Отмщённый

— Это твое.

Катя заглянула внутрь и остолбенела. Хлопнула глазами, подумала и высыпала содержимое пакета на пол. Долларовые пачки в банковской упаковке гармонично сочетались с аналогичными пачками евро, и даже стопки пятитысячных рублевых купюр благолепие не портили, а, скорее, дополняли. Наступила «роковая» минута тишины.

— Это что? — жалобно протянула девушка и недоверчиво уставилась на «дарителя». — Со вкусом, не спорю, но все же…

— Это твое, — повторил Павел. — Я забыл тебе сказать, что милейший Дмитрий Аверьянович Глотов пожертвовал эту сумму на нашу с тобой благотворительность. Деньги грязные, то есть ничьи. Даже с полковничьей зарплатой нужно постараться, чтобы это заработать. Забирай. Здесь навскидку тысяч сорок, пятьдесят, я не пересчитывал. Не рублей, разумеется. Рассчитаешься с банком, останется на нормальную жизнь. И чего мы так смотрим? Это не шутка. Деньги настоящие. Могу дарственную написать. Но тогда тебе налог придется заплатить.

— Подожди… какая чушь, я не могу… — Катя задрожала.

— Можешь, Катя. Я должен искупить свою вину перед тобой. Ты вон падала, вязку на кофточке потянула — новую придется покупать, носик испачкала, и вообще вся жизнь твоя сегодня вздрогнула…

Она заплакала. Закопалась личиком в ладошки и несколько минут дрожала. Потом посмотрела на него, хлюпнула носом.

— А ты? Это ведь твои деньги.

— Меня финансы мало интересуют, — признался Павел. — Разве только в качестве поддержки штанов. Если не возражаешь, возьму тысячи две или три на текущие расходы.

— Возьми, — она улыбнулась сквозь слезы.

И снова они молчали, таращились друг на друга. Они не шевелились, хотя, наверное, каждый из них почувствовал желание подняться и что-то сделать.

— Уфф… — Катя первая выбралась из оторопи. — Не сказать, что я такая уж запойная алкоголичка, но в бардачке машины есть еще одна бутылка коньяка.

Новость стоила того, чтобы хорошенько и всесторонне ее осмыслить. Павел погрузился в задумчивость.

— Я не сбегу, — на всякий случай предупредила Катя. — Даже с деньгами не сбегу. Здесь десять метров.

— Десять, говоришь… — Павел взъерошил жесткие волосы. — С одной стороны, не стоит, я бы не советовал тебе больше пить…

— Как хорошо, что у любого вопроса имеется вторая сторона, — умилилась Катя. — Так я пошла? Где-то тут были ключи…

Он страшно волновался за нее. Во-первых, он не был уверен, что она не сбежит (женские мозги — потемки), а во-вторых… Даже с бутылкой не разобраться, почему он так за нее переживал. Катя ушла, а он припал к шторке, сделал дырочку, наблюдал за палисадником с бьющимся сердцем. Вот она возникла в фокусе, спрыгнув с крыльца — в рваных калошах, надетых на «босы» колготки, в испачканной кофточке, с распущенными волосами. Она споткнулась — ну, как же без этого! — и сердце екнуло. Короткий элемент из украинского гопака — и не упала. Зато обронила ключи от машины! Действительно, не женщина, а катастрофа. Пока нашла, обожглась о крапиву, пока вернулась обратно на тропу — он весь издергался… Она шла к калитке, будто пьяная — качаясь и волоча ноги. Так хотелось подставить ей плечо и приобнять за талию. Там было не десять метров, а все двадцать! И каждый метр, как ножом по сердцу. Это было что-то новенькое в практике беглого заключенного. Он должен был всесторонне осмыслить свои ощущения и чувства. Это было приятно, но так некстати… Катя преодолела «демаркационную линию» в виде раздолбанной калитки. Забралась в машину, отставив симпатичную попку, и появилось тревожное чувство, что машина сейчас поедет. Но все закончилось благополучно, она вновь пересекла опасный участок, прижимая к груди бутылку, всего лишь пару раз споткнулась. Хлопнула дверь, Павел отпрянул от окна. Когда она вошла, покачиваясь, он сидел у стены, как будто и не вставал, и отрешенно созерцал дальнюю стену.

— Я себя чувствую какой-то пьяной, — призналась Катя, падая на софу. — Хотя не должна… — И в панике, с ужасом уставилась на пачки банковских билетов, которые продолжали валяться на полу.

— Собери и спрячь, — сказал Павел. — Только не в сумочку.

— А куда? — удивилась она. — Убери обратно в свой школьный рюкзак. У тебя они будут целее.

С этим тезисом можно было поспорить, но резон в словах девушки имелся. Он сложил все блага мира в грязный пакет и отнес обратно в подвал. Когда он вернулся, Катя извлекала из пакета продукты. Вдруг он встал как вкопанный. Сработал тонкий нерв, ответственный за чутье. И сразу зачесалось, заныло все тело. Голова обрела предельную ясность, все чувства обратились в слух. Она заметила, что с парнем происходят метаморфозы, насторожилась:

— Что-то не так?

— Подожди, — он приложил палец к губам. — Что-то не так, — еще и пошутил.

Он на цыпочках подбежал к окну — единственному экрану в проклятый внешний мир, привычно отогнул занавеску. И вдруг отпрянул, словно ужаленный.

— Эхо увидел? — нескладно пошутила Катя.

— Атас, девушка… — гулко прошипел он. — Как говорят в приличном обществе, мусора хазу запулили… Не бойся, — опомнился он, видя, каким ужасом наполняются ее глаза. — Пока не почикали, но уже идут на шмон. К калитке подходят. В общем, так, Катюша. — Он засуетился, стал осматриваться, не осталось ли компромата. Попятился к открытому люку. — Импровизируй, прикинься пьяной — дескать, спала, ничего не знаю. Можешь сдать меня, дело хозяйское, получишь благодарность от правоохранительных органов…

— Я не сдам тебя, — прошептала она. — Можешь не переживать…

— Но будет, скорее всего, не благодарность, а пуля. Глотов и Плакун не будут церемониться с теми, кто со мной общался. И деньги в этом случае придется вернуть.

— Тогда точно не сдам. — Она нервно засмеялась.

Он уже нырял в погреб. Но прежде чем нырнуть, не удержался, оглянулся. Растерянная женщина, оставшаяся наедине с неведомым, металась между дверью и столом. Схватила зачем-то сумочку, поставила обратно. Стала яростно растирать глаза. Схватила бутылку коньяка, открутила горлышко, жадно присосалась, запрокинув голову. «Страсти-то какие, боже мой», — подумал Павел и полез в дыру.

Секунд через тридцать дверь затряслась от стука. С грохотом упала табуретка, прозвучал душераздирающий стон. «Кто-о?» — надрывно взмолилась женщина, и, возможно, лишь благодаря этой мольбе незваные гости воздержались от выбивания двери. Но бились в нее так, что она тряслась и взлетала в петлях.

— Господи, ну, что такое?… — Дверь со скрипом отворилась, и взорам почерневших от усталости и малопродуктивной работы специалистов предстала малосимпатичная взъерошенная женщина. Воспаленные глаза недоуменно блуждали, на голове царил полный сеновал. Кофточка набекрень, ноги босые. Она неудержимо икала, от «прекрасной» дамы исходил острый запах алкоголя. Блуждающие глаза с трудом сконцентрировались в кучку. Спецназовцы не стали расшаркиваться, оттеснили женщину и ворвались в дом. Кто-то грубо швырнул ее на софу — она протяжно икнула и что-то пьяно пробубнила. Без объяснения причин бойцы обшарили комнаты, заглянули на чердак, сунулись в подпол — не став на этот раз долбиться в загородки. Убедившись, что искомый субъект отсутствует и здесь, столпились с мрачным видом в горнице и уставились на хозяйку дома.

— Я п-протестую… — с усилием выдавила дама. — Э-это мой д-дом…

Старший группы брезгливо покосился на ополовиненную бутылку коньяка, на кружку, обросшую накипью. Досадливо качнул головой, сунул руку в женскую сумочку и без долгих поисков выудил оттуда паспорт. «Потрясающе, — подумала Катя. — Я бы искала эту штуку битых полчаса». Старший группы открыл документ, сличил оригинал с фото.

— Одинокова Екатерина Андреевна?

— Не п-похожа? — пробормотала Катя. Махнула рукой и захихикала. — Хотя, да, наверное, не п-похожа… П-послушайте, мужчины, все это, к-конечно, мило, м-мне т-так не хватало м-мужской компании…

— Проводятся поиски опасного рецидивиста, гражданка, — строго сказал офицер. — Вы не видели никого подозрительного?

— Н-нет… — удивленно протянула Катя. И задумалась — что выглядело очень потешно. — Я в-впервые сегодня п-приехала в свое з-загородное п-поместье, тут в д-деревне все т-такие подозрительные… А к-какие они — опасные р-рецидивисты?

— Сломалась девка, — усмехнулся кто-то из подчиненных. — Прикатила из города в гадюшник и нажралась. А так вроде приличная, не бичевка.

— А? Чего? — Катя завертела головой.

— Наши люди здесь были несколько часов назад, — старший пристально всматривался женщине в глаза. — В доме никого не оказалось, хотя машина стояла. Где вы были?

— Ой, а я не п-помню… — растерялась женщина и стала яростно чесать растрепанные волосы. — А, нет, п-помню, на п-пруд ходила… Т-там, — махнула она рукой. — Ч-через огород…

Она лопотала какие-то небылицы — о том, что хотела пройтись по деревне, но ее испугали парни с автоматами — они бежали по улице, она испугалась, спряталась за колодцем. А на пруду так хорошо, камыш шумит, и пацан совершенно без труда вынул рыбку из пруда. А потом ее опять напугала большая машина — в общем, «графиня испуганным лицом бежала от пруда»… Не обращайте внимания, мужчины, она сегодня в стельку назюзюкалась, смена обстановки, кислород, и вообще, у нее большая личная драма, которой так хочется с кем-нибудь поделиться! Не хотят ли мужчины присесть и немного выпить? Нормальный, между прочим, коньяк — ну, ладно, ладно, пусть не самых дорогих французских сортов… Ах, мужчинам недосуг? Они ищут опасного рецидивиста, который скрывается в этой деревне… Подождите, кажется, до нее доходит… Это не опасно?