Отпетые мошенники галактики

Признайся, это ты подкопал старый сарай, чтобы он завалился на меня?

Что-то не понравилось мне в тоне Гарри. Конечно, вы скажете, что меня всегда что-то не устраивало в шефе. И на такой вывод вы имеете полное право. Но готов поклясться, проходимец в очередной раз хитрил.

Он хитрил, даже умирая. То есть он хитрил всю свою жизнь и не изменил привычкам даже в последние свои минуты. Что значит старая закваска! Гигант! Человечище! В общем, старая школа! Современной молодёжи у таких учиться и учиться.

Говорю ж вам: таких, как Уорхол, вы ещё не встречали. Ведь именно про них, про таких как Уорхол говорят, что они подметки на ходу режут.

Несомненно, по части полоскания мозгов Гарри уступает только мне. Да и то не всегда и не везде. В общем-то, я не сильно переживал бы, если бы шеф отдал богу душу. Тем не менее, шеф выкарабкался из-под обломков.

Поморгав запорошенными свинцовой крошкой глазами, он просипел:

– Ну, Сэмюэльчик?.. Идёшь ты выполнять задание, в конце концов, или нет?

И только теперь я увидел в сумеречной глубине склада, за грудой наваленных горкой кирпичей чёрные жерла крупнокалиберных дезинтеграторов, этих субатомных пушек.

Целились они прямо в меня, а вернее в самое сердце Хитрого Лиса. И спастись при таком раскладе у Хитрого Лиса шансов было не больше, чем у крысы попавшей в капкан. Сам же Гарри цинично посмеивался, стряхивая с себя свинцовую пыль.

Деться мне было некуда. Тем более, что у несносного Гарри полно и не таких сюрпризов. Всегда что-то припрятано про запас.

Конечно же, Гарри победил меня. Я осознал это и принял как должное.

– Разрешите начать операцию!
– гаркнул я, по уставу вытягиваясь во фрунт.

– Валяй, - негромко и благодушно проворчал Гарри.
– Не скрою, порадовал ты старика. Да-с, порадовал. Хотя, некоторые ошибочки, - Гарри моргнул, - допустил. Гмм… да-а… Но не боги, сынок, горшки обжигают, а такие орлы, как ты. Думаю, у тебя, малыш, всё впереди. С тебя толк выйдет, вот помянешь мое слово, а бестолочь останется.

Облако пыли к этому времени совсем рассеялось. И я обнаружил, что Гарри стоит передо мной при всех своих регалиях. То есть, в парадном мундире с аксельбантами, наградами и, собственно, бантами, какие только поимел за годы безупречной и самоотверженной службы, службы в Лиге по борьбе с галактическим мошенничеством.

Спортивное трико моего недавнего спаррингпартнёра оказалось лишь прикрытием, сброшенным в нужный момент за ненадобностью.

Мне тоже терять было нечего. И, чтобы не ударить лицом в грязь, всё же я агент Лиги, а не какой-то там забулдыга, я рванул за тайное кольцо, спрятанное в самом дальнем уголочке кармана. И в моё спецкимоно по специально встроенным в ткань, микроскопическим трубочкам заструилась сверхтекучая особая жидкость, в считанные мгновения растворившая прочную материю и не оставляя на моём теле и ниточки от верхнего одеяния.

Трубочки и жидкость самоуничтожились через минуту.

А я по прошествии всех этих физико-химических реакций вскоре красовался в вычищенной, отутюженной и тщательно подогнанной форме полковника Лиги.

В общем, потеха начиналась.

– Каким будет задание, генерал?
– поинтересовался я всё тем же молодецким тоном.

– Задание в секретном письме, - сухо, по-военному, впрочем, как и положено, отчеканил генерал.

И протянул вперёд, слабо хрустнувший, пакет. На пакете красовалась надпись: «Не вскрывать ни при каких обстоятельствах, даже под угрозой взбучки. Архисекретно».

Я осторожно взял пакет, вскрыл и, прочитав, написанное на листке бумаги, изжевал листок под одобрительно-отеческим взором генерала. А затем я жадно проглотил листок.

То, что было написано на бумажке из пакета тут же, как и положено, выветрилось из головы Хитрого Лиса. Зато агент на целые сутки вперед обеспечил организм калориями. Ибо питательная энергетическая ценность секретных пакетов общеизвестна. Все шпионы знают это. Потому-то и гоняются за пакетами агенты Лиги.

Через минуту я двигался в одному мне известном направлении.

Видимо, лишь отдавая дань своему воспитанию, я был предельно корректен, вежлив и, вообще, вел себя исключительно по-джентельменски.

Я не стал никого грабить и убивать. Я даже не избил лавочника. Я называл его чуть ли не папочкой, был предупредителен и одаривал старого сквалыгу самыми ласковыми эпитетами, каких только смог наковырять в своей заскорузлой, безнадежно испорченной долгими годами изучения школьных алгебры и геометрии, памяти.

Я неистовствовал в своей утонченной воспитанности. Я просто хамски и нагло её демонстрировал.

Но, чем больше я выказывал светские манеры, тем сильнее портилось настроение у моего подопечного.

К концу нашей весьма содержательной беседы лицо его напоминало свежую побелку и сам он трясся, как осиновый лист перед грозой.

Меня это тронуло, но не остановило.

Я выбрал в лавке все, что могло пригодится в дальнейшей дороге. расплатился чин чинарём, как и положено, по-царски и по справедливости.

Ну, может и словчил на кред-другой. Но только лишь затем, чтобы не терять сноровки. Ну, кто, скажите мне, в нашу эпоху вседозволенности обращает внимание на подобные мелочи?

Сам лавочник, отнюдь не рохля и не простофиля, судя по многочисленным участкам тела замененным на протезы, побывавший в разных переделках, совершенно не знал то ли радоваться ему, то ли стреляться.

Весь ужас старого сквалыги заключался в том, что я оставил в кассе несколько кредов и при этом не спалил лавку и не прихлопнул его самого.

Старый лавочник не понаслышке знал о таком суровом явлении как жизнь и прожив целых тридцать лет в каменных трущобах не был приучен к тому чтобы ему платили за его товар всякие подозрительные типы

Вроде меня.

Он привык к грабежам. То есть к тому, чтобы его грабили. И, если случалось, что его не грабили и не убивали, сие казалось ему противоестественным, потому он нервничал и переживал, справедливо ожидая подвоха и неприятностей еще больших, чем, собственно, сам грабеж и небесной кары.

Для этого лавочника деньги, что я оставил на прилавке, являлись сигналом того, что что-то очень нехорошее замышляется против него. Что-то нехорошее и коварное. О чем, ко всему прочему, красноречиво свидетельствовал весьма и весьма зверский вид Хитрого Лиса, приданный Хитрому Лису загодя гримерами Лиги, настоящими ассами маскировочного дела. Ведь отныне я должен был отрабатывать легенду. А согласно легенде, я – кровавый, беспощадный тип.