоку бесшумно наезжает на них катящийся к пропасти автобус, притаившийся за скалой, как в засаде.
Павел успел затормозить на самом краю. Кто-то успел выскочить, но тут же очутился под колесами надвигающейся махины. Один перед тем, как быть раздавленным, успел выстрелить снизу.
Кувыркаясь, «жигуленок» падал вниз с раскрытыми дверями, откуда вываливались человеческие тела. Павел туда не смотрел. Он только завел мотор. «Икарус» вздрогнул, затрясся, как от пережитого ужаса, и двинулся назад от бездны. Оглядываясь и выворачивая руль, Павел развернулся и поехал назад. К ожидающим развязки пассажирам.
Для них он вернулся с того света. Они смотрели на него с ужасом. Вылезая из кабины, Павел ощутил, наконец, боль в избитом теле и липкое тепло крови, сочившейся из ран.
– Садитесь… – сказал он еле слышно.
Они стояли, глядя на него, не знали, что и думать.
Тогда он наклонился к мертвому шоферу и поднял его тело, стараясь внести в автобус. Несколько старух подбежали и помогли. Мальчишки и женщины продолжали стоять на месте.
Они боялись. Старухи, переговорив по-своему, сели в автобус.
– Где они? – спросила одна из них.
– В преисподней, – сказал Павел, чувствуя, что слабеет от потери крови.
Мотор продолжал работать на холостом ходу. Он включил сцепление. Автобус дернулся и медленно поехал к той скале, откуда только что вернулся.
…В это самое время другой, точно такой же «Икарус» ехал в аэропорт. Среди пассажиров находились его жена и бывший писарь, ныне уволившийся в запас Сергей Горюнов. Он был в гражданской одежде, которая явно была ему к лицу. Сморенная духотой Алла спала рядом, положив голову на его плечо. Сережа сидел, боясь пошевелиться, чувствуя тяжесть сумки со всякой всячиной, включая тюбик с шампунем, на своих коленях.
В аэропорту он передал ей сумку, и она прошла в дамскую комнату переодеться и привести себя в порядок.
Когда она вышла, он не узнал ее. Настолько она преобразилась. А всего-то изменила прическу, грим, а также надела на свою прекрасную шею бриллиантовое колье.
Она шла сияющая и улыбалась – не то звезда кино, не то топ-модель, и все смотрели на нее, а проходившие навстречу оглядывались.
Сережа старался держаться незаметным и постоянно озирался. Благодаря гражданскому костюму ему удалось выбраться незамеченным из части. Чеченцы, торговавшие в своих киосках и палатках, отвлеклись, увидев Аллу.
Да они вообще больше уже были заняты торговлей, чем слежкой за Горюновым.Точно так же никто и сейчас не смотрел в его сторону. Все видели только ее. Она приветливо улыбнулась контролеру у стойки. Тот смутился. Такие женщины ему еще не улыбались. Он бегло осмотрел ее паспорт и билет. Все нормально.
Кажется, можно идти дальше.
Но старший контролер не расслышал ее фамилию.
– Пугачева Алла? – он подошел ближе.
– Нет, что вы! – приветливо улыбнулась она ему.
– Хотел взять автограф, – смущенно признался тот.
– Я тоже могу дать! – сказала она, улыбаясь еще дружелюбней. И расписалась на каком-то бланке, который тот ей предложил.
В Москве на стоянке такси к ним подъехала частная машина. Сидевший за рулем черноусый, смуглый шофер чем-то не понравился Сереже. Он придержал Аллу за локоть.
Она удивленно посмотрела на него. Только что собирались расстаться, она уже хотела снять колье…
– Слушай, неужели так и разойдемся? – спросил он, когда в машину сели другие. – Может, отметим успешное окончание операции?
Алла отдала честь, приложив одну руку к голове, другую к виску.
– Слушаюсь, сэр!
И снова попыталась снять драгоценное колье. Но он ее удержал:
– Пусть пока побудет на тебе. Очень уж идет.
Алла пожала плечами, хмыкнула, внимательно посмотрев на него.
– Хочешь подарить? Я такие подарки не принимаю. Но домой я могу пока заехать? Хочу полежать в ванне, долго-долго. За столько лет я имею право? А то все душ и душ…
И продолжала разглядывать его не без лукавства. Сережа здесь, в Москве, явно не в своей тарелке. Нет той харизмы, вальяжности, которая выделяла его в полку. Но это временное, она ничуть не сомневалась. А как смотрит на нее! Чуть жалобно и очень восторженно. Нет прежнего мальчишеского желания понравиться, пустить пыль в глаза. Только робость и обожание.
Вечером они встретились в ресторане.
– Продал? – спросила она, усаживаясь за столик.
Он молча достал колье и надел ей на шею.
– Еще нет, – сказал он, оглядываясь.
Ему все еще не по себе. Вокруг – сплошь жгучие брюнеты. Иди знай какой национальности. Есть и небритые. И все в открытую смотрят на Аллу. Он трактует эти взгляды по-своему. И потому нервничает, жалея, что достал колье, много курит, чего она прежде за ним не замечала. И даже попытался сострить.
– Официантка не спешит, – сказал негромко, – понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда…
Алла прыснула, потом загадочно улыбнулась.
– Ну почему так мрачно? В одном городе мы все-таки. К тому же я теперь свободная женщина.
В это время приглушили свет, заиграл оркестр и к Алле с разных сторон бросились, отталкивая друг друга, все те же знойные брюнеты. Разумеется, приглашать на танец. Но Сережа растолковал это по-своему. Вскочил, заслонил ее собой и первому же раскрывшему рот: «Пазволте пригласить вашу даму»… – дал в зубы.
Началась свалка. Алла приняла в ней самое непосредственное участие, умело орудуя снятой туфлей с длинным каблучком, и это в конце концов заставило отступить соискателей ее дивной талии.