Отныне и вовек

– Давай туда. Я ни разу там не был.

Старк хихикнул.

– Не выйдет. Уже закрыто. Они в одиннадцать закрываются. – Внезапно до него дошло, и он с изумлением уставился на Пруита. – Что? Ни разу не был?

– Никогда в жизни.

– Такая белая вывеска, и красным написано. А внизу еще молния красная нарисована.

– Я тебе говорю, не был я там.

Старк сочувственно поцокал языком.

– А где же ты был?

– Я ведь деревня, – хмуро сказал Пруит. – Годный, необученный.

Старк снова поцокал языком.

– Японский электромассаж – это вещь! Его, думаю, только на Гавайях и делают. Как же это ты оплошал? Нет, Пруит, зря. Много потерял. Пробел в образовании. Кладут тебя на бок, – продолжал он, – потом приходит такая, знаешь, аппетитная японочка и давай тебя утюжить со всех сторон этим их электровибратором. Но лапать японочку нельзя. Они там все голенькие ходят и так голышом с тобой и занимаются. Но чтобы их потрогать, это даже не думай. Там с самого начала все правила объясняют. А если кто не понял, у них на этот случай есть вышибала. Здоровый такой лоб, все приемы дзюдо знает. Как к ним заходишь, они первым делом этого вышибалу показывают.

– Я бы не удержался, – сказал Пруит. – Я люблю, когда можно трогать.

– Я тоже. В этом как раз весь фокус, понимаешь? Хочется, а нельзя. Очень занятно получается. Она вся перед тобой, только руку протяни, а нельзя. Все равно, как у гражданских, когда они порядочных женщин кадрят. Это только япошки могли додуматься.

– И удовольствие небось тоже только япошки получают.

– Не скажи. Мне, например, очень даже нравится. До того заводит, что ты эту японочку прямо сожрать готов. Лично меня очень взбадривает. Я после такого массажа могу любой бордель из строя вывести. Даже когда трезвый. Потому что тут только начинаешь понимать, что такое женщина, пусть она даже шлюха. И вообще натура человеческая понятнее делается.

– Все равно. Мне бы не понравилось, – упрямо сказал Пруит.

– Это ты так, из упрямства. Почем ты знаешь? Мне же понравилось. Почему вдруг тебе не понравится?

– Потому что я люблю, когда можно трогать. И не только трогать.

– Черт! – неожиданно взорвался Старк. – Где эту подлюгу носит? Ушла, и нет ее. – Он повернулся к двери и снова заколотил кулаком. – Эй! Открывай!

Окошко немедленно распахнулось, словно за дверью все это время слушали их разговор, и белая женщина с красивым узким лицом приветливо улыбнулась им.

– А-а, Мейлон! Здравствуйте. – Женщина снова радужно улыбнулась. – Минерва не сказала, что это вы. У вас все хорошо?

– Вот-вот концы отдам, – буркнул Старк. – Открывайте.

– Фу, Мейлон. – Она укоризненно покачала головой. Голос ее звучал ровно, но строго. – Так со мной не разговаривают.

Она держалась с такой светской, почти девичьей недоступностью, что все желания Пруита вдруг куда-то пропали и вместо них осталась пустота – так под февральским солнцем снег внезапно соскальзывает пластом с крыши, обнажая скучные ряды вывесок обанкротившейся за зиму компании. И, как не раз случалось с ним в таких заведениях раньше, он уже готов был уйти домой. Интересно, что сейчас делает Вайолет Огури, подумал он, сейчас, в эту минуту?

– Мать твою за ногу! – разбушевался Старк. – Вы что, боитесь, мы разнесем ваш клоповник?

– Ну что вы! – Женщина улыбнулась. – На этот счет я совершенно спокойна. И прошу вас выбирать выражения, Мейлон.

– Миссис Кипфер, – поняв серьезность ситуации, Старк заговорил с неожиданной трезвой рассудительностью, – миссис Килфер, я вам просто удивляюсь. Я хоть раз приходил сюда крепко поддавшим? Нет, вы скажите честно, я разве такой?

– У меня и в мыслях этого не было, – вежливо соврала миссис Кипфер. – Вы всегда себя ведете как настоящий джентльмен.

– Спасибо, – поблагодарил Старк. – В таком случае, раз мы друг друга поняли, может, вы нас впустите?

– Здесь люди отдыхают, развлекаются, и пьяным тут не место, – упорствовала миссис Кипфер. – Каждое приличное заведение должно думать о своем будущем.

– Миссис Кипфер, мадам, – проникновенно сказал Старк. – Даю вам честное благородное слово. Из-за нас ваше будущее не пострадает.

Миссис Кипфер сдалась.

– Что ж, – улыбнулась она. – Раз вы дали слово, Мейлон, я уверена, вы его сдержите.

Послышался лязг металла, и дверь открылась. Перед Пруитом стояла надменного вида женщина с высокой прической и роскошной фигурой, изящно обтянутой золотистым вечерним платьем с приколотым к плечу букетиком пурпурных орхидей – ни дать ни взять, аристократка, на минутку сошедшая с рекламы столового серебра предложить гостям аперитив. Она улыбнулась Пруиту прощающей улыбкой заботливой матери, и он понял, почему все, кто ходит по борделям, с таким восхищением отзываются о миссис Кипфер. Потому что она держится как истинная леди и умеет всем все прощать.

За его спиной Минерва захлопнула массивную дверь и опустила тяжелый засов.

– Мейлон, я, кажется, не знакома с вашим приятелем, – заметила миссис Кипфер.

– Раньше вы меня иначе принимали, – с упреком сказал Старк. – Что это за порядки такие, чтобы на порог не пускать? Можно подумать, у вас тут подпольный притон, а не лучший бордель в Гонолулу.

– Не стоит грубить из-за пустячного недоразумения, – ледяным тоном сказала миссис Кипфер. – Вы же знаете, я это слово терпеть не могу. А если вы намерены так себя вести и дальше, я, право же, буду вынуждена попросить вас уйти.

Старк набычился и молчал.

– По-моему, вам следует передо мной извиниться, – оказала миссис Кипфер. – Как вы думаете?

– Наверно, следует, – недовольно согласился Старк. – Извините.

– Вы меня до сих пор не познакомили с вашим приятелем.

Старк вежливо представил их друг другу, согнувшись в шутовском поклоне. Он вел себя как вздорный мальчишка, а не как рассерженный взрослый мужчина.

– Очень рада, – оставив без внимания поклон Старка, миссис Кипфер улыбнулась Пруиту. – Знакомство с новыми людьми вашей роты для меня всегда удовольствие.

– Очень приятно познакомиться, – неловкой скороговоркой пробормотал Пруит, недоумевая, где же женщины. От изысканных манер миссис Кипфер ему было не по себе.

– Пожалуй, я буду звать вас Пру. Можно? – Миссис Кипфер улыбнулась и повела их из большой прихожей вправо, через узкий коридор в гостиную.

– Конечно. – Пруит наконец-то увидел женщин, пусть не таких, как он представлял себе на лестнице, но все-таки женщин. – Меня по имени никто и не называет.

В гостиной их было семь. Одна стояла с солдатом у музыкального автомата, две сидели и болтали с матросами. Четыре других были не заняты. Три из них были толстые, похожие одна на другую, мерно жующие резинку коровы в одинаковых коротких платьях – наверняка так и сидят всегда втроем, безразличные, тупые, и только в день солдатской получки, когда бордель осаждают толпы, их, все таких же безразличных, перебрасывают из резерва на передовую. Но четвертая, тоже не занятая, была не похожа на них: хрупкая брюнетка в длинном и явно более дорогом платье, она сидела очень прямо и спокойно, безмятежно положив руки на колени, и Пруит поймал себя на том, что наблюдает именно за ней.